Пока дремлют аспиды (СИ) - Петрук Вера - Страница 57

– Это правда? – спросила Ламия в изумлении.

– Что именно? – не понял Крон. – Я сочинил эту историю три дня назад, и, если она кажется тебе правдивой, я безумно рад.

– Насчет жены, которая умерла?

– Ты не спросила меня о том, что должно на самом деле случиться, когда я спущусь в гробницу вместе с Безликим, – не моргнув глазом, перевел тему маг. – Я убью его там, съем сердце Вальдемара, а потом заберу тебя с бала. Этот шаг будет для тебя самым приятным, Мия. Я обещаю.

Девушка молчала, переминаясь с ноги на ногу.

– Крон, – наконец, выдавила она. – Я обязательно должна идти на тот бал?

Можно было не спрашивать. Если она не хочет, чтобы ее продали пиратам, и чтобы Крон потом не отвлекался на ее освобождение, идти придеться.

– Что не так? Я же говорю, план дыряв, и будет много неожиданностей, но после болот ты умеешь все.

– Я не умею танцевать ваши танцы, – выпалила девушка, перебив мага.

– Да, плохо дело, – согласился Крон, и его глаза впервые за много дней искренне улыбались. – Я бы с удовольствием научил тебя всем танцам мира, но сейчас нам придется импровизировать. Скажем, что у тебя болит нога, и ты не танцуешь. На языке Сияющих это означает, что дама в интересном положении. Сегодня у беременных дам господствует мнение, что танцы вредны для ребенка, поэтому ты не будешь выделяться. А теперь возвращайся в карету и постарайся немного отдохнуть, этой ночью поспать вряд ли получится. До заката еще часа три, я тебя разбужу.

И Крон стер пальцем грязь с камня, показывая, что разговор закончен.

К карете Ламия шла с тяжелыми думами. Она не верила никому. Ни Безликому с его сладкими речами и заботливым обхождением, ни Крону, который всегда был только за себя. Что же ей делать? Больше всего Ламии хотелось убежать обратно в родную деревню, поселиться на окраине и научиться жить с тем, что ее никто не помнит. Меньше всего ей хотелось идти на бал. Слишком свежи были воспоминания о том сне, где она стояла в грязном красном платье перед королевой Селеной. Такие сны приходят не случайно.

– Погадать тебе, девица? – вдруг проскрипела Тарсильда у нее над ухом, когда Ламия забралась в карету. Девушка поглядела на старуху, потом на разбойников у костра, затем на Доминика, оживленно беседующего с Кроном, и неожиданно для себя кивнула.

Если все шло к концу, то почему бы и не погадать? Правила существуют, чтобы их нарушали, даже если эти правила ты выбрала для себя сама.

Ей на колени тут же легли три цветные замусоленные карточки, к которым старуха стала добавлять другие карты, то подкладывая их сверху, то подсовывая под низ. В действиях Тарсильды не было никакой логики, как, впрочем, и в любом гадании. Здесь нужно было верить, а вот с верой-то у Ламии были проблемы.

– Тебя предаст твой принц, – наконец, торжественно изрекла гадалка и нахмурилась. – Но я еще вижу большую любовь, и счастье, и радость. Но предательство все перекрывает. Нет, нужно бросить карты заново.

«Тоже мне новость сказала», – подумала Ламия и, покачав головой, отстранила от себя старуху. Для того чтобы поведать последние дни ее общения с Кроном, карты были не нужны. По лучшему сценарию маг добьется своего, получит великую силу, одолеет Кормака, спасет Альцирон, а потом предаст ее забвению. И Ламия, забыв обо всех злоключениях, вернется в Яников Светоч, где будет счастлива, и радостна, и возможно, встретит новую любовь, которая, конечно, будет только слабой тенью того огромного чувства, которое грело ее сердце с тех пор, как она увидела Крона.

ГЛАВА 22. Бал

– Крон всегда был умненьким, – прошептал ей на ухо Кормак. – Так замечательно с зеркалом придумал, я бы лучше не изобрел. И как только у него голова работает?

