Смертельный огонь - Кайм Ник - Страница 43

Он говорил о примархе. Неубиваемом примархе, который теперь был уязвим и лежал в саркофаге на борту корабля. Они не знали, куда корабль летит. Они не представляли, зачем он взял такой груз.

Лестигон не любил союзы. Он был пуристом и воплощал в себе все, что это качество подразумевало, но Проповедник доказал, что может быть полезен. Ему даже отводилась важная роль, если слухи с «Некротора» подтвердятся.

— Святилище, значит?

— Да, повелитель, — ответил капитан.

Все еще не удостаивая смертного взглядом, Лестигон обратился к нему.

— Тщеславие Хурука стоило нам корабля, но может дать нам нечто куда более ценное, — размышлял он вслух.

Хурук был старшим офицером на «Некроторе» и командиром большой банды, которую Лестигон подобрал с полей Истваана V. Она состояла в основном из брошенных на планете собак, но Хурук подавал некоторые надежды.

Жаль, что он умер.

К счастью, умер он не зря.

Лестигон улыбнулся и наконец-то отвел взгляд от гололита.

— Вызови Проповедника.

Капитан коротко поклонился и уже хотел передать приказ одному из членов экипажа, когда Лестигон добавил:

— И если ты, Рак, еще раз обратишься ко мне просто по званию, я познакомлю тебя со своим мечом.

Капитан побледнел, а его руки начали трястись, но он тут же унял дрожь.

— Так точно, повелитель. Этого больше не повторится.

Лестигон отвернулся, и с его обожженных радиацией губ сорвался влажный вздох:

— Да.

Боль была постоянным спутником Малига Лестигона с самого рождения.

В младенчестве он заразился истощающей оспой, которая убила бы его, если б не выносливость и желание жить. Будучи неофитом, он потерял несколько пальцев на тренировке и едва не лишился руки, но не позволил этой незначительной травме ему помешать. В армии Мортариона его ждало еще больше боли. В битве против галаспарских орд взрывчатка вырвала у него часть живота и едва не отняла левую ногу, но он, хромая, покинул поле боя. На полях смерти Истваана V выстрел волкита оплавил кожу на половине лица, отчего она теперь выглядела как растаявший воск. Ожоги от радиации, фосфекс, попадание в открытый космос — Лестигон снес все. И выжил.

Уж если кто и был неубиваемым, так это он.

Несмотря на многочисленные повреждения, Малиг Лестигон отказался от аугментики, веря в возможности барбарского организма. Его отказ звучал сипло: во время чистки Истваана III он случайно вдохнул пары прометия и обжег гортань.

Новая битва — новый шрам. Он знал, что это верно для большинства воинов. Но его звезда не спешила восходить; он поднимался по карьерной лестнице благодаря тупой исполнительности и периодической гибели вышестоящих, но сам он свои скромные успехи объяснял одним.

Он умел выживать.

Однако здесь и сейчас появился шанс стать чем-то большим. Оставить след в истории.

«Я стану первым легионером, который убьет примарха».

Мысль о том, что одного из сынов Императора можно убить, витала в воздухе с тех пор, как Фулгрим обезглавил Ферруса Мануса. До этого поворотного момента незыблемо верили, что примархи бессмертны.

Расправа не завершилась после того, как Фулгрим забрал голову Горгона. Обезумевшие воины из восставших армий бросились на Ферруса Мануса, как шакалы. Некоторые пытались взять какой-нибудь трофей, другие просто рубили тело в странном, первобытном оцепенении, которое было самым близким подобием страха, доступным легионеру. Но смертельный удар нанес именно Фулгрим.

Ходили слухи, что череп Ферруса Мануса находился у Хоруса, который восхвалял фениксийца, называя повергателем примарха.

Теперь же у Лестигона был шанс завоевать для себя такой же титул.

Мысль быстро подняла ему настроение. Приз был почти в руках, и он едва не исходил слюной. Даже если Вулкан на самом деле представлял собой труп, Лестигон просто заберет его голову и заявит, что отрезал ее у живого сына Императора.

Лестигон не отличался тщеславием и лишь хотел, чтобы его знамя олицетворяло собой символ победы вместо скопища скверны.

