Национальная идея и адмирал Колчак - Хандорин Владимир Геннадьевич - Страница 27

Итак, еще до июльских событий кадеты предвидели попытку большевиков захватить власть и ее возможный успех, но не верили в его прочность. Предупреждая о замыслах большевиков, «Сибирская речь» писала: «Враг более опасный, чем сами немцы… готовит нанести предательский удар в спину. Гнуснейшая революционная крамола свила себе гнезда». И цитировала центральную газету «Русская воля»: «Большевизм вырождается в погромное черносотенство… Погромная сущность проповедей Ленина естественно привлекла к нему погромные слои населения… Лозунг «дави буржуя» получил особенный успех среди тех, кто явился жертвой не столько существующего строя, сколько собственного отвращения к всякому производительному труду».[369]

Характерно, что здесь, наряду с использованием вошедшего в обычай у либералов публицистического приема – сравнения большевиков с черносотенцами, названы в качестве одной из их (большевиков) социальных опор маргинальные слои населения (по терминологии того времени, «люмпен-пролетариат»). Строго говоря, это – одна из немногих черт, которые действительно роднили большевиков и черносотенцев.

Но коалиционное Временное правительство по инерции относилось гораздо более подозрительно к мнимой «контрреволюции», чем к большевикам. В ответ на запрос кадетов об антигосударственной деятельности Ленина министр юстиции Переверзев благодушно заявил: «Пока Ленин борется открытым словом, пока он только агитатор, он не страшен».

В этой связи кадеты были окрылены поражением большевиков на I Всероссийском съезде Советов в июне 1917 г. Но торжество оказалось преждевременным…

Недолгое оживление надежд на перелом в ходе войны вызвало июньское наступление русской армии на фронте, начатое по приказу Временного правительства. «Воодушевленно начатое нашими войсками наступление на Юго-Западном фронте еще раз доказывает величие и мощь родного народа»,[370] – писала в те дни «Сибирская речь». Но позорный провал наступления погасил эти надежды.

Крах наступления на фронте и июльская попытка захвата власти большевиками в Петрограде, разочаровавшие кадетов в демократии и впервые заставившие задуматься о военной диктатуре, вызвали изменение отношения к левым партиям. Ошеломление от провала наступления и восстания большевиков красноречиво отражает дневник Н. В. Устрялова: «Позор. Ужас, ужас. Разгром, развал, сплошная деморализация. Стыдно чувствовать себя русским… Гниль кругом, всюду распад, разложение. Будь тысячу раз прокляты все эти солдатские депутаты, вся эта тупая и невежественная муть, эти господа сегодняшнего дня – хамы пришедшие».[371]

Еще в июне П. Н. Милюков на совещании кадетского ЦК вновь поднял вопрос о коллективном выходе кадетов из Временного правительства, но опять не получил поддержки: возобладала компромиссная линия «давления» на социалистов в правительстве. Но после большевистского восстания в июле ЦК принял точку зрения Милюкова 16 голосами против 11. Кадеты создали второй министерский кризис. Лишь в конце июля, после бурных переговоров с социалистами, они вернулись в правительство (хотя на этот раз – всего в числе 4 чел.) на компромиссных условиях: главным из них было обязательство правительства (во главе которого кадета князя Г. Е. Львова сменил эсер А. Ф. Керенский) бороться с большевиками и принять решительные меры по восстановлению порядка в стране и в армии. Несмотря на меньшинство в правительстве (4 кадета + 2 радикальных демократа против 7 эсеров и меньшевиков при 2 беспартийных), либералы сохранили некоторое влияние на его деятельность. Оптимизма им придавал тот факт, что новая коалиция была образована уже без посредничества Советов.

В первые дни после июльских событий «Сибирская речь» вышла с передовицей «У последней черты»,[372] предупреждая, что, если правительство не расправится с большевиками теперь, потом будет поздно. Газета призывала социалистические партии окончательно порвать с большевиками, с которыми их связывали «узы революционной солидарности». Критикуя сам факт дальнейшего «полевения» Временного правительства, кадеты, однако, выражали готовность подчиняться ему ради объединения против большевистской опасности.

С резкими обвинениями в адрес большевиков после июльских событий единодушно выступили все кадетские газеты, и сибирские в том числе.[373] Читинская «Забайкальская речь» назвала неудавшийся путч «контрреволюционным мятежом». Отношение к большевикам достигает пика враждебности – тем более что после восстания контрразведка сообщила о финансировании ленинской партии немецким Генеральным штабом. Называя Ленина «Иудой-предателем в маске социалиста…, питавшимся со стола германских империалистов», «Сибирская речь» комментировала: «Попытка государственного переворота… сняла маски с прославленных псевдонимов, и лики германских агентов…предстали перед нами во всей их мерзости».[374] Газета призывала «кричать на всех перекрестках, бить в набат», разоблачая большевиков.

Казалось бы, на сей раз Временное правительство вняло призывам кадетов и приняло некоторые репрессивные меры: восстановило смертную казнь на фронте, издало приказ об аресте Ленина и других большевистских лидеров, закрыло «Правду» и ряд других большевистских газет. Приветствуя эти меры, кадеты выражали сожаление об их запоздалости.

Создавалась иллюзия, что общий язык в этих вопросах между кадетами и социалистами наконец-то найден. Отрезвлению последних содействовал и опыт работы в правительстве начиная с мая месяца. «Теперь, – писала «Сибирская речь», – когда социалисты принимают на себя ответственность за судьбу Родины, мы готовы повиноваться им».[375] Ведущий орган сибирских кадетов с удовлетворением отмечал: «До сих пор социалисты выступали в роли критиков кадетов. Теперь (оказавшись во главе правительства – В. Х.) они… проявляют государственный ум и такт. Язык, которым они говорят теперь, ничем не отличается от языка Милюкова и Шингарева».[376] «Сотрудничество социалистов с «буржуазией» на почве взаимных уступок, – подчеркивала газета, – вот главное условие совместной работы… Первые должны более глубоко проникнуться государственной психологией, мыслью о национальных задачах России, вторые должны… понять, что социализм вовсе не противоречит патриотизму». Пока что, говорилось далее, «Временное правительство выдержало экзамен государственной зрелости», а «людям капитала, представителям крупной буржуазии предстоит особое испытание… Будем верить, что Минины не перевелись еще на Руси».[377]

И все-таки даже тогда соперничество между кадетами и социалистами сохранялось. В предвыборном воззвании накануне выборов в Омскую городскую думу в июле 1917 г. кадеты обвиняли их во всех бедах, делая исключение для наиболее правых, т. н. «оборонцев» – народных социалистов, группы «Единство» Г. В. Плеханова и группы оборонцев-эсеров Б. В. Савинкова. Остальные, говорилось в воззвании, «раздули вражду классов, которая окончательно подорвала истощенное войной государственное хозяйство». «Граждане! – взывала «Сибирская речь». – Вам говорят, что Партия народной свободы преследует купеческие и помещичьи интересы. Не верьте этой лжи! Припомните, кто стоит во главе партии», – и, перечисляя имена Милюкова, Шингарева, Родичева и др., с гордостью добавляла: «Это люди, которых знает почти весь мир как истинных борцов за счастье трудящихся людей… За три с половиной месяца крайние социалистические течения привели Россию на край гибели – если вам не жаль Родины, стойте за представителей этих течений!»[378] Обвинения в контрреволюции газета называла «злобной выдумкой».