Проект «Оборотень» - Земляной Андрей Борисович - Страница 12

– Ладно. Гори оно все огнем. Давай свои бумажки. Тебе что нужно? Внешность, местонахождение, что еще?

Он немного опешил.

– А что еще?

– Ну, я не знаю… Другие подвиги, например?

Он махнул рукой.

– Внешность – уже хорошо. Адрес – идеально. А другие подвиги, – он пожал плечами. – Так ведь три раза не расстреляешь.

– Одно «но», – предупредил я.

Он встрепенулся, словно охотничий пес, увидевший, как уже убитая дичь собирается дать деру.

– Мои способности временные. Причем я не знаю, сколько они продержатся. Месяц – точно, дальше не ясно, – и гася скептическое выражение его лица, добавил: – Я и вправду не хочу сходить с корабля. Но ты должен знать, что вся лафа, возможно, продлится лишь короткое время.

– Ну, – он рассудительно приподнял брови, – ты, главное, сам себя не топи… А насчет способностей посмотрим. – И добавил назидательным тоном любящего папы: – Преодолевай сложности по мере их поступления.

– Мне нужен художник, и пройтись по местам событий.

– Тогда завтра с утра…

Теперь был мой черед удивляться.

– Ты хочешь, чтобы эти уроды еще что-нибудь натворили?

– Господи, да нет, конечно! – он одним движением вылетел из кресла. – Посиди немного. Я организую. Чего тебе? Кофе, чай? Душ там.

Он пальцем показал на неприметную дверь и выскочил прочь.

Душ – это хорошо. Но потом.

Отсутствовал он примерно минут двадцать, а, вернувшись, задумчиво и весело проговорил:

– Спать удумали, сволочи. Я им дам спать. Работать, негры!

– Ну что, поехали? – спросил я.

– Поехали, – кивнул он. – Художника, правда, подвезут уже на место.

– Только смотри! – предупредил я его. – Художник должен быть хороший. Иначе все напрасно.

– Нормальный, нормальный. Слушай, а как тебя называть-то? – спохватился он. – А то неудобно как-то выходит…

Я представил себе, как он будет напрягать язык и память, называя меня полным именем, и назвал то, что значилось и в моем давно утерянном настоящем, и в новоприобретенном паспорте.

– Андрей.

Та же машина, но в сопровождении трех массивных внедорожников доставила нас к подножью бетонного улья, светившегося редкими окнами.

Не обращая более внимания на сопровождавших, я погрузился в состояние «Кархи».

Несмотря на то что прошло уже больше трех месяцев, картина преступления живо встала пред моим взором. Вся боль и отчаяние маленькой девочки, убиваемой здесь, в тени новостройки, ударила по нервам, словно пушечное ядро. Я видел лицо насильника так ясно, что, наверное, мог бы сосчитать каждый прыщ на опухшей роже. Я с трудом вынырнул наружу, оглядывая столпившихся вокруг людей, в первые секунды не понимая, кто они и зачем здесь.

– Художник, – позвал я.

Из толпы выскочил крепкий лысоватый гражданин лет сорока в объемистой куртке, делавшей его похожим на состарившийся колобок.

Я посмотрел в его глаза и спросил:

– Ты, уважаемый, крепкий человек или как?

– Пять лет войны, – степенно ответил дядя.

Зря спросил…

– Закрой глаза, – приказал я и положил свою ладонь ему на голову.

Короткий разряд информационного пакета, и он тяжело замычал и зашатался, пытаясь обрести утраченное вдруг равновесие.

Пока я приходил в себя, он неистово скрипел карандашом, временами ошалело поглядывая на меня.

Через несколько минут мне показали его работу. В других обстоятельствах я бы, наверное, похвалил его, настолько точно были схвачены черты насильника. Почти фотография. Остальное было делом техники. Я даже не вгонял себя в транс. Хватило старого заряда. Опять, словно на пыльном экране, я увидел небогатую обстановку московской двухкомнатной квартиры и улицу, на которую выходило окно. Пытаясь найти зацепку, я внимательно прошелся взглядом по улице и наткнулся на торговый павильон. «Цветы на Каретном» – было красиво выложено светящимися трубками…

Я жестом подозвал Виталия.

