Шрам на ладони - Дубровина Елена - Страница 26

Она придвинулась поближе и провела ладонью по его волосам.

— Тебе удалось убежать?

— Да. И они меня ищут. Я оставил там сумку, а в ней мои документы.

— И это тебе тоже предсказала цыганка?

Как и любая девчонка, она была неравнодушна к разного рода гаданиям и предсказаниям. Мужчины обычно не верят в эту чепуху.

— Я только сегодня ее вспомнил, — сокрушенно сказал Сергей. — Я должен был тогда проводить опыт и совсем не придал значения тому, что этой бабке вздумалось накаркать. Да и невозможно было воспринимать ее слова всерьез. Разве я мог подумать, что кровь действительно будет на моих руках? Что меня могут обвинить в убийстве? Это все было так далеко от меня, так нереально. Я жил спокойной нормальной жизнью. Господи! — он закрыл лицо руками. — Неужели нельзя все вернуть назад?

— Назад… — Лина задумалась. — А если вперед?

— Вперед?

— Ну да! — Лина торопливо стала объяснять: — Смотри, ведь ты совершенно особый человек. Никто не знает, что с ним будет дальше, а ты знаешь. Понял?

— Нет, — вздохнул Сергей. — Как это может мне помочь? Ведь дальше должно быть еще хуже…

— Что хуже?

— Тюрьма и сума. «Попадешь ты в темницу, коли отведаешь хлеба в доме врага твоего», — произнес он с теми же интонациями, что и старая цыганка.

— У тебя есть враги?

— Нет.

— Значит, и хлеб есть негде, — резонно заметила Лина. — А если не съешь, не попадешь?

— Не знаю, — пожал плечами Сергей. — У меня и ребенка нет. А она говорила, что я ребенка потерять могу. «Береги дитя малое, неразумное». Бред!

— Не бред! — горячо возразила Лина. — Ты все по очереди вспомни, подробно. Все, что она тебе предсказала. Ведь уже начало сбываться.

— Кровь была. Бездомным стал. Бежать пришлось. Набегался. А дальше — гибель страшная…

«Рыжий конь!» — молнией пронеслось в его голове. — «Огненный конь Апокалипсиса… Любовь на огненном коне!» Любовь, которая спасет, если верить гадалке.

Был рыжий конь? Был! Налетел на него на предрассветном шоссе. Молодой буланый конь по кличке Гордый. А на нем сидела Лина…

Он удивленно посмотрел на нее.

А ведь и правда, она его спасла. Кто знает, что ждало его за следующим поворотом?

Но… любовь? Ему суждено полюбить этого воробушка? В его жизни были девушки покрасивее. Он так и не остановился ни на одной из них.

— Что ты на меня так смотришь? — Лина смутилась.

— Ничего, — он отвел взгляд.

Не говорить же ей о любви, в самом деле. Пожалуй, это первый промах в предсказании. Любовь. Как же! Он и не думает влюбляться в свою спасительницу.

— Ну, что дальше должно быть? — нетерпеливо допрашивала Лина. — Про встречу со мной она тебе говорила?

— Говорила, — вынужден был признаться Сергей, не вдаваясь в детали. — Про рыжего коня.

— Ну вот! — девушка произнесла это с таким торжеством, словно убедила его в своей правоте.

— А дальше ребенок… — пожал плечами Сергей.

— Которого нет.

— Есть! — он чуть не вскочил.

Ванюшка! Как же это он про него забыл? Оставил у матери и — будь с ним что будет? О своей шкуре только и беспокоился.

— Значит, ребенок у тебя все-таки есть? — упавшим голосом спросила Лина.

Ей стало грустно. Какая-то женщина родила ему ребенка, а он о нем даже не вспоминает. Все мужчины одинаковы. Им нельзя верить. А так хочется верить этому Сергею!

— Конечно! Катин сын. Это его надо беречь. От кого? Да от тех, кто уже убил его маму. А может, и от другой опасности, ведь он на свете теперь совершенно один.

Лина улыбнулась и тут же устыдилась своей радости.

— У нее сын остался? Как жалко.

— Я должен быть с ним! — Сергей вскочил. — Я поеду и заберу его.

— Куда заберешь? — резонно остудила его горячность Лина.

