Пока дремлют аспиды (СИ) - Петрук Вера - Страница 47

Крона она отвязывала бесконечно долго. С трудом забравшись на кострище, Ламия не удержалась от слез и, рухнув у ног сожженного мага, ревела, пока ее не одолела икота. Так, икая, дрожа зубами от холода и страха, кряхтя от тяжести, потому как мертвый Крон весил немерено, она каким-то чудесным образом все-таки сумела забраться на повозку со своей ношей, с которой рядом без сил и повалилась. Провалявшись под дождем еще какое-то время, Ламия догадалась ощупать тело и обнаружила, что у трупа отломилась ступня. Пришлось спускаться и ползать в грязи на коленках в поисках потерянной части. Еще четверть часа ушла на то, чтобы эту ступню привязать.

Освободить от шеста вампира оказалось легче. Во-первых, Ламия не церемонилась и просто отломала привязанные руки, ноги и часть крыла, которое мешало и цеплялось за каждый выступ. К тому же, труп слуги Кормака был легким, словно из него выпарилась вся влага. Закинув его в телегу рядом с Кроном, Ламия глубоко пожалела, что у нее нет света посмотреть, не похож ли вампир на Золтана. Она бы очень хотела, чтобы тварь оказалась именно им.

Когда девушка выехала из деревни, было далеко за полночь. К счастью, дождь стал стихать, успокоилась и гнедая, узнав знакомую дорогу. Ламия не мешала лошади, позволив той трусить самой, сама же занялась разглядыванием черных силуэтов по сторонам, выискивая лес с болотиной. Сенка рассказывала, что поворот к болотам начинался от дальнего колодца, где деревня брала питьевую воду. Поэтому, когда гнедая привезла ее прямо к колодезному срубу, Ламия посчитала это великой удачей. Ведь она даже не была уверена, что едет в правильную сторону. В темноте, что обратная дорога в Хартум, что дорога в соседнее селение выглядели одинаково.

У колодца Ламия остановилась еще раз. То ли ее сердце, пообщавшись с Кроном, стало совсем черным, то ли селяне пробудили в ней незнакомую ранее кровь злобных предков, но, подойдя и заглянув в колодец, девушка от души плюнула в него, пожалев воде стать отравой. Впрочем, добрые духи, охранявшие Лихую Козульку, попытались наказать ее, так как бревенчатая стенка колодца, о которую она оперлась, вдруг подломилась и рухнула внутрь, едва не утащив девушку с собой. Ламия успела зацепиться за куст ежевики, росшей поблизости, поэтому соскользнула в колодец лишь наполовину. Выбралась она с окровавленными руками и чувством, что за ней наблюдают. Впрочем, Ламия этого ждала.

На болотную тропу лошадь свернула неохотно, норовя то и дело повернуть обратно, на знакомую дорогу. В конце концов, девушке пришлось слезть и, взяв гнедую под узды, пойти первой. Это было разумно, так как вода под ногами хлюпала все сильнее, и Ламия надеялась только на то, что сумеет пройти как можно дальше, лишь бы не тащить на себе Крона с вампиром. Как делать волокуши в такой темноте, было непонятно.

Телега увязла одновременно с Ламией. Девушка провалилась по колени, и гнедая вырвала узду из ее рук, радуясь долгожданной свободе. Впрочем, убежать животинка не смогла, так как колесо залипло по самую ось. Пришлось кобыле дожидаться, пока Ламия, как червяк, выберется из трясины.

Прижавшись к морде лошади, девушка тяжело дышала, уговаривая себя обернуться и посмотреть на то, что вылезло вслед за ней из грязи. Тварь едва не схватила ее за ногу, в последний момент клацнув когтями в воздухе. Трясина слегка светилась, и в бледных отсветах Ламия разглядела раздутое белесое пузо и красный рот с белыми осколками зубов. Ей отчаянно захотелось, чтобы Крон оказался сейчас рядом и с умным видом объяснил, чем трупный вампир отличается от обычного упыря. Она бы послушала, возможно даже, посмеялась, а потом забралась в телегу и спряталась в сене, предоставив магу делать свою работу.

