Космос. Марс (СИ) - Андреев Никита Александрович - Страница 48

Она улыбнулась и кивнула. Молчанов подключил микроскоп к капсуле. Нака заглянула в окуляры. Молчанов тем временем вытер рукавом лицо от грязи, налипшей во время чистки фильтров.

— Они похожи на бонсай, — воскликнула она.

— Карликовые деревья. Хм, отличное сравнение, мне оно не приходило в голову.

— Мама выращивала их в нашем саду. Они были ее сокровищем.

Молчанов покрутил ручку зума и уменьшил масштаб.

— А теперь как шарики воздушные. На веревке, — восхищенно сказала Нака. — Так красиво.

— Когда мы прилетим на Марс, я выпущу эти шарики на волю.

Нака оторвалась от микроскопа и с удивлением посмотрела на Молчанова.

— Под присмотром конечно, — уточнил он. — В изолированном от биосферы Марса месте.

— Может быть Марсианам пригодятся эти карцикулы? Ими можно питаться.

Молчанов представил себя на лекции перед студентами в университете. Том самом, в котором, когда—то работал отец.

— Биосфера любой планеты уникальна. Даже если мы на сто процентов уверены, что планета необитаема, нельзя привносить земную жизнь без тщательной проверки.

— Это же просто грибки. Как они могут быть опасны?

— Для нас они безвредны. Но марсиане живут в других биологических условиях. Их ДНК существенно отличается от нашей. Они подчиняются другим биологическим законам, абсолютно неведомым для нас. Карцикулы могут стать для них смертельным ядом, — Молчанов снял со стены фотографию марсианина. — Часто представляю, как впервые увижу их движения - они определенно должны быть грациознее наших. Услышу их голос. Интересно, как он будет звучать в условиях низкого давления? Возможно марсианская эволюция и вовсе лишила их голосовых связок, и они общаются жестами.

— Или читают мысли?

— А почему бы нет? Наши знания о развитии жизни всегда ограничивались только земной средой обитания. Мы всего лишь набор случайных мутаций. Эволюция миллионы лет приспосабливала нас к земной жизни. Если бы эволюция решила, что для выживания нам нужны крылья, она дала бы нам их, как птицам и никто не удивлялся бы летающим людям. Только представь на что могут быть способны марсиане? На Земле я всегда тянул за ниточки и знал к чему они меня приведут, потому что жизнь взаимосвязана. Но Марс. Я совершенно не знаю, что меня ждет. Я тяну нить вслепую, и это невероятно интересно.

— Ты, как мой папа. Он говорил со студентами также страстно. Никого не замечал вокруг.

Повязка съехала ей на лоб. Она попыталась приподнять ее, но ей не удавалось ухватиться за торчащий краешек. Молчанов помог и закрепил повязку.

— Так—то лучше.

— Спасибо.

Она сняла с пояса фотоаппарат.

— Хочу сфотографировать тебя. Рядом с ними.

— Не стоит. У тебя совсем мало кадров.

— Я хочу.

Молчанов придвинулся к капсуле и положил сверху руку, словно обнимал друга. Нака прицелилась. Щелчок.

— Кажется, я моргнул.

Нака убрала фотоаппарат за пояс.

— Ничего. Я сделаю так, чтобы твои глаза были открыты. Могу даже сменить их цвет.

— На какой?

— Какой захочешь.

— Красный.

Она рассмеялась.

— Лучше оставить как есть. Уже идеально.

Нака приблизилась к стене и рассмотрела фотографии, которые Молчанов перенес из каюты вместе со спальным мешком.

— Это твой папа?

— Да.

Она потянулась к фотографии и за несколько сантиметров от нее остановилась, взглядом спросив у Молчанова разрешения. Он кивнул. Она аккуратно сняла фото и рассмотрела вблизи. Отец запечатлён в лаборатории. Он стоял, облокотившись на стол, скрестив руки перед собой, голова повернута в сторону, рот приоткрыт. В тот он подзывал Андрея к себе, чтобы сфотографироваться вместе. Но Григорий Васильевич, его наставник не дружил с электронной техникой и случайно сделал это фото. Несмотря на то, что через несколько секунд была сделана их совместная фотография, Молчанов любил именно эту. Отец на ней как живой.

— Совсем не похожи, — сказала Нака.

