Четырехкрылые корсары - Халифман Иосиф Аронович - Страница 27

Известный русский географ Петр Петрович Семенов-Тян-Шанский был в 1890 году избран президентом Русского энтомологического общества, которое возглавлял свыше двадцати лет. С 1906 года вице-президентом общества стал сын президента — Андрей Петрович. И отец и сын занимались в энтомологии главным образом жесткокрылыми, то есть жуками. Андрей Петрович изучал и некоторых перепончатокрылых. Часть опубликованных обоими работ посвящена жукам, которые во взрослом виде или в возрасте личинок или куколок служат для прокорма потомства ос, и, наоборот, таким, которые сами паразитируют на осах, вроде чернотелок, откладывающих яйца на брюшко полистав.

Баночка с коллетами отнесена (по Бахметьеву) к «ледничку» — полоске снега на месте заносов — и зарыта на глубине 10–15 сантиметров в смешанный с солью снег. Минут через 15 насекомые застыли. Сквозь запотевшее стекло видно, что они лежат без признаков жизни. Тогда Малышев пронес обложенную снегом баночку обратно мимо колонии, метров на 60 к востоку…

Так находчиво соединены оказались в эксперименте уроки предшественников и природные условия: колония естественных гнезд одиночного перепончатокрылого, снег на дне оврага — холодильник для усыпления насекомых. Очень ценно в натуралисте это умение примениться к обстоятельствам и использовать их в работе.

Вот ход мыслей С. И. Малышева.

…Возьму насекомое на пороге его гнезда и заморожу, деятельность его нервной системы упадет до нуля. Теперь оно лишено способности что-либо воспринимать. Значит, «чувство направления», если оно существует, надолго уничтожается, во всяком случае, теряется. Но тогда в том месте, где насекомые отогреваются, оживают, оживут и их чувства, а они должны бы уводить насекомое по неверному пути.

Цель пока оно было усыплено холодом, ничто не могло дать ему знать, в какую сторону и как далеко оно было унесено.

Однако с самого начала осечка: замороженные насекомые, оттаяв, не ожили. Неудача не обескуражила молодого, совсем молодого — он был еще школьником — натуралиста. Он продолжал исследование. Но теперь урок усвоен, и Малышев ослабляет меру охлаждения. На этот раз четыре коллеты, унесенные от гнезда замороженными, вскоре проснулись. Пока они взбирались на травинки и грелись на солнце, все получали по белой метке акварелью. После этого коллеты один за другим улетели. Вечером Малышев вернулся к гнездам и убедился: ходы открыты, значит, хозяева дома. Сомнений не остается: коллеты не обладают никаким особым чувством направления, они просто знакомы с местностью.

Еще год прошел, еще лето наступило, и снова каникулы полны напряженной работы, итоги которой Малышев подведет, уже став студентом Петербургского университета. Так, приняв эстафету исследования, задуманного на склоне лет в Дауне Дарвином, начатого в Провансе уже известным и искушенным энтомологом Фабром, молодой натуралист закончил его еще при жизни Фабра. И этот молодой натуралист, благодаря Бахметьеву превзошедший Дарвина в разработке способа, который должен заставить насекомых выдать одну из тайн их жизни, превзошел также и Фабра, продолжив его опыты на галиктах. И эти опыты показали: у насекомых невообразимо сильна зрительная память.

«Мне приходилось иметь дело с этими насекомыми, гнездящимися в местности степного характера, знакомой мне с детства, — писал Малышев; заключая статью, — и я не раз с недоумением замечал, что крылатые землекопы часто знают эти места лучше меня. Так, они не устраивают себе искусственных вех и успешно находят гнезда, а мне необходимо втыкать или привязывать к стебелькам трав перья грачей, клочки бумаги и подобные предметы, чтобы на другой день прийти на то же место».