Пока же и его замаранная бело-зеленая броня, покрытая залатанными трещинами от мечей, черными пятнами от лазеров и вмятинами от болтерных снарядов, едва ли могла сойти за доспех победителя.

«Я боевой конь», — думал он, сидя на троне над Раком и прочими членами экипажа. Его побитый шлем с почти выломанной вокс-решеткой лежал рядом и словно наблюдал за смертными, которые занимались своими ничтожными делами. Поскольку Лестигон был командором, ему полагался гребень на шлем, но он отказался от украшения, сочтя его ненужным и зная, что враги отстрелят его при первой же возможности. Зато он носил плащ, который, впрочем, давно изорвался и побурел от грязи, въевшейся за более чем сотню битв.

У его кукри было щербатое лезвие, но тупеть ему Лестигон не давал. Двуствольный болт-пистолет лежал в грубой на вид кобуре, но оружие никогда не заклинивало и, несмотря на потрепанный вид, содержалось в полном порядке.

«Я ничто, пытающееся стать чем-то».

Гололит корабля только что отобразил творца этой цели.

Квор Галлек неритмично мигал, пока мастер авгура не настроил поток, после чего облаченный в рясу Несущий Слово четко вырисовался на мостике.

— Проповедник, ты вообще носишь броню, или она для тебя слишком тяжелая?

Лестигон даже не попытался скрыть презрение.

Квор Галлек даже не попытался на него ответить.

— Они попытаются опять, — проговорил он слегка искаженным из-за помех голосом. — Это единственное, что им остается, — бросить вызов Гибельному шторму и отправиться с Вулканом в варп.

— Ты же утверждал, что нестабильность, которую ты породил, выведет их корабль из строя и отправит мне прямо в руки. Но вместо этого мы смотрим на развалины моего собственного корабля.

Квор Галлек сделал все возможное, чтобы скрыть раздражение от непочтительного обращения к нему Лестигона, словно к подчиненному.

— Она должна была, но я недооценил их стойкость.

— И что теперь?

— Я позволю им войти в шторм глубже — так глубоко, что, когда нерожденные опустошат их корабль, им останется лишь плыть по течению.

Лестигон откинулся на спинку трона и провел закованными в металл пальцами по своему шлему, добавив к многочисленным царапинам еще несколько.

— Твои фанатики слишком полагаются на этих демонов. Насколько ты уверен, что они рабы твоей воли?

— Нас связывают пакты. Нерушимые пакты.

— Готов поспорить, Вороны, Змии и Железный Десятый думали так же, пока на них не начали падать первые бомбы и ножи не вонзились им в спины. Пакты всегда нарушаются. Но у нас с тобой, проповедник, есть взаимопонимание. — Лестигон улыбнулся без малейшего намека на искренность. — Я тебе доверяю. Поэтому ты должен проследить за всем сам.

Квор Галлек замялся, застигнутый словами Лестигона врасплох, но быстро взял себя в руки, и на его лицо наползло выражение неподдельного удовольствия.

— Будет исполнено.

— А шторм? Нам его нечего опасаться, верно, проповедник? — Лестигон подался вперед, словно пытаясь запугать гололитическую версию Квора Галлека и заставить его говорить правду.

— Я проведу нас.

— А примарх, если он действительно на борту…

— Он на борту.

— Если он на борту, — продолжил Лестигон, — его голова моя.

— Мне не нужен труп, кузен, — только осколок камня, который будет торчать из его тела.

Лестигон улыбнулся. Он уже не раз слышал упоминания о наконечнике копья, который Квор Галлек называл фульгуритом, молниевым камнем. Если верить Несущему Слово, в камне заключалась сила, которая сумела убить Вулкана. Лестигон подумывал предать Квора Галлека и заполучить оба трофея — как он выяснил, после первого раза предательство легко входило в привычку, — но темный апостол и его связи с варпом были ему нужны, чтобы в будущем выбраться из шторма.

А потому они заключили сделку. Пакт.

— Ты получишь свой камень, а потом я отправлю пылающий остов корабля в эфир, и наши пути разойдутся.