Гроб из Гонконга - Чейз Джеймс Хедли - Страница 2

Я вернулся к машине несколько растерянным. Оказывается, как только муж уехал на аэродром, жена сбежала из дома. Мне оставалось только сидеть и ждать ее. И я решил ждать, поскольку триста долларов взывали к моей совести.

Около трех часов я неожиданно уснул. Разбудили меня первые лучи солнца, пробившиеся сквозь ветровое стекло машины. Шея затекла, спину ломило и, кроме того, я понимал, что провинился, проспав три часа. Вверх по дороге поднимался грузовик, развозящий молоко. Молочник останавливался перед каждым бунгало и относил к крыльцу бутылки. Он пропустил дом 33 и остановился возле дома 35. Когда он отошел от крыльца, я направился к нему. Он вопросительно посмотрел на меня, сжимая в руке корзину с бутылками.

– Вы пропустили 33-й, – сказал я.

Он удивительно поднял брови.

– Хозяева в отъезде, – сказал он. – А какое вам до этого дело?

Я понял, что с подобным типом нужно быть откровенным – он вполне мог вызвать полицию. Поэтому я без лишних слов протянул удостоверение. Он внимательно прочел его, присвистнул и вернул мне.

– Вы не обслуживаете 33-й? – повторил я.

– Обслуживаю, но они на месяц уехали.

– Кто они?

Некоторое время он раздумывал.

– Семья Майерс.

– Мне показалось, что теперь здесь живут Хардвики.

Молочник поставил корзину на землю и сдвинул шляпу на затылок.

– В настоящее время здесь никто не живет, – ответил он, почесывая лоб. – Иначе я бы знал об этом. Людям ведь нужно молоко, а доставляю его сюда только я.

– Понятно, – сказал я, хотя, откровенно говоря, ничего не понимал. – Вы не думаете, что они могли сдать дом кому-нибудь в аренду?

– Я обслуживаю мистера Майерса уже в течение восьми лет, и за это время он никогда и никому не сдавал дом. Он всегда уезжает в это время в отпуск.

Молочник поднял корзину, и я понял, что разговор со мной ему порядком надоел.

– Вы не знаете здесь Джона Хардвика? – спросил я без особой надежды.

– Такого здесь нет. Иначе я бы знал. – Кивнув мне, он сел в грузовик и поехал к дому 37.

Моей первой мыслью было проверить адрес: может, я что-то перепутал. Но я хорошо знал, что это невозможно. Хардвик ясно назвал адрес и даже написал на карточке. Выходит, мне заплатили триста долларов за ночное дежурство у пустого бунгало? Может быть, молочник ошибается, и в доме все же кто-то есть? Я вернулся к дому 33 и снова открыл ворота. Мне не понадобилось заходить внутрь, чтобы убедиться, что дом пуст… У бунгало был нежилой вид. У меня появилось неприятное чувство. Не собирался ли этот таинственный Хардвик убрать меня с дороги на эту ночь? Трудно поверить, чтобы человек, находящийся в здравом уме, мог выбросить триста долларов только за то, чтобы убрать меня на двенадцать часов. Я ведь не какая-то там важная персона. Эта мысль не давала мне покоя.

Внезапно мне захотелось побыстрее попасть в свою контору. Это в данный момент было важнее, чем душ и бритье.

Я сел в машину и поехал в город. Уличное движение еще не было интенсивным, и я добрался до конторы за несколько минут.

Швейцар подметал пол, что-то ворча себе под нос. Он бросил на меня тупой взгляд и отвернулся. Этот человек ненавидел всех, включая и себя самого. Я поднялся на четвертый этаж и быстро прошел по коридору к знакомой двери, на которой черными облупившимися буквами было написано: «Нельсон Райан, частный детектив». Я достал ключ, но почему-то не вставил в замок, а взялся за ручку и повернул ее.

Дверь была не заперта, хотя накануне вечером я запирал ее. Я осторожно отворил дверь и заглянул в небольшую прихожую, где стояли стол с растрепанными журналами и четыре расшатанных стула.

Внутренняя дверь, ведущая в мой кабинет, была приоткрыта!