Но Крон валялся мокрой головешкой в повозке, а вокруг не было ни одного ведьмака, который мог бы ей помочь. «Давай сама, детка», – говорила мать, посылая ее с корзиной грязного белья к ледяной проруби. Когда Ламия была маленькой, они с матерью ходили стирать вместе, но, когда Ламии исполнилось девять лет, стирка стала только ее обязанностью. Особенно она ненавидела стирать зимой. «Ты уже большая девочка, все сама умеешь», – снова прозвучал в голове голос матери, и Ламия, наконец, решилась.

– У меня подарок для королевы Василики, – сказала девушка, оборачиваясь. Это было вовремя, потому что вампир выбрался из трясины и теперь находился в шаге от нее, осторожно подкрадываясь. Его пузо волочилось по земле жирным фартуком, закрывая ноги, потоки слизи обволакивали толстые складки кожи, рваная рана на шее, стянутая грубыми нитками, сочилась гноем. Ламия впервые пожалела, что глухая темнота, которая сопровождала ее в деревне, пропала, позволяя видеть такие мелочи.

– Отведи меня к госпоже, будь хорошим мальчиком, – она вдруг почувствовала, что страх лопнул, словно давно копившийся гнойник. Рана будет еще болеть, но непременно заживет. Стоя по колено в грязи и глядя в лицо озадаченной твари, девушка поняла: все получится. Оттого улыбка получилась естественной и почти искренней.

Какую-то секунду упырь колебался, но вот его гниющее тело начало разворачиваться к ней спиной, а когтистая лапа повернулась ладонью вверх. Может, нечистая сила и жила по своим законам, но жесты у них были человеческие. Ламию приглашали.

ГЛАВА 18. Болотная королева

На болотах стоял терпкий запах разложения и гниющей растительности. Тяжелые испарения поднимались белесыми туманами, которые путались в корявых ветках низкорослых деревьев и застилали ночное небо. Загадочные огни мелькали из-под замшелых коряг, подмигивали в дуплах старых осин, расцветали ковром на болотной ряске. В мире трясины царствовали вечная темнота, духота и сырость. Казалось, что, если даже в остальном мире будет ярко светить солнце, здесь все останется по-прежнему.

Шагая по колено в грязи вслед за жирным вампиром, Ламия не могла избавиться от чувства, что вокруг ее ног текла не болотная жижа, а магия. После знакомства с Кроном, а особенно после того, как заклинание Четырех Шагов, соединило их чувства, она остро ощущала магию повсюду – в старом деревенском колодце, в тропе, ведущей к болотам, в упыре, медленно бредущим впереди, в двух вампирах похудее, которые шли сзади и волокли обгоревшие трупы Крона и безымянного слуги Кормака. Гнедая не выжила. Ее убили сразу, не спрашивая Ламию. Видимо, приняли за подношение. Девушка не отвернулась, когда болотные упыри разорвали лошадь на части и жадно присосались к кровавым кускам. Все, что она могла сделать для коняги – смотреть на ее смерть. Теперь в братской могиле тех, кто пожертвовал собой ради дела Крона, была еще и лошадь. Крист, Анонга, гнедая и множество неизвестных фигур, которые попали под серп заклинания и месть Кормака.

У Ламии не было плана, она шла, повинуясь интуиции и тайному зову, который вел ее с тех пор, как она встретила Крона. Было страшно. Пока ей поверили, но до красноречия и убедительности первого мага Альцирона Ламии было далеко.

Стараясь не клацать зубами от ужаса и холода, девушка пересказала встретившему ее упырю сказку, которую придумала на чердаке церкви. Мол, она всегда мечтала стать вампиром, и приехала к болотам из Хартума, чтобы поклониться древней королеве. Ламия заявила, что хочет принять укус только от Василики и поэтому привезла для повелительницы подарки: сожженного короля вампиров из соседней деревни и ведьмака, который его убил. Ведьмаку не повезло, его обвинили в сговоре с нечистыми и тоже сожгли. Ламия же, не будь дурой, привезла оба трупа Василике, чтобы вместе с ней порадоваться тому, что вампирьего короля, покушавшегося на болотное царство, больше нет. Легенда была дырявой и шита хилыми нитями, но упырь с жирным брюхом-фартуком ей поверил. И даже позвал товарищей, чтобы они помогли нести трупы. Осталось, чтобы в это вранье поверила Василика. И в этом-то Ламия сомневалась.