Такая безотказная зрительная память, топографическая способность, размышлял Малышев, жизненно важна для закончивших метаморфоз перепончатокрылых, устраивающих гнезда.

Во-первых, заключал он, здесь влияет краткость их жизни (в наиболее развитом и деятельном состоянии они живут обычно не долее 30–60 дней), во-вторых, с кратковременностью их жизни в какой-то мере связано отсутствие специального времени для подготовки, в-третьих, отсутствие учителей и руководителей. Эти, как решил Малышев, три обстоятельства «Ставят зрительную память одиночных пчел и ос совсем в ином, непривычном для нас свете».

Многих перепончатокрылых изучал Сергей Иванович: пилильщиков, наездников, муравьев, пчел и ос одиночных и общественных. И осы никогда не уходили из поля его зрения. В отчете «Жизнь и развитие осы тифни — Тифия фемората» Малышев вновь обнаруживает талант и искушенность натуралиста. Он терпелив и целеустремлен, он не забывает разницы между данными наблюдений в лаборатории и в ноле, он умеет, не полагаясь на милость счастливого случая, воссоздать в опыте условия, по возможности близкие к природным.

Быстрая, длиною в сантиметр Тифия фемората примерно в середине июля отправляется в охотничий рейс. Она зарывается в песчаную почву. И здесь, неглубоко под землей, отыскивает молодых личинок хрущей из рода ризотрогусов.

Тифия жалит личинку в грудь, вводит в нее яд, парализует, но только временно, на срок, достаточный для того, чтобы движения личинки не помешали осе отложить яйцо. Оно приклеено в брюшной стороне жертвы, в место, недоступное для челюстей личинки, и больше того — так, чтобы молодая личинка осы (она вылупляется через 27–96 часов) оказалась ближе к краю брюшка, где хитин тоньше. Здесь личинка его прогрызает и принимается пить гемолимфу, а когда хрущ погиб и от него остался один лишь сухой хитиновый мундир, выросшая личинка осы начинает плести кокон.

«Еще никто не видел куколки тифии», — писал Малышев в 1916 году, и, эти слова его надо особо выделить, так как сам Малышев куколки тифни увидел. Он их не только увидел, он их выводил в лаборатории, где и подтвердилась правильность высказанного им в 1916 году предположения, что личинка зимует, как и у многих других жалящих, в коконе, а весной с наступлением тепла окукливается и через несколько недель появляется в виде закончившего развитие насекомого.

С. И. Малышев успешно выводил куколок тифии, которых «еще никто не видел». Он подробно изучил немало других видов, относительно редко встречающихся и уже по одной этой причине менее известных. Может показаться, что Малышеву в его работе с насекомыми вообще сопутствовала удача. Дальше мы узнаем, как и чем сам натуралист помог себе стать удачливым.

С. И. Малышев в лаборатории зоологии беспозвоночных Петербургского университета (1910). Это был тогда столичный университет… Энтомология не отпочковалась еще в университете от общей зоологии беспозвоночных! Вот, оказывается, как молода наука, первые страницы которой писались — мы уже знаем — задолго до начала нашего летосчисления…

Первая страница первой научной статьи С. И. Малышева. В ней подвергнуты анализу некоторые черты лётного поведения одиночных перепончатокрылых, в частности пчел и ос. Заглавная страница статьи С. И. Малышева об осе — тифии — родиче сколий, изображение которых мы видели на дендрограмме (стр. 27). Как и сколии, тифия сама кормится на цветках, а для пропитания потомства парализует личинок некоторых жуков, в частности июньского хруща ризотрогус.

Глава 14

О студенческих годах С. И. Малышева и его встрече с Владимиром Вагнером— учеником профессора В. М. Шимкевича

Поступив в 1905 году в Петербургский университет, Сергей Иванович студентом третьего курса отправился на лето в пустыню Кызылкум и здесь по поручению Русского энтомологического общества пополнял коллекции насекомых, наблюдал поведение разной живности.