Ламия попробовала открыть глаза, но ей тут же прикрыли веки прохладными ладонями. Спасибо, что не щупальцами.

– Твой друг хорошо скрылся от меня, – затылок Ламии обдало горячим дыханием зверя, – и тебя спрятал. Мои слуги нигде вас найти не могут. Что же делать, подумал я, досматривая тысячный сон про прекрасную девушку с белыми волосами. Крон скоро проиграет, а вот с тобой не ясно. Тебе решать – будешь ли ты страдать вместе с ним или откроешь для себя новую дверь. Я бы на твоем месте открыл. Впрочем, ты мне нравишься, поэтому я сделаю выбор за тебя. Когда придешь на бал, покажи мне Крона в любом зеркале, и я подарю тебе жизнь. И счастье. И все, что ты хотела попросить у своего друга. Даже любовь могу тебе подарить. Станешь моей тысяча тридцать второй женой. Между прочим, я каждую люблю. Покажи мне Крона в зеркале! Покажи!

Ламию отчаянно затрясли за плечи, а в голове возник совсем другой голос:

– Ты чего? Весь день же спала! – возмущенно прошипел Доминик. – Давай просыпайся, нас зовут.

Ламия открыла глаза и заморгала от яркого света, льющегося из сотен люстр и подсвечников. Она сидела на резной кушетке, привалившись спиной к гобелену, а вор в ярко красном камзоле и причудливой маске павлина тормошил ее за рукав. Крон, разодетый, как король, разговаривал с парой Сияющих, наряженных ему под стать. Здесь, среди себе подобных, маг чувствовал себя дома – об этом говорили и плавные, неторопливые движения, и уверенный взгляд, и расслабленное выражение лица. Крон был не гостем на этом празднике с цветочным поводом, он был хозяином. И еще он снова перекрасил волосы в черный цвет и заплел их в косу, отчего вид у него был одновременно галантный и воинственный. Вокруг Крона роем увивались дамы, которых еще не пригласили в зал, и Ламия, подавив укол ревности, пощипала себя за щеки. И, действительно, как можно было заснуть у дверей бального зала?

– Прости, – пролепетала она, принимая руку Доминика, чтобы подняться. Без его помощи это было бы затруднительно, и Ламия со страхом ждала момента, когда останется одна. Костюм Сияющей был наполнен таким количеством хитроумных дамских штучек, что девушка опасалась дышать полной грудью, как бы чего не выскочило и не вылезло. Ее упаковывали, как рыцаря перед битвой – в три пары рук. Доминик, Крон и старая Тарсильда взмокли, пытаясь научить ее правильно держать спину, не прижимать к бокам руки и не делать широкие шаги. А когда на Ламии затянули настоящий корсет, то она поверила, что если когда-нибудь и переродиться в даму из Сияющих, то только по причине больших грехов. Высокие каблуки выглядели, как орудие пыток, и в конце концов, от них отказались, скрыв «неприличный» низкий каблук дополнительными юбками. Но хуже всего обстояло дело с руками. Ими ничего нельзя было трогать – нельзя было чесать голову, потому что там возвышалась сложнейшая прическа, за которую Доминик заплатил приглашенной мастерице золотом, нельзя было трогать лицо, которое не чувствовалось под слоем косметики, нельзя было прижимать руки к бокам или соединять их на груди, чтобы не помять банты и тонкое, нежное кружево платья.

Рассматривая себя в зеркальной колонне зала для ожиданий, Ламия была готова поклясться, что никогда в жизни не позволит больше так над собой издеваться. В отражении на нее смотрела красивая, молодая женщина, которая, похоже, нравилась всем, кроме нее самой. Ламия не раз ловила восхищенные взгляды мужчин и одобрительные или неприязненные – женщин. Доминик без конца сыпал комплиментами по поводу ее фигуры, цвета лица, огромных глаз, а вот Крон смотрел на нее равнодушно, за что Ламия была ему благодарна. В чужом мире Сияющих ей было жизненно важно уцепиться за что-то старое, чтобы не утонуть в незнакомых волнах. Их отношения с Кроном не изменились, и сейчас это было хорошо.