Белая ворона (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт" - Страница 42

Инженер Уинни, оказывается, работал над новым мотором. Куча непонятных терминов — Алекс поморщился: ну не силен он в технике. Одно ясно — мотор был экспериментальный. И при резком торможении, чтоб не сбить пешехода, что-то случилось. Мобилер врезался в дерево и вместо того чтоб заглохнуть, как положено порядочному устройству с астероновым кристаллом, загорелся.

А вот и свидетельские показания тьена Уэсли Дарриша, студента Университета, двадцати двух лет. Возвращался с прогулки, увидел огонь. Молодец парень! Не побоялся подбежать к уже горящему мобилеру. Успел вытащить пассажирку — и тут окончательно полыхнуло. Маред, значит, отделалась легкими ушибами. И боязнью огня, о которой тогда, при составлении протокола, еще вряд ли кто-то знал.

Одно непонятно: каким непредставимым идиотом надо быть, чтобы, испытывая новый мотор, во-первых, посадить в мобилер пассажира, во-вторых — делать это на ночной улице города, а в-третьих — еще и пить за рулем? Ради Темного Ллира, если бы тьен Уинни выжил, его следовало бы судить по полудюжине статей! Впрочем, судя по тому, что вдова Уинни осталась практически без средств к существованию, вышеназванный Эмильен вообще не отличался интеллектом и хоть какой-то рассудительностью.

Он взял камерографии. Эта явно свадебная. На ступенях храма долговязый юноша в плохо сидящем костюме обнимает Маред за плечи. На ней скромное светлое платье, на темных кудрях — шапочка с фатой, в руке — букет белых роз. Фата с лица Маред откинута, и — боги! — какие же у тье Уинни счастливые глаза! Огромные, сияющие, шальные… Слегка подкрашенные губы тянутся в удивленно-радостной улыбке…

Вторая камерография — набережная Темеза, вот знакомые очертания Большого Тома на заднем плане. То ли ранняя весна, то ли поздняя осень. Маред в том же самом легком светлом платье — одно оно у нее было нарядное, что ли? На прошлой камерографии девушка казалась взрослее, а здесь личико без следа косметики выглядит почти детским. Маред приникла к мужу, прижалась щекой к его плечу, на ее плечах — мужской сюртук, а у тьена Уинни поверх рубашки надет только жилет, хотя небо затянуто тучами и деревья голые. Непогода застигла их на прогулке?

Третья камерография: тьен Уинни красуется возле мобилера — спортивный «Кельпи», но очень старая модель. Лицо у тьена прямо-таки лучится довольствием, а в руках — бокал игристого вина, судя по пене. Отмечает успех? Маред рядом нет. Возможно, именно она снимала?

Алекс смотрел на счастливую физиономию Эмильена Уинни и бокал в его руке, изнемогая от бессильной запоздалой злости. Тупой сопляк! Почему ты не проверил проклятый мотор триста, пятьсот раз, прежде чем сажать в этот мобилер свою жену? Если бы не другой парень, почти твой ровесник, из дотла выгоревшего «Кельпи» достали бы два обугленных трупа, а не один. И снова резануло всплывшее в памяти: «Эмильен! Там Эмильен! Помогите ему!» И еще: «Уберите огонь. Я все сделаю, правда, все, только уберите…»

Он отодвинул тарелку с едва тронутым ужином. Впрочем, особо голоден и не был: сначала аперитив с франками, потом сладкий чай в клинике. Нет, есть не хотелось. Вернуться в Лунден и остаться на ночь в «Бархате»? Но он уже неделю не высыпался по-настоящему. Значит, расслабляющая ванна вместо обычного душа — и спать.

Но вместо этого он еще раз проверил зачем-то фониль. Обычная весточка от Флории. «Спокойной ночи, мой лэрд. Я лежу в постели и представляю рядом вас…» От Маред — ничего, разумеется. Алекс быстро напечатал «Сладких снов, Незабудочка моя», отправил и отложил телефон. Хватит глупостей. Пусть Маред и в самом деле отдохнет — она более чем заслужила…

Но на следующий день, и в воскресенье, и даже в понедельник ее фониль не отвечал на звонки. Алекс позвонил часов в десять утра, потом еще раз — в полдень. И это уже начинало раздражать. Если бы что-то случилось, ему давно сообщили, значит, девчонка попросту отключила фониль. Зачем? А если бы она понадобилась по служебному делу? Можно было, разумеется, связаться через клинику, но…

В перерыв на обед Алекс позвонил еще раз. Против ожидания, Маред ответила, еще тише и бесцветнее, словно издалека:

— Да, ваша светлость?

— Тье Уинни, я звоню вам третий раз, — едва сдерживаясь, сказал Алекс.

— Извините.

И вот что с ней делать? Он глубоко вдохнул, унимая раздражение:

— Что вам привезти?

— Благодарю, ничего. И приезжать не стоит. У вас, наверное, есть более срочные дела!

В голосе слышалась самая настоящая злость и обида, Алекс даже опешил. Что с ней такое? Ведь он же предупредил, что приедет в понедельник, а позвонить раньше не мог — она сама отключила фониль.

— Маред, — ласково поинтересовался он. — Вы не хотите мне ничего сказать? Например, почему вы позволяете себе разговаривать со мной в таком тоне?

— Извините, — снова прозвучало из трубки, и на этот раз голос был совсем иным, срывающимся в плач, а потом девчонка выпалила: — Не трогайте меня, прошу! Просто оставьте в покое!

Алекс слушал гудки в трубке, не понимая вообще ничего. Попытался перезвонить — и снова наткнулся на отключенный фониль. Что ж, он все равно собирался в клинику!

В этот раз, по счастью, обошлось без проволочек: Цойреф-старший, как он любил себя именовать, хотя был старше брата ровно на пять минут, оказался занят. Определенно к лучшему: у Алекса не было настроения пить чай.

К Маред его тоже провели без лишних вопросов, доктор Мелвилл только предупредил, что пациентку ни в коем случае нельзя волновать: с утра у нее снова повысилось давление. И обронил с явным сожалением, что отпускать ее вчера домой тоже не стоило, но тье очень настаивала.

Домой? Алекс шагнул в палату с твердым намерением узнать, наконец, в чем дело. Очень любопытно, зачем тье изволила ездить к себе домой и почему вернулась с ухудшением самочувствия?

Маред лежала лицом к стене, почти с головой укрывшись одеялом. Это в июльскую влажную духоту!

Алекс присел рядом и ровно поинтересовался:

— Как все это прикажете понимать?

С полминуты девчонка молчала, потом нехотя отозвалась:

— Я не просила вас приезжать. Оставьте меня в покое! Что, если платите за лечение, так можно…

Что можно — она не договорила, снова сорвавшись на всхлип. Алекс достал часы, глянул — полтретьего. Ничего срочного или обязательного сегодня в распорядке нет, но даже если бы и было…

— Маред, — сказал он так мягко, как только мог. — Что случилось? Обычно вы себя так не ведете. Чем вас обидел лично я?

И попал прямо в точку. Девчонка, явно ожидавшая иного, всхлипнула опять, сжалась под одеялом, замотала головой, пытаясь зарыться в подушку. Алекс немного подождал, потом протянул руку и осторожно погладил девушку по плечу, повторив:

— Маред…

— Ничем, — ответила она из-под одеяла, не поворачиваясь к Алексу. — Ничем вы меня не обидели. Простите. Я не хотела… Просто…