Весёлый Роджер (СИ) - Вечная Ольга - Страница 23

«Как ты мог забыть!?» - хочется кричать на него и бить кулаками по груди, игнорируя первое правило. Но она никогда так не поступит. Молча идет рядом, часто моргает, прогоняя слезы. Когда они уже выльются все, бездонный колодец там у нее, что ли?

Перед самым кабинетом он вдруг останавливается, поворачивается к ней, обхватывает ладонями ее лицо.

- Все будет хорошо, слышишь? Мы живем в двадцать первом веке, с ВИЧ можно дотянуть до восьмидесяти. Это давно не приговор.

Все, что он говорит - полный бред, но она кивает. Хочет услышать от него совсем другое, но делает вид, что рада и этому. Вера начинает его медленно ненавидеть за неоправданные ожидания.

Врач им улыбается, приветливо кивает. Смотрит долго сначала одну папку, потом другую. Складывает руки на столе, снимает очки и начинает говорить. Сейчас в целом мире существует только его спокойный, тихий голос.

Она не заметила, как снова оказалась в черном «Кашкае». Вик смотрит на руль, молчит. Вера тоже молчит. Сегодня вдруг выяснилось, что от этой недели не было ровным счетом никакого толка. Да, анализы на данный момент отрицательные, но ВИЧ может обнаружиться в крови в течение аж полугода, а прошло только три месяца с последнего опасного полового акта. Вера сжимается в комок, вспоминая вопрос доктора о сроках. Ответил на него Вик за нее. Ответил правильно, с раздражением в голосе. Ему будто не хотелось говорить на эту тему, но он говорил. Все верно, в последний раз с Артемом она спала три месяца назад.

Этот день должен был стать самым важным в ее жизни, а превратился в очередную ступень. Им объяснили, что, пока не будет точных данных, нельзя становиться донорами, беременеть, заниматься незащищенным сексом. А новых партнеров следует предупреждать о рисках. Можно подумать, в этом случае ей в принципе светит секс. Можно подумать, ей вообще когда-то захочется им снова заниматься.

На этом моменте врач пожелал удачи, сказал, что большинство зараженных на сроке в три месяца уже определяются, так что у Веры с Виком хорошие шансы. Нужно верить в лучшее. Но на учет их поставили.

Вере казалось, что она не переживет прошлую ночь. А теперь ей нужно перетерпеть еще три месяца! Да лучше бы ее пристрелили прямо сейчас. Что может быть хуже ожидания?

«Живите обычной жизнью», - сказал доктор. И еще раз перечислил все то, что ей нельзя делать. Записались на следующий прием в середине августа; Вере предстоит худшее лето в жизни. И вот они с Беловым сидят в машине, слушают скребущую тишину, от которой иглами отчаяния покалывает сердце. Зачем она к нему села? Он повел, и она пошла, потому что в шоке. Нужно уходить. Куда только? На мост сразу?

- Ты что-то говорил о подарке, - голос звучит хрипло. Вера тянет время изо всех сил, хочется как можно дольше побыть рядом с кем-то, кто знает и не отшатывается. У них с Гуглом, конечно, отличные партнерские отношения, но пусть поисковая система отдохнет от девушки хоть пару часов.

- Да, точно. - Он тянется на заднее сиденье и достает чехол для ватмана, открывает, вытаскивает листы, разворачивает и показывает Вере. Она смотрит несколько секунд, ахает и закрывает рот рукой, жадно шаря глазами по большой фотографии. На ней - Вера, никаких сомнений. Раскованная, возбужденная Вера в мокрой, ставшей почти прозрачной майке. Фотография черно-белая, обрезанная и тщательно обработанная, совсем нет ощущения, что это домашняя съемка. Лица не видно. Только грудь, острые ключицы, плечи, подбородок и губы. Чувственные приоткрытые губы, которые манят, просят, чтобы их коснулись. Хотя бы пальцем.

Вера смотрит, не веря глазам. Неужели она может быть такой красивой, соблазнительной?

- Нравится? - спрашивает Вик.

- Очень, - честно признается она.

- Я ее сделал для тебя, никто больше не увидит, обещаю. Делай с ней все, что хочешь: повесь в рамку или выбрось. Она только твоя.

- А электронные варианты?

- Удалил.

- Тебе можно верить?

- Не обижай мою маму, она меня хорошо воспитывала.

- Артема она тоже воспитывала.

Кажется, его призрак всегда будет маячить между ними. На что они вообще надеялись, уединяясь в квартире Белова?

- Ты сейчас в «Веранду»? Я подвезу.

