Люди vs Боты (СИ) - Комаров Александр Анатольевич - Страница 22

Красная площадь, почему-то ночью, пересечение двойной сплошной. Ночевка у подруг, Тверская, третье и Садовое кольца. Необъяснимый и трудно передаваемый кураж от полного ощущения собственно свободы…. а потом беседы в парке, где с начала прошлого футбольного сезона деньги оказались бессильными. Поиск абсолюта и шампанское.

Это самый любимый сон Художника-Сереги о последних месяцах пребывания на Родине.

Глава 16. Художник. Проверка на…

Собеседование было пройдено "на ура" и он получил желанную работу. Правда, никакие тесты с ним проводить не спешили и никаких серьезных разговоров тоже не начинали. Сперва это его настораживало, а через несколько дней, когда один из его русских соседей, Александр, неожиданно уехал в странного рода "командировку", Художник забеспокоился, словно синичка, влетевшая в открытую форточку лоджии.

На следующий день, после того как Александр, Мэтью и Род уехали, Художник сидел на шезлонге перед столовой и в полглаза рассматривал спасателей и купающихся перед ними детишек. Рядом с ним на таком же стуле раскачивался Ваня.

— Хорошо…, - сказал парень, — а природа у них напоминает наш юг, типа Геленджик.

— Не знаю, — промычал Художник и прикрыл глаза.

Солнце своими лучами выдавливало пот на обнаженных телах парней.

— Интересно, а Саня, когда вернется, расскажет куда ездил? — спросил Ваня.

— А разве Мэтью не сказал, что они, дескать, едут за одной русской девочкой, потому что ее надо забрать из Нью-Йорка, — Художник прикинулся простаком.

Ваня прыснул, чем окончательно продал все свои мысли.

— Да ну, не бывает такого, что девочка летит в Штаты, прилетает в Нью Йорк, и у нее нет возможности добраться до лагеря.

— Мэтью же сказал, что ее обокрали или что-то в этом роде, я не очень хорошо понял.

— Ну не знаю, — покачал головой Ваня, — тогда этим должен был обеспокоиться оператор, через которого она устраивала всю поездку, как ни крути!

— Ладно, они вроде завтра-послезавтра возвращаются, все узнаем.

Мимо их шезлонгов пробежали пять кемперов, а следом вожатый Хит. Он вскинул вверх руку и крикнул русским: "Как вы поделываете?"

— Поделываем отлично, — ответил Художник, а его сосед лишь кивнул в ответ.

— Ох уже мне эти приветствия по десять раз на день, — пожаловался Ваня, когда Хит со своей мелюзгой скрылся за углом столовой.

— Ничего, привыкнешь скоро, я первый месяц тоже ходил отплевывался… хотя в большом городе с этим попроще… да, каждый продавец или охранник в магазине поинтересуется как твое "ничего", но прохожие на улице к тебе равнодушны. А у вас тут, в провинции, из каждой машины тебе рукой машут. Зачем, спрашивается?

— Просто так, лицемерят типа…, - скривился в ухмылке Ваня.

Художник покачал головой.

— Не уверен. Тут, думаю, другое. С одной стороны, они так воспитаны, взращены, так сказать, в этой атмосфере доброжелательности и изобилия. А с другой стороны… это не так уж и плохо здороваться со всеми или интересоваться, как у кого дела. Если твоя жизнь вполне ничего, то почему бы не помочь другому… Я, когда еще в Раши был, слышал такое выражение: "Добился сам, добей друга".

Сзади послышались шаги, оба русских лениво обернулись. Это был Дерелл. Невысокий, худощавый чернокожий парень, выглядевший лет на восемнадцать-двадцать. Он работал вместе с ними на кухне, только не посудомойщиком, а помощником кука. Как рассказывали Художнику, именно Дерелл первый пошел на контакт с русскими. Конечно, в первые дни все они были представлены друг другу, но потом неделю или даже две, черные и русские присматривались, по возможности, перекидываясь словами. И вот однажды, когда белые закончили свою послеобеденную смену, Дерелл и его друг Блейк, высокий, крупный парень с дредами на голове, заговорили с ними. Началось все довольно стандартно, выясняли кто откуда и где учится, еще раз повторили имена друг друга, потому что за один раз запомнить всех просто невозможно. Русские же, вообще растерялись, когда их представляли чернокожим коллегам, они больше заботились о том, как бы не произнести вслух слово "негр", нежели о том, каким набором звуков стоит обращаться к тому или иному чернокожему.