Перед уходом я ее запер…

Неприятное чувство снова охватило меня. Подойдя к двери, я распахнул ее настежь. Лицом ко мне в кресле для клиентов сидела хорошенькая китаянка в зеленом с серебром «чунгазане» с разрезами по бокам, обнажавшими красивые ноги. У девушки был спокойный, безмятежный вид. Судя по небольшому пятнышку на левой груди, ее застрелили быстро и профессионально. Так быстро, что она даже не успела испугаться. Кто бы это ни сделал – чистая работа. Я осторожно коснулся ее лица. По-видимому, она умерла несколько часов назад.

Глубоко вздохнув, я взялся за телефонную трубку и набрал номер полиции.

В ожидании полиции я постарался лучше рассмотреть свою посетительницу. Молодая, года 23–24, в дорогом платье, тонких нейлоновых чулках и модных туфлях. Как я уже заметил, ноги у нее были безупречные. Я не мог узнать ее имя, так как у нее не было сумочки. Вероятно, ее забрал убийца. Такая женщина, как она, вряд ли вышла бы на улицу без сумочки.

Минут через десять после моего звонка полицейские слетелись ко мне в контору, как пчелы на мед. Последним прибыл детектив-лейтенант Том Ретник. Мне пришлось как следует познакомиться с ним за последние четыре года. Это был низкорослый, щегольски одетый тип с мелкими лисьими чертами лица. На своем посту он держался только потому, что ему посчастливилось жениться на сестре мэра. Как полицейский офицер он приносил пользы не больше, чем дырка в ведре. К счастью, со времени его назначения на пост в Пасадена-сити не произошло ни единого мало-мальски серьезного преступления. Это было первое убийство с тех пор, как он из сержанта-писаря сделался лейтенантом. Ретник влетел в мою комнату в сопровождении своего оруженосца, сержанта Палски, с очень уверенным видом, хотя все знали, что ему не хватает мозгов и для решения детского кроссворда.

Сержант Палски был огромным детиной с красным мясистым лицом и здоровенными кулаками, так и норовившими войти в соприкосновение с чьей-нибудь физиономией. Мозгов у него было еще меньше, чем у Ретника, но их нехватку он компенсировал вышеупомянутыми кулаками.

Ни тот ни другой даже не взглянули на меня. Они прошли в кабинет и долго глазели на убитую. Потом Палски стал осматривать место происшествия, а Ретник подошел ко мне. Вид у него стал еще более уверенным.

– Ну, сыщик, рассказывай, как было дело, – сказал он, усаживаясь на стол и покачивая начищенными до блеска ботинками. – Это твоя клиентка?

– Я понятия не имею, кто она такая и что здесь делала, – ответил я. – Я нашел ее в своем кабинете сегодня утром.

Ретник жевал сигару, пристально уставившись на меня. Он считал, что полицейские именно так должны пялиться на подозреваемых.

– Ты всегда открываешь контору так рано?

Я рассказал ему все без утайки.

Закончив дела в кабинете, Палски вышел к нам и, подперев дверь могучим плечом, тоже стал слушать мой рассказ.

– …Поняв, что бунгало пустует, я приехал сюда, – закончил я. – Я предполагал, что тут какой-то подвох, но такого, признаться, не ожидал.

– Где ее сумка? – спросил Ретник.

– Не знаю. Должно быть, убийца прихватил с собой.

Ретник почесал щеку, вынул сигару изо рта, посмотрел на нее и снова засунул в рот.

– Что было в сумке? Признайся, ведь это ты убил ее? – спросил он.

Ничего другого я от Ретника не ожидал. Вызывая полицию, я был уверен, что стану подозреваемым номер один.

– Даже если бы у китаянки в сумочке был бриллиант «Кохинор», я не стал бы убивать ее здесь, – терпеливо сказал я. – Я выследил бы, где она живет, и убил бы ее там.

– Что она здесь делала и как сюда попала?

– Думаю, у этой женщины было ко мне дело. Парень, назвавшийся Джоном Хардвиком, не хотел, чтобы наше свидание состоялось. Почему он этого не хотел, я могу только предполагать. По-моему, Хардвик отправил меня сторожить пустой дом, чтобы под благовидным предлогом убрать отсюда. Скорее всего он ожидал ее здесь. Замки на дверях конторы простые, и ему не составило труда открыть их. Вероятно, когда она вошла, он сидел за моим столом. Судя по ее спокойному виду, она не знала, кто этот парень, и приняла его за меня. После того, как она рассказала ему все, он застрелил ее. Она даже не успела испугаться.

Ретник посмотрел на Палски.