– Живет в четырехэтажном, но высоком доме, из которого хорошо видно цветочный павильон «Цветы на Каретном». Квартира двухкомнатная на последнем этаже. Есть или была собака. Хватит?

– Да ты что! И половины, – замахал он руками.

Так мы и ездили. Меня привозили на место, я снимал картинку, художник ее переводил на бумагу, а потом я давал примерное представление о местонахождении преступника. Уже из машины, с помощью телефона и компьютера, генерал командовал своим штабом, в который поступала вся полученная информация.

В итоге к утру меня, выжатого, как лимон, привезли в какой-то дом, где я, содрав с себя одежду, рухнул на кровать.

3

Разбудил меня легкий перестук каблучков по паркету. Голова немного гудела от усталости и энергопотери. Сквозь закрытые глаза верхним зрением я видел своего посетителя как великолепный нежно-розовый бутон, окруженный бледно-желтым ореолом и с оранжевыми прожилками. Собственно говоря, прожилки эти были боевыми цепями ауры моего раннего визитера. Или, если точнее сказать, визитерши. Вглядевшись чуть пристальнее, я рассмотрел даже несколько крохотных фиолетовых вихрей, зарубками оставшихся на ауре после убийства разумного существа. Открыв глаза, я увидел прелестное и тонконогое создание женского пола с длинной гривой отчаянно-рыжих волос. Я представил, сколько неприятных сюрпризов могла бы доставить эта нежная барышня вздумавшим ее обидеть, и ухмыльнулся.

За три часа сна нижнее тело настолько стабилизировалось, что я даже почувствовал мгновенный укол плотского вожделения, рассматривая этот прекрасный образец человеческой расы.

– Завтрак? – мелодично пропел образец с вопросительной интонацией.

– Завтрак, – покладисто согласился я и обвел глазами комнату в поисках своей одежды.

Несмотря на ночные эскапады, костюм выглядел вполне прилично, хотя и был куплен у смуглокожего торговца на заплеванном вокзале. Пока я питался, с удовольствием поглощая разнообразную и высококачественную снедь, в комнату довольно шумно ворвался Виталий Алексеевич.

– Ну что, не передумал? – бросил он прямо с порога.

Жестом я попросил его помолчать, а сам дожевал нежно-розовый, упоительно пахнущий ломтик ветчины, на который капнул немного лимонного сока.

– Все-таки мы совсем не ценим, что имеем, – задумчиво произнес я, начисто проигнорировав его предыдущий вопрос и имея в виду все: это великолепное утро, и свежайшую ветчину, и прелестную фею, порхавшую вокруг меня.

– Отчего же? – удивился Логинов и одним движением смахнул в себя содержимое одной из тарелок.

– Варвар, – лениво прокомментировал я и протянул руку за бумагами, которые он держал в руках.

– Это протоколы допросов, – предупредил он. – Интересно?

– Нет, – махнул я рукой. – Если я ничего не напутал, там просто цистерна дерьма и помоев в пропорции 50 на 50.

– Не напутал, – грустно ответил он. – Восемнадцать арестов за одну ночь, и ни одной пустышки.

– Не выбивали пыль? – как бы вскользь поинтересовался я.

– Зачем? – он вполне искренне удивился. – Вполне цивилизованно. Инъекция даиноскополамина, и если он не специально подготовленный агент, то вспомнит даже цвет трусов своей первой подруги.

– И вправду, – согласился я.

– Слушай, – он немного замялся. – Там шеф хочет лично вручить тебе…

– Белого слона? – Я зацепил ложечкой верхушку яичка и понес ко рту.

– Ну, что-то вроде…

– А надо?

В ответ он только развел руками.

– Политика, понимаешь. Начальник мужик-то хороший, хотя и занудный.

– Не переживай. «Ура» перед строем, «рад стараться, ваше сиятельство!» и так далее.

– Учти, – предупредил он, – я тебя представил как оперативника ПГУ, «с холода».

Я улыбнулся.

– Ты ведь сказал это для того, чтобы узнать, насколько я в курсе вашего внутреннего жаргона? Не беспокойся. В курсе.

Он почесал затылок.

– Откуда, конечно, не скажешь? – грустно предположил он.

– Скажу, – пообещал я. И, гася его вдруг проснувшийся энтузиазм, продолжил: – Но в свое время. Пальчики-то уже прокачали? – спросил я довольно ехидно.