Поболтав с десять минут и переборов стеснение, обе стороны обнаружили, что не так уж сильно они отличаются друг от друга. На этом разговор представителей двух некогда враждующих между собой стран кончился, и началась нормальная беседа между сверстниками. Хотя оказалось, что выглядевший постарше Блейк, на самом деле имеет всего лишь девятнадцать Marry Christmasов за плечами, а Дерелл же напротив, выглядит гораздо моложе своих двадцати восьми лет.

Как носители языка, на котором происходило общение, чернокожие вели беседу. Переглядываясь и без конца ослепительно улыбаясь, прямо как в кино, они перескакивали с одной темы на другую, пока, наконец, не добрались до ругательств и прочего сленга. Притащив с темной кухни листочек и карандаш, они принялись озвучивать и записывать слова и выражения, не все из которых можно было встретить даже в самом нецензурном рэйперском тексте. Правда, были там и вполне приличные, вроде "pop the color" или "brush your sholders off", что означало — "круто выглядишь" или "прикид кайфовый". Можно было одним выражением отвечать на другое, то есть если тебе сделали комплимент, то и ты можешь отплатить такой же любезностью. Из того, что поинтереснее, но более или менее цензурное, можно было отметить "hey", слово, произносимое как приветствие, но означавшее всем известный "blow-job".

Конечно же, русские обучили их своим словцам и выражениям, а так же поговоркам, отражающим менталитет…, например, на "сделал дело — бабу с воза" черные ответили более мирным "dont hate the player, hate the game", что дословно означает, "не ненавидь игрока, ненавидь игру". К выражению был дан комментарий, дескать, применять надо, когда ты с чужой девушкой, а ее парень хочет намылить тебе очко. Тут же была рассказана история, где Дерелл на своей машине катал одну из таких "чужих" девушек, а им в левое крыло, на скорости шестьдесят миль в час, влетел ее настоящий boyfriend. Сделав несколько кульбитов, словно дельфины на выступлении, горе-любовники оказались в весьма неприятном положении. И если продолжить проводить аналогию с дельфинами, то в своем перекореженном автомобиле Дерелл был уязвим, как объевшийся рыбой дельфинчик, неспособный даже выпрыгнуть из воды, перед лицом надвигающийся на него стаи акул.

Парень шел по пирсу, лениво переставляя худые ноги в просторных и чуть спущенных шортах.

— Whats up! — крикнул он. — Че, мол, как?

— Че как! — ответил Художник.

— Кайфуете.

— Угу.

— Это хорошо, это хорошо, — покивал головой Дерелл.

— А у тебя перерыв? — спросил Художник.

— Да, Фидейл отпустил ненадолго.

Фидейл был вторым главным куком в лагере после Гая. Все русские долгое время называли его Фиделем, пока им не подсказали, что они слегка ошибаются.

Дерелл еще немного посмотрел на парней в ожидании, но те оба молчали. Тогда он достал из заднего кармана сложенный вчетверо листок клетчатой бумаги, ручку и уселся за один из деревянных столиков на самом краю пирса.

— Что он делает? — спросил Художник у Вани.

— Ну, пишет что-то.

— Вижу, что пишет, а что именно?

— Да не знаю я, какая разница? — резко ответил Ваня.

— Ну, брат, не сердись, я спросил, потому что интересно мне разное творчество, — нарочито спокойно сказал Художник.

Ваня пристально посмотрел ему в лицо, нахмурился то ли от солнца, то ли от какой-то своей мысли, и отвернулся.

Несколько минут все молчали, лишь визги купающихся детей нарушали тишину.

— Эй, парни! — крикнул Дерелл.

Русские лениво посмотрели в его сторону. Солнце уже изрядно напекло их непокрытые головы.