Тень Императора (СИ) - Мартьянов Андрей Леонидович - Страница 90

- Прискорбно. Однако жизнь - это пиршество, на котором каждый стремится съесть как можно быстрее и больше всего самого вкусного. И если у твоего арранта плохой аппетит, пусть пеняет на себя. Ты не возражаешь, если моя жена вернется после родов в столицу?

- Рада буду с ней познакомиться. Вряд ли она такая уж пустышка, как следует из твоих слов. Иначе Эврих вряд ли бы на неё позарился. Кроме того, я считаю своим долгом проследить за тем, чтобы дитя, которое она родит, получило хорошее воспитание и образование. Я многим обязана моему арранту.

- А тебе не кажется, что мне ты тоже кое-чем обязана и настала пора поговорить об этом? - Газахлар нахмурился и быстрым шагом прошелся по залу.

- Ты знаешь, что меня больше всего удивляет в людях? Их непоследовательность. Я почти не встречала цельных личностей, остававшихся верными себе как в достоинствах своих, так и в недостатках. Меня и сейчас поражает, как в людях сочетаются самые несовместимые черты. Ты ослепил моего мужа, отнял сына, вынудил отправиться в изгнание, помогал травить целых десять лет и желаешь искупить все это убийством своего благодетеля? Да ещё рассчитываешь на мою благодарность и полагаешь себя достойным занять место наставника Ульчи? - Ильяс развела руками, изобразив на лице крайнее изумление. - Видала я негодяев, способных пожертвовать собой ради любимого человека, сердобольных воришек, слезливых убийц и продажных девок, считавших делом чести обслужить клиента на совесть, но все они являются по сравнению с тобой образцами складного мышления и последовательности.

- Государственный муж не может быть совестливым, справедливым и последовательным. Ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать это. - Газахлар поморщился, желая показать, что нет смысла толковать о столь очевидных вещах. - Когда-то мы уже говорили о предательстве, которое становится подвигом, если совершено во благо империи. Ты не согласилась со мной и вынуждена была бежать в Кидоту. Я рассчитывал, что годы лишений пошли тебе на пользу и кое-чему научили. Не разочаровывай же меня, дочь.

- Ты рассчитывал, что я научусь прощать все и всем? Как аррант, полагавший, что не надо ждать от людей слишком многого? Что надобно быть благодарным за хорошее обращение и не сетовать на плохое? "Ибо каждого из нас сделало тем, что он есть, направление его желаний и природа его души". Он утверждал, что только недостаток воображения мешает нам увидеть вещи с какой-либо точки зрения, кроме своей собственной, и неразумно сердиться на людей за то, что они его лишены. Однако я - не он и не собираюсь смотреть на мир твоими глазами.

- Стало быть, я ошибся.

- И это будет стоить тебе дорого. Дверь в зал без стука распахнулась, и на пороге появилась Нганья с серебряным подносом в руках.

- Входи. Ты принесла то, о чем я тебя просила? - обратилась к подруге Ильяс.

- Да. - Нганья сделала вошедшим за ней воинам знак подождать её у входа и, обращаясь к Газахлару, пояснила. - Ильяс велела приготовить тебе подарок, и я поспешила выполнить её распоряжение.

- Какой ещё подарок? - В голосе Газахлара отчетливо послышалась тревога. Он отступил от шагнувшей к нему Нганьи и, качнувшись, едва не уронил напольную тонкогорлую вазу с большими белыми цветами.

- Подними платок, - велела Ильяс. Газахлар неуверенно протянул руку и сдернул платок с принесенного Нганьей подноса. Издал сдавленный крик и отшатнулся, словно увидел на нем ядовитую гадину. На подносе в лужице крови лежала голова Амаши. Рядом с ней весело посверкивал массивный золотой перстень с огромным изумрудом.

- Зачем ты это сделала? Он мог сослужить тебе добрую службу!

- Не мог. Так же, как не сможешь и ты. Помолись и, если у тебя есть какие-нибудь поручения живым, обдумай и выскажи их. Ибо мгновения жизни твоей сочтены.

- Как?! Неужели ты велишь убить меня? Ты - моя дочь!

- Ты уже мертв. Будучи твоей дочерью, я тоже извлекла кое-что полезное из речей Эвриха. Равно как и из его тюков. - Ильяс криво усмехнулась и указала пальцем на вазочку с кишмишем. - Твоя смерть будет сладкой. Или, по крайней мере, быстрой. Моему сыну не нужен наставник, не способный избавиться от пагубных привычек.

Газахлар попятился от дочери и со стоном рухнул в оказавшееся на его пути плетенное из тростника кресло. Ильяс взяла с подноса перстень Амаши, подышала на изумруд, потерла камень о полу роскошного одеяния и поднесла к глазам, словно надеялась увидеть в его сине-зеленых глубинах корабль, уносящий её ненаглядного арранта к берегам Восточного материка.