- Нет, домой. Взяла отгул.

- Говори адрес, - он открывает навигатор в телефоне, и Вера диктует улицу и номер дома, а сердце ноет от досады, что он больше не зовет к себе, делает вид, что ничего не было. Если бы между ними был секс, она бы решила, что он получил, что хотел, и больше не нуждается в ней. Но секса не было. Она была так ужасна, что ему и не хочется? Ах да, у нее же, вероятно, ВИЧ. Косится на него, не поворачивая головы, ловит себя на мысли, что неосознанно царапает запястье. Оно так чешется, будто укусил кто-то. Скорее всего, Белов тоже знаком с продажной сволочью «Гуглом», и тот ему охотно выложил все, что до этого - Вере.

В его машине играет гадкий шум: несколько мужчин кричат в истерике что-то на английском, а Вик - ничего, терпит, губами шлепает, подпевая. То, что одна песня уже закончилась, а другая началась - Вера понимает только по меняющимся символам на магнитоле. Еще и названия есть у каждой, надо же.

- Спасибо за фотографию, мне очень нравится, - говорит Вера, понимая, что они скоро приедут. И разойдутся. Навсегда. Он делает музыку тише.

- Я же обещал, помнишь? Да и тебе спасибо, отец хоть немного порадуется за меня. Ему это важно. Спит и видит, чтобы я женился.

- Мои тоже ждут - не дождутся внуков. Да, вот здесь останови. Надо было им рожать еще одного ребенка, глупо делать ставки только на одного.

Вместо того чтобы высадить ее у подъезда, он паркует машину поблизости, глушит двигатель и поворачивается. Его взгляд как будто растерянный, серьезный. Нельзя было ей с ним связываться, он брат ее бывшего, очень некрасивая ситуация. Их отношения неправильные, осуждаемые обществом. Как она выглядит со стороны? Путалась с двумя братьями.

Он ей так нравится. Вчера она нашла тысячу доводов держаться от Белова подальше, а сегодня смотрит на него и понимает, что скучала. Прошлая неделя стала безумием, ласки без каких-либо договоренностей и обязательств. Легкие отношения - не ее стиль. Но всю прошлую неделю она только и жила ими, дрожала от предвкушения увидеть его вечером.

Нужно что-то сказать напоследок.

- Можно потрогать твою татуировку на шее? Она кажется как будто объемной, - говорит неожиданно для себя. Его глаза на миг расширяются в удивлении, но он кивает. Вера, едва касаясь, проводит пальцем по тонкой надписи под правым ухом, а он наклоняет голову и трется щекой о тыльную сторону ладони, прикрывая глаза.

- Там написано «Hope. Love», - говорит ей.

- «Надежда. Любовь», да? Нужна еще «вера», Вик. Как же ты без веры?

- Хреново, - он смотрит в глаза, и она опускает свои, почему-то сильно смутившись.

Кажется, она снова задыхается. Хочется вцепиться в его плечи и прильнуть всем телом, чтобы спрятал, защитил, закутал в свой черный флаг. Но ему это не надо. Мужчины берут чужие трудности на себя только в кино, да в мечтах наивных школьниц.

- Ну что ж, пока. Если нужна будет еще помощь с родителями, ты звони, - говорит она, хватаясь за ручку двери и понимая, что уже в третий раз пытается продолжить разговор, а он не делает и шага навстречу. Должно быть, она выглядит смешно и жалко. Он хохочет в душе над ней. Пора уходить.

- Вообще-то нужна, - вдруг говорит неестественно громко. - У Софии день рождения на следующей неделе, и она сказала, что без тебя меня не пустят к столу.

- Ох.

- Билеты я оплачу, лететь недолго.

- Мне нужно посмотреть рабочее расписание.

- Прилетим в четверг вечером, в субботу или воскресенье обратно. Сам праздник в пятницу. Подумай. Как решишь, напиши мне.

Она кивает, выходит из машины с фотографией в руках, и, глядя вслед отдаляющейся черной иномарке, думает о странных вещах - например, о том, что ей надеть в следующую пятницу? Белов непредсказуемый, непонятный, и, возможно, самый неподходящий для нее мужчина, но что бы ни ждало ее в Сочи, здесь, в полном одиночестве, будет еще хуже. Погибать в ожидании диагноза, захлебываясь в слезах, жалости к себе и обиде на Артема она не намерена. Выбор очевиден: пережить еще девяносто таких ночей, как прошлая, нет ни малейшего желания. Открытым остается только один вопрос: щедрое приглашение Вика говорит о его симпатии к ней, или же дело действительно только в родителях?