От пчелы до гориллы - Шовен Реми - Страница 29

Муравьи?! Конечно же, это знаменитые кочевники, о которых я столько слышал, охотники, обращающие в бегство даже самых крупных лесных зверей. Кое-что я о них знаю, хотя никогда раньше не видел. В тропической Африке они попадаются на каждом шагу; здесь ходят страшные рассказы, например о наказании, придуманном африканскими царьками для «придворных», которые имели несчастье не понравиться властелину. Обреченных привязывают живыми на пути таких муравьев, и от них остаются одни обглоданные скелеты.

Мой друг — директор цюрихского зоопарка рассказал мне о приключении, пережитом им самим и повергшем его в немалое смущение. Услышав во время первого своего путешествия по Африке рассказ о муравьях-кочевниках, он отнесся к нему с недоверием, решив, что имеет дело с одной из тех неправдоподобных историй, которыми потчуют новичков, впервые переступающих границу девственного леса. Экспедиция тронулась в путь. Затем — привал в чаще леса, первый ночлег в палатке. Было, как всегда, невыносимо жарко, и мой друг уснул нагишом под москитной сеткой. Внезапно он пробуждается среди ночи, чувствуя, что происходит что-то неладное: при свете непогашенной лампы он видит, словно в кошмаре, что его тело, постель, полог (видимо, в нем была дыра) — все черно, на всем кишмя кишат муравьи. Боль от укусов невыносима! Он вскакивает со своего ложа и пробует натянуть холщевые сапоги. Но сапоги доверху полны муравьев — ноги все в крови. Он бросил сапоги и, совершенно потеряв самообладание, вскочил на стоявшую здесь же бочку с керосином. Разбуженные его криками, проснулись африканцы и принялись кататься от смеха при виде голого начальника, орущего во все горло со своего пьедестала. Затем они сделали единственное, что могло спасти положение: облили его керосином, запах которого отпугивает муравьев.

Я приблизился к колонне муравьев, оставаясь все же на почтительном расстоянии. Пока находишься в 20–30 сантиметрах от края колонны, можно ничего не бояться, Если же нарушить дистанцию, муравьи пойдут в обход и могут напасть сзади. Сейчас уже три часа, а они, по словам моего помощника — африканца Бирхамы, ползут с восьми утра. Рабочие муравьи ростом чуть побольше наших рыжих муравьев. Они движутся примерно со скоростью шагающего человека и образуют колонну толщиной с большой палец. В песке пролегла протоптанная миллионами насекомых борозда, и теперь колонна движется по дну довольно, глубокого желоба. По краям выстроились солдаты, скрестившие над своим народцем громадные челюсти. Часть рабочих муравьев несет молодых личинок и яйца на разных стадиях развития. Другие рабочие охотятся:! когда они взбираются на дерево, то захватывают его целиком, до последней веточки. Все обитатели ветвей и листьев отступают перед неумолимыми хищниками и в конце концов, спасаясь, падают на землю, но здесь их поджидают другие муравьи и моментально разрывают на части. Впрочем, если приглядеться, то увидишь, что далеко не все жители джунглей трепещут перед муравьями. Вот я различаю над их колонной стайку крошечных мушек, кажется, из семейства сирфид. Время от времени одна из них с быстротой молнии падает на рабочего муравья и сейчас же взлетает. Разглядеть что-либо при этом очень трудно, но кажется, что мушка как будто приклеивает яичко к спине муравья. Так что даже самые опасные среди муравьев, подобно всему живому, имеют своих паразитов и хищников.

Муравьи-кочевники не строят постоянного гнезда, у них бывают только временные «бивуаки»: рабочие, сцепившись лапками, образуют огромный клуб; в нем оставлены ведущие к центру ходы, по которым снуют другие муравьи-рабочие. Недавно профессор Шнейрла (Нью-Йорк) обнаружил, что поход возобновляