Национальная идея и адмирал Колчак - Хандорин Владимир Геннадьевич - Страница 29

IX партсъезд также выдвинул из среды своих делегатов кандидатов на выборы в Учредительное собрание: от Сибири ими стали Н. Волков, С. Востротин, Е. Зубашев и В. Пепеляев.[390]

Кадеты стали инициаторами созыва Государственного совещания в Москве в августе 1917 г. Но итоги совещания, закрывшегося 15 августа, не удовлетворили ни левых, ни правых. По факту оно окончилось ничем: каждая партия осталась при своем мнении, причем правые и либералы окончательно разочаровались в А. Ф. Керенском, продолжавшем в своей манере извергать потоки возвышенных, но к тому времени уже никого не впечатлявших слов о свободе, демократии и защите революции. (Яркое описание выступления Керенского на совещании оставил П. Н. Милюков: «Выражением глаз, которые он фиксировал на воображаемом противнике, напряженной игрой рук, интонациями голоса, который то и дело, целыми периодами повышался до крика и падал до трагического шепота, размеренностью фраз и рассчитанными паузами этот человек как будто хотел кого-то устрашить и на всех произвести впечатление силы и власти в старом стиле. В действительности он возбуждал только жалость»).[391] Становилось ясно, что на решительные меры он не способен. Тем временем генерал Л. Г. Корнилов на совещании потребовал ограничить полномочия Советов и солдатских комитетов, а донской атаман А. М. Каледин – даже упразднить их совсем. В своей резолюции Государственное совещание требовало от правительства «признать, что оно вело страну по ложному пути» и «решительно порвать со служением утопиям».[392] Этого не последовало.

Комментируя Государственное совещание, «Сибирская речь» славила кадетских лидеров как «выдающихся мыслителей», а их оппонентов-социалистов презрительно аттестовала «ничтожными недоучками, умеющими только повторять шаблонные лозунги». Отсюда делался вывод: «Советы – только помеха на пути создания твердой власти».[393]

Приведем характерный пример раскола внутри коалиции кадетов и революционно-демократических партий. На заседании Совета Томского университета в начале августа 1917 г. по вопросу избрания делегатов на Государственное совещание большинство профессоров выступило против, аргументируя свою позицию не только тем, что делегат не успеет к началу совещания, но и «несерьезностью» планируемого мероприятия. Обращает на себя внимание, что активно выступавшие против участия в совещании профессора С. Лобанов и М. Покровский были эсерами, а Н. Я. Новомбергский ранее представлял левое крыло кадетской партии и покинул ее летом 1917 г., вслед за Н. В. Некрасовым. Из единичных же профессоров, выступавших «за», И. Н. Грамматикати до революции был активным октябристом. Демократически настроенные профессора не желали участия в Государственном совещании, инициатива которого принадлежала правым силам (в итоге против посылки делегата голосовали 17 профессоров, за – всего 2).[394]

Либералы, и кадеты в частности, стремились не допустить раскола между А. Ф. Керенским и Л. Г. Корниловым, чреватого гражданской войной. 19 августа Н. В. Некрасов (в то время – заместитель А. Ф. Керенского) официально опроверг, для успокоения общественности, слухи о противостоянии между ними, подчеркнув, что в принципиальных вопросах правительство и Корнилов едины, «частные разногласия» решаются в рабочем порядке, но имя Корнилова пытаются использовать «реакционные круги».[395]

В дни Корниловского выступления, застигнувшего партию врасплох, кадеты вели себя пассивно, ограничившись милюковской формулой «сочувствие, но не содействие». Такая двусмысленная позиция по сути ослабила позиции Корнилова и объективно содействовала его поражению – хотя, с другой стороны, вряд ли кадеты могли в той обстановке оказать ему реальную помощь. П. Н. Милюков предложил Керенскому свое посредничество в переговорах с Корниловым, надеясь на их примирение, но безуспешно. Официально ЦК кадетской партии был вынужден отмежеваться от Корниловского выступления, а некоторые местные парторганизации публично осудили его. Красноярские кадеты поспешили даже сравнить «корниловцев» с большевиками по их методам.[396] Но большинство кадетов, приличия ради осудив их, вместе с тем обрушили шквал критики на правительство. Тюменский кадет П. Рогозинский в статье «Удар по родине», после высокопарной фразы о том, что патриотизм Корнилова – это «лжепатриотизм, граничащий с изменой», тут же осудил и «политику опыта над страной со стороны людей, недостаточно подготовленных к государственной деятельности и повлекших за собой разложение и невероятную хозяйственную разруху», подразумевая социалистических лидеров Временного правительства.[397]

Крах Корниловского выступления ударил по позициям кадетов: их двусмысленное поведение в критические дни, демонстративный выход группы кадетских министров из правительства (создавший третий правительственный кризис) и отчаянные попытки примирить Керенского с Корниловым были использованы социалистами, и особенно большевиками, в агитации против них. И хотя во Временное правительство 4-го состава вошли 5 представителей кадетской партии и предпринимательского класса, позиции их были шаткими.

После этих событий раскол между кадетами и социалистами углубляется. Кадеты все резче нападают на правительство, в котором их представители теперь играют незавидную роль. Впервые открыто делаются сравнения – пока что частные – между дореволюционными и новыми порядками в пользу первых. В. А. Жардецкий во всеуслышание заявляет в Омской городской думе, что революция развалила не только армию, но и правоохранительные органы, ибо старая полиция, беря взятки и творя произвол, все же «худо-бедно справлялась со своими обязанностями», новая же милиция, страдая теми же пороками, не справляется.[398] Кадет А. Русов пишет о «потрясающем крахе русской революции», о дошедшем до предела развале государства и народного хозяйства.[399] В. А. Жардецкий назвал забастовку железнодорожников в дни войны «государственной изменой», обвиняя социалистов и Советы, которые «6 месяцев убеждали, что законно пользоваться затруднениями государства и предъявлять во время войны вымогательские требования к правительству…, 6 месяцев разжигали аппетиты и усыпляли чувство ответственности перед Россией».[400] «Сибирская речь» называла социалистическую демократию «революционной обывательщиной», которая действует по поговорке «на рубль амбиции, на грош амуниции» и «в момент величайшей национальной катастрофы ничего не может произвести, кроме бесконечного словоизлияния». Тот же Жардецкий дает следующую уничижительную характеристику социалистам: «Ядро – это подполье, ссылка и эмиграция последних лет. Россию не знают. Россию любить не умеют… Спора, крика, азарта – хоть отбавляй. По части добрых нравов общественных – несомненный ущерб: негде и некогда было научиться».[401] Даже демократическая томская «Сибирская жизнь» относилась к правительству А. Ф. Керенского все более иронически.[402]

Кадетская пресса отмечала и двойные стандарты социалистического правительства Керенского по отношению к «контрреволюции справа» и к большевикам.[403] Так, Министерство юстиции практически не расследовало июльский мятеж большевиков, его фактические зачинщики (включая Л. Троцкого и Л. Каменева) после Корниловского выступления были спешно выпущены на свободу. Одновременно оно заявило о предании в ближайшем времени генерала Корнилова и его соратников военно-революционному суду.