Кейд - Чейз Джеймс Хедли - Страница 5

Держась в тени, зашагал по улице с самой большой скоростью, на какую только способны были его слабые ноги. С этой улицы свернул на другую, идущую параллельно центральной. Неоновая надпись «Гараж» привлекла его внимание. Он ускорил шаг и к дверям гаража подошел потный и задыхающийся.

Какой-то толстяк, спокойно привалясь к крылу «Понтиака» и подставив лицо солнечным лучам, покуривал сигару. Он выпрямился, когда Кейд приблизился.

– Я хочу нанять машину, – вместо приветствия произнес Кейд, стараясь говорить ровно.

– Бенсон, – сказал толстяк, протягивая влажную ладонь.

Кейд неохотно пожал ее.

– Так, значит, машину нанять желаете? Нет ничего проще. У нас их полным-полно. А на сколько?

Кейд внезапно вспомнил, что от сотни долларов, выданной Мейтисоном, осталось только восемьдесят и какая-то мелочь. Он пожалел, что так потратился на выпивку, и одновременно испытал сильнейшее желание выпить.

– Только на пару часов, – сказал он, не глядя на толстяка. – Расстояние небольшое – просто не хочу идти пешком в такую жару.

– Двадцать баксов, – живо проговорил Бенсон, – с доплатой, если прокатаетесь больше. Ну и девяносто «зеленых» в залог. Это с возвратом.

Мозги у Кейда варили туго, поэтому он совершил ошибку.

– У меня кредитная карточка от Гертца, – сказал он, извлекая бумажник. – Двадцать плачу наличными, а залог по ней.

И он вручил карточку Бенсону.

Как только толстяк начал читать данные карточки, Кейд сообразил, что сморозил глупость, но было уже поздно. Лицо Бенсона превратилось в уродливую, застывшую маску. Он бросил карточку назад Кейду.

– Я не сдаю автомобилей друзьям черномазых. Вали отсюда!

Кейд повернулся и пошел прочь. Ему хотелось бежать, но он подавил поднимающуюся панику. Свернул на углу налево и вышел в замусоренный переулок, ведущий, как он понял, опять-таки на главную улицу. На одном из домов, примерно в середине переулка, была надпись «Бар Джека». Кейд заставил себя миновать бар, но через несколько шагов остановился. Осмотрелся. Никто за ним не следил.

Кейд колебался. Он знал, чем грозит ему потеря времени, но выпить было просто необходимо. Он далеко не уйдет, если не выпьет. И так уже мышцы ног ныли и болели. Кейд вернулся, толкнул качающуюся дверцу и вошел в довольно грязное заведение.

Внутри никого не было, если не считать бармена-негра, стоявшего очень тихо и со страхом глядящего на Кейда налитыми кровью глазами.

– Не бойтесь меня, – мягко сказал Кейд. – «Белая лошадь» и лед.

Старый негр поставил перед ним бутылку, стакан и чашу со льдом, отошел в самый дальний конец стойки и застыл вполоборота.

После второй порции к Кейду вернулось более-менее нормальное самочувствие. Дыхание выровнялось. Он вслушивался в неестественную тишину, царящую в переулке, и думал о марше протеста.

– Не знаете, где мне взять напрокат машину? – сказал он внезапно. – Мне надо выбраться из города.

Старый негр согнулся, как будто ждал удара.

– Я ничего не знаю об автомобилях, – ответил он, не оборачиваясь.

– Двоих ваших избили до полусмерти, а может быть, и до смерти перед отелем, – сказал Кейд. – Вы слышали об этом?

– Я не слушаю ничего, что мне говорят в этом городе.

– Как вы можете так относиться к своим людям? Я репортер из Нью-Йорка. Мне нужна помощь.

Негр повернулся и долгое время молча глядел на Кейда. Затем осторожно произнес:

– А почем я знаю – может, вы лжете?

Кейд выложил на стойку свою карточку представителя прессы.

– Я не лгу.

Старый негр подошел поближе, извлек из кармана жилета очки в стальной оправе и нацепил на нос. Изучил карточку, затем лицо Кейда.

– Я слышал про вас, – сказал он вдруг. – Они ожидали, что вы примете участие в марше.

– Да. Но меня заперли в отеле. Я только что вырвался.

– Те двое, которые перед отелем… про которых вы говорили… они мертвы.

Кейд с шипением глубоко втянул воздух.

– Точно?