Сергей сник. Действительно, куда? Он обречен на скитания, ему надо прятаться и скрываться.

Глава 22

АЛЬБИНОС

У природы не хватило красок на физиономию Бориса Шестопалова. Выцветшие, бесцветные глаза без ресниц, белесые волосы.

С детства над ним насмехались, дразнили, приходилось кулаками расправляться с обидчиками.

Девушки сторонились, считая его бесцветность крупным недостатком, и Борис научился презирать этих дешевок. Он не утруждал себя пустыми ухаживаниями, а просто пользоваться ими, как вещами: подкарауливал припозднившихся дурочек или напаивал их до беспамятства.

В маленькой Балашихе о нем ходила дурная слава, его кулаков и угрюмого нрава побаивались. Никто никогда на него не жаловался, ни одно дело не было возбуждено по факту изнасилования или полученного в драке увечья.

Но мелкая микрорайонная власть альбиноса не могла утолить жажду отмщения, переполнявшую его оскорбленную душу. Власть должна была иметь реальный выход — именно поэтому он решил пойти на службу в ГАИ. Кроме нехилого приработка, ему нравилось быть вершителем судеб на своем участке трассы, нравились заискивающие глаза водителей, униженные мольбы, подкрепляемые крупными купюрами, которые он принимал, словно делал огромное одолжение.

Вскоре он купил свою собственную тачку, свел знакомства на автосервисе, и очень быстро стал незаменимым человеком для многих местных и московских авторитетов, да и просто для нужных солидных людей.

Альбинос внаглую вкатывал машины на ремонт вне очереди, выбивал у мастеров нужные детали, оформлял мнимые аварии для получения страховок, перебивал номера у краденых автомобилей и сбывал их тут же крутившимся гонцам из кавказского региона.

Тогда он и получил свою кличку Негатив. Под этим прозвищем и узнал его крупный балашихинский босс Витя-Партизан.

У Партизана была отлаженная могучая структура, и озлобленный, любящий рисковые схватки Негатив пришелся там ко двору.

Он выезжал на ночные «стрелки», участвовал в «разборках», а главное, зачем он был нужен — перевозил Партизану партии оружия, добытые через сложную сеть каналов прямо с завода.

Да, видно, завелся в империи Партизана осведомитель. Однажды, когда Негатив гнал на своей патрульной машине из соседней области очередную партию, он нарвался на засаду.

— Вы что, ребята? — удивленно хлопал он своими розовыми веками. — Я же свой. — И тыкал им служебное удостоверение.

— Черт, промашка, — досадливо сказал капитан. — А ведь точная наводка была. Стой, приятель, у тебя номера-то московские… Ну-ка, ребята, обыщите машину.

Долго искать не пришлось. Всю партию оружия изъяли. Негатива задержали.

Партизан нажал, где надо, подмазал, и Борис Шестопалов вновь оказался на свободе, только из ГАИ пришлось уйти, да потом замаливать грехи перед боссом за то, что не сумел смыться вовремя.

Лихое было время, интересное. Негативу нравились перестрелки, крутые выяснения с другими группировками, грело душу сознание собственной значительности — как-никак, он работал под крышей крупного авторитета, одно имя которого вселяло ужас.

Сколько оружия перебывало в его руках за это время, а вот зацепился только «Вальтер». Так удобно лег в руку, так ласкал взор изящными, хищными очертаниями.

Негатив пользовался только им, глушитель прикупил сам, не бросал на месте разборок, хотя Партизан и выговаривал ему, чтоб не дурил и не жмотился. Если одну пушку «светить», то вычислить можно.

Но Негатив не слушал. Если он и был способен на любовь, то это нерастраченное чувство он всецело перенес на своего стального приятеля.

Но случилось непредвиденное — погиб Витя-Партизан. Без всесильного босса империя стала рушиться.

Негатива недолюбливала братва, и в новом переделе структур ему не нашлось места.

Быть одним из первых подручных, а потом идти шестеркой к какому-то мелкому хрену из Агеевской группировки — это, знаете ли, не по рангу.

Братва, давно точившая зуб на Негатива, припомнила все: и ментовское прошлое, и содранные за ни за что бабки, и собственные разбитые морды.

Негатив залег на дно. Тихо спускал нажитое и хищно высматривал из укрытия, к кому бы прислониться повыгоднее.