При изрядной вместимости нанятое Иммамалом суденышко отличалось быстроходностью, что было немаловажно для торговца, поставлявшего мономатанские фрукты на остров Толми, к столу учеников Божественных Братьев. Эврих не пытался узнать, какими посулами посланец Мария Лаура соблазнил купца срочно отплыть в Мельсину - бежать, лишив себя возможности вернуться в Город Тысячи Храмов до тех пор, пока Кешо не перестанет быть императором. Добравшись среди ночи на утлой лодчонке до стоящего на внешнем рейде "Вездесущего", аррант замкнулся в себе и не раскрывал рта, ежели его не донимали расспросами и разговорами другие беженцы из Мванааке, коих собралось здесь около дюжины.

Он редко уходил с палубы, где часами любовался морем, по которому, оказывается, успел сильно соскучиться. Странно, казалось бы - отличный вид на море открывался из "Мраморного логова", с Закатных и Рассветных холмов и даже с крыши "Дома Шайала", от коего остались лишь зола и угли. Но глядеть на море с суши и с борта быстроходного судна - совсем не одно и то же. Движение корабля, запах и цвет моря, колебание палубы под ногами и бесконечный простор - все это, а может, и ещё что-то неназываемое заставляло его ощущать себя неотъемлемой частицей этого мира, которая пребудет в веках. Временами ему чудилось, что он сливается сознанием с парящими за кормой "Вездесущего" чайками, с летучими рыбами, выпрыгивавшими порой из длинных, пологих волн, с дельфинами, резвящимися, словно дети, в сине-зеленой бездне. Ему мерещилось, что он не стоит на палубе, а летит над волнами и, того и гляди, взмоет в звонкую синь поднебесья. Он был одновременно и морем, и небом, и ветром, и раскаленным солнцем, подобно огромному судну с багровыми парусами, уходящему за горизонт...

- Неужели тебе не интересно, чем там все кончится? В столице, у Аль-Чориль и Тарагаты?

Перевязанный и прихрамывающий Тартунг появился, как всегда, неожиданно и, остановившись подле Эвриха, облокотился на фальшборт с таким видом, что ясно было: уходить он не собирается и прогнать себя не позволит. Юноша всерьез считал, что его старший друг нуждается в поддержке и утешении, и избавиться от этой непрошеной опеки арранту было ничуть не легче, чем собрать пролитое или превратить сыр обратно в молоко. Впрочем, если бы ему даже удалось прогнать Тартунга, на смену юноше явилась бы Афарга, Иммамал или Ирам, каждый из которых полагал почему-то, будто желание Эвриха побыть в тишине и покое свидетельствует о его душевном нездоровье и разладе чувств.

- Не понимаю, как ты мог покинуть Город Тысячи Храмов, не доведя начатое дело до конца? - продолжал Тартунг, намеренно не замечая недовольства арранта. - Я вот прямо-таки умираю от любопытства: удастся ли Аль-Чориль скинуть Кешо, или все её старания пойдут прахом? Уж и Афаргу спрашивал, но она, к сожалению, ни предсказывать, ни гадать не умеет.

- Маги обычно предсказаниями не занимаются, - проворчал Эврих, видя, что отмолчаться не получится. - Есть среди них исключения, но большинство, насколько я знаю, полагает, что предсказать будущее - значит - до известной степени, конечно - предопределить его. Да и Афарга пока не слишком-то многому научилась. Крушить - оно ведь не в пример проще, чем созидать.

- Жаль. Не скоро мы, значит, узнаем, чем вся эта история с Ульчи завершилась.

Эврих неопределенно пожал плечами. Он уже пытался как-то растолковать Тартунгу свое отношение к происходящему в Мванааке, но, судя по всему, не преуспел в этом. Ничем хорошим история Аль-Чориль кончиться не могла, ибо, ежели человек намерен отомстить, завоевать власть или любовь любой ценой - результаты непременно будут трагическими. Для него самого или для окружающих, а вероятнее всего, для всех. Но коль упрямец не желает слушать предостережений, так и целый хор самых голосистых предсказателей не услышит. Он вспомнил, как рассказывал Ильяс о Гурцате и Подгорном Властелине, и криво улыбнулся. Предводительница гушкаваров не пожелала сделать вывод из услышанного, и втуне толковал он ей про Волкодава, главное отличие которого от неё заключалось в том, что тот готов был отомстить обидчикам ценой собственной жизни. Она же, не задумываясь, жертвовала жизнями многих и многих, поскольку за стремлением отомстить Кешо и Газахлару стояла жажда власти. Однако, если власть нужна не для того, чтобы сделать жизнь близких и далеких легче и счастливей, значит, она принесет им зло, и тогда любая заплаченная за неё цена будет чрезмерной.