— Я похож на мать. Только подбородок его и волосы.

Нака перевела взгляд с фотографии на Молчанова, затем обратно.

— Твой папа врач?

— Он биолог.

— Как ты?

— Почти.

— Он должно быть гордиться тобой?

— Он умер, много лет назад.

— Прости...

Нака отвернулась и внезапно заплакала. Молчанов обнял ее. Она еще больше разрыдалась. Спустя несколько минут она успокоилась и смогла говорить.

— Когда ты сказал, я снова ощутила ту боль. Она живет тут, в груди. Не могу контролировать. Ты тоже до сих пор чувствуешь?

— Будто это было вчера.

Нака возвратила фото на место. Воцарилась тишина. Лишь только жужжала вновь очищенная вентиляция.

— Мой отец часто приносил домой банки с насекомыми, — рассказывал Молчанов. — Жуки бронзовки, венгерские жужелицы, огромные тараканы—носороги, — Нака вздрогнула, когда Молчанов показал ей размер тараканов—носорогов, вытянув ладонь. — Мама так ругалась. Насекомые жили у нас по много месяцев. Когда они умирали я очень переживал. Тогда я решил, что сам могу не хуже папы искать новых жуков. Я ловил их на улице, выкапывал из—под земли, складывал в банку и приносил домой. Мама наругала меня и заставила выпустить их. Они с отцом сильно повздорили из-за этого. Отец говорил, что ребенку нельзя запрещать быть любознательным. Он говорил — я, как растение, если не поливать, засохну. А потом папа принес мне книгу и сказал, что, если я хочу быть настоящим исследователем, мне не нужно содержать находки дома, я должен составлять каталог. Я зарисовывал туда мух, червяков, жуков, в общем все, что мог найти. Потом отец принес с работы старый микроскоп, ему, кажется, было лет сто. Линзы прошаркались, резкость не настраивалась, а еще от него воняло спиртом. Помню, когда впервые посмотрел в него. Вокруг меня были еще миллионы находок. Уже через год у меня был обширный каталог из нескольких томов. Когда видишь перед собой результаты работы — это непередаваемое чувство гордости. К этому чувству быстро привыкаешь и уже не можешь без него жить. Я мнил себя первооткрывателем, а потом отец сказал, что все организмы в моем каталоге уже давно известны. Я так плакал. Отец обнял меня и сказал –никогда не останавливайся! Он поселил во мне желание — продолжать искать. Повзрослев я решил направить взор в космос. Пока мой внеземной каталог пуст.

— Скоро там появится первая запись, — сказала Нака. — Отец бы гордился сыном.

— Он не узнал, что я пошел по его стопам, — голос его задрожал. — Мы поругались, я сказал, что мне его жизнь не интересна. Я сильно огорчил его.

— Ты не виноват.

— Я не успел попросить у него прощения. Слишком поздно я понял...

Она положила руку ему на грудь.

— Он простил тебя давно. Он все видит.

В ее словах была такая искренность, что Молчанов внезапно ощутил прилив жгучего одиночества. Со смертью отца одиночество стало его вечным спутником. И никто, ни мама, ни Света не могли заполнить его. Смогла только Нака. Они, как два голодных изнеможённых пса, промокших под ливнем обстоятельств, внезапно встретились посредине клетки.

Он поцеловал ее. Она оплела его ногами и прижала к себе. Они парили в воздухе, предаваясь новыми ощущениями, как сплетенные бабочки. Ударялись о стены, сносили с крепежей приборы и инструменты. Те в свою очередь кружили вокруг них, словно спутники.

Когда все закончилось они собирали мусор и швырялись им друг в друга. Молчанов отворачивался, Нака подлетала сзади и целовала ему шею. Его пробивали мурашки. Он пытался поймать ее, но она успевала ускользнуть, переворачиваясь в воздухе подобно прыгунье в воду.

Ночью они договорились встретиться снова. Закутавшись в одеяло, в полной темноте они летали, прижавшись друг к другу, и разговаривали обо всем.

— Командир закрыл доступ в программу главного компьютера. Он мне не доверяет.

— Возможно он хочет проверить все ли в порядке после случившегося.

— Меня все ненавидят.

— Это не так, — сказал Молчанов.

— Я чуть не убила вас.

— Ты загладила вину сполна. Все это понимают.