Тень Императора (СИ) - Мартьянов Андрей Леонидович - Страница 87

- Прекратите, братцы! Неужто больше поговорить не о чем? - вмешался Кужаул. - Пусть лучше Эврих споет. Не зря же Тартунг дибулу приволок!

- Зря. Нет у меня нынче желания петь.

- Вай-ваг! Такое событие, вон даже Аль-Чориль с Тарагатой запели, а ты не хочешь!

- Не хочу. Спойте лучше что-нибудь сами. А я вам подыграю.

Аррант и в самом деле выглядел усталым и замученным. Афаргу так и подмывало крикнуть гушкаварам, чтобы они оставили его в покое, ведь он целый день ходил по их укрывищам и возился с ранеными, но после того как она так оплошала на Меловой улице, невместно ей было повышать голос.

- Спой для меня, не ломайся! - поддержала соратников из дальнего конца зала Аль-Чориль. Не попросила - потребовала, и Афарга с болью заметила, как вздрогнул Эврих, растерянно потер пальцами шрам на левой щеке.

Приняв из рук Тартунга дибулу, покрутил в руках, словно забыв, как надобно с ней обращаться, потом все же пристроил на коленях, коснулся жалобно отозвавшихся струн.

В зале опять зашумели, разбирая принесенные с поварни пышущие жаром лепешки, миски с дымящейся рыбой, калебасы с пальмовым вином и кувшины с рисовой водкой.

- Ну давай, любовное или героическое, - нетерпеливо подсказал Яргай.

Эврих вздохнул, уставившись в закрытое ставнем окно, пробежался пальцами по струнам и запел:

- Опомнись! Что за похоронные настроения? Ничего себе обрадовал! Таким вытьем ты нам все пиршество испортишь! - негодующе завопили гушкавары. Аль-Чориль нахмурилась, закусила нижнюю губу, и Афарга подумала, что если бы соратники её не были пьяны и слишком заняты сами собой, то сообразили бы, что Эврих точно исполнил пожелание их предводительницы. Стало быть, не зря Тартунг ходил нынче на встречу с Иммамалом - отъезд из Мавуно дело решенное. Вот только захочет ли Аль-Чориль отпустить Эвриха?..

- А повеселее у тебя в запасе ничего нет? - продолжали наседать гушкавары на арранта.

Обычно он охотно шел навстречу их просьбам, но на сей раз у него явно не было настроения веселиться. Звуки, извлекаемые Эврихом из старенькой дибулы, навевали печаль, и он, кажется, вовсе не собирался с ней бороться.

- Если хотите, я попробую спеть "Хвалу снам", сложенную вашим соотечественником - славным Мишгушем. Ничего веселее в голову что-то не приходит, - предложил аррант и, не дожидаясь одобрения гушкаваров, негромко запел:

Упоительны мгновенья, когда явь сменяет сон.

- Во! Это по-нашему! Давай про милого друга! - одобрительно выкрикнул кто-то из дальнего угла трактира. Кто-то пьяно расхохотался. Афарга зажмурилась, ощутив привычную тяжесть и жжение в груди. О, Алая Мать, ну зачем он поет этим людям? Ну почему, почему у этого арранта, владеющего самым ненужным и бесценным, быть может, самым бесценным на земле сокровищем - нежным и любящим сердцем, нет в нем места для нее?

"И все-таки он будет моим! Я напрошусь, увяжусь за ним, умолю взять с собой хоть в Саккарем, хоть в Аррантиаду, хоть на Сегванские острова! И никуда он от меня не денется! - поклялась сама себе Афарга. - Если ему нравятся разбойницы - стану разбойницей. Если ему нужны помощницы-врачеватели - стану врачевателем. А если не получится влюбить его в себя, соблазнить, заставить думать только обо мне обычным способом - зачарую. Заворожу, заколдую, но он будет моим! Все равно не жить мне без него!"

Она не слышала галдежа и пьяных выкриков гушкаваров и очнулась, лишь когда Эврих вновь коснулся певучих струн. И снова он запел не то, чего от него ожидали:

Он был нелеп и прекрасен. Глядя на него, Афарге хотелось плакать, смеяться и ругаться одновременно. Безусловно, он видел окружавших его людей совсем иными, чем были они на самом деле. Иначе он не стал бы петь им этих песен, не стал бы лечить хладнокровных убийц и мерзавцев, коих среди гушкаваров было пруд пруди. И все же, раз они слушали его и просили петь, какие-то струны их душ ему удавалось затронуть, в чем-то он был им сродни, плоть от плоти, кость от кости...