– Да. Вам лучше поскорее убраться отсюда. Если они увидят вас здесь, они и меня убьют.

– Я сделал снимки, – сказал Кейд. – Эти фотографии могут отправить на виселицу пятерых убийц… Вы не одолжите мне машину?

– В этом городе белых людей не вешают.

– Они их повесят, если весь мир увидит эти снимки. Так как насчет машины?

– У меня нет машины.

Резкий звук полицейского свистка, донесшийся снаружи, заставил обоих замереть. Кейд плеснул еще в стакан. Мозг его лихорадочно работал. Он проглотил выпивку и вручил негру пятидолларовую бумажку и свою визитную карточку. Затем извлек из кармана кассету.

– Они могут схватить меня, – сказал он. – Эти снимки не должны попасть в чужие руки. Вы должны переправить их в «Нью-Йорк Сан». Вы понимаете? Да, я знаю: вы – бедный, старый, напуганный человек. Но, по крайней мере, вы можете сделать это для тех двух несчастных, которых сегодня убили. Перешлите пленку и мою карточку в «Нью-Йорк Сан».

Не дожидаясь ответа, Кейд направился к выходу. Толкнув дверцу, он осторожно выглянул наружу.

Полицейские свистки звучали где-то неподалеку, но переулок был по-прежнему пуст. Кейд зашагал к перекрестку. И хотя сердце все так же бешено колотилось в груди, он чувствовал странное возбуждение и одновременно облегчение. Он был уверен, что старый негр сможет переправить снимки Мейтисону. И поэтому не имело значения, что случится лично с ним, с Кейдом. Он свое дело сделал. Кейд чувствовал, что реабилитировался в собственных глазах.

И когда из-за угла вывернули три мужика с дубинками в руках и побежали ему навстречу, он продолжал спокойно идти вперед.

Глава 2

За четырнадцать месяцев до Истонвилла Кейд был в Акапулько, фешенебельном мексиканском курорте, где полно пляжей с прекрасным мягким белым песком. Он делал серию снимков для цветного приложения к «Санди Таймс».

Кейд тогда был на вершине своей блестящей карьеры и целиком на вольных хлебах: сам выбирал себе темы, делал превосходные снимки, которые Сэм Уонд, его нью-йоркский агент, тут же продавал, пополняя банковский счет знаменитого фоторепортера.

Удача не оставляла Кейда: он был известен, богат, здоров. Знакомства с ним искали. Талант служил ему пропуском в любые слои общества. Успех не портил. Конечно же, как у любого творческого человека, у него были и свои слабости. Кейд был экстравагантен, больше, чем следовало бы, налегал на спиртное и страшно обожал общество прелестных дам. Но все это компенсировалось бескорыстием, щедростью и великодушием. Без корней, без семьи, он часто оставался в одиночестве. Простой человек, такой, как все. Только талантливый. Большую часть времени проводил в поездах, самолетах и автомобилях. Весь мир был его мастерской.

Как-то Кейд побывал в Сантьяго, что на озере Атитлан, где запечатлел на пленку сцены жизни индейцев. Это были хорошие снимки. Глядя на них, вы, казалось, чувствовали пыль на своей коже и запах грязи и отчетливо понимали, что вся жизнь индейцев – это непрерывная борьба за выживание.

Кейд решил, что ему нужен контраст, и отправился в Акапулько. (Его талант, в частности, проявлялся и в том, чтобы смешивать уксус с маслом в должной пропорции, но это – к слову.)

Итак, он поехал в Акапулько. Здесь с помощью 20-сантиметрового телевика делал снимки жирных стариков со вздувшимися венами, вульгарных и пышнотелых теток, лежащих на солнечных пляжах, как раздутые трупными газами мертвецы. В Акапулько, как и в других щедрых солнцем местах, было изобилие людей слишком богатых, слишком жирных, напыщенных и совершенно слепых к прекрасному и простому.

Кейд остановился в «Хилтоне». Отослал снимки Сэму Уонду. Он чувствовал обычную опустошенность, которая всегда наступала после трудной, но хорошо проделанной работы. И вот, сидя в шезлонге у бассейна со стаканом текилы в руке, он обдумывал планы на будущее.

Американские туристы, шумные, вульгарные и почти голые, с оглушительным плеском швыряли свои туши в бассейн. Кейд глядел на них пустым взором. Его вгоняла в тоску мысль, как много на свете богатых никчемных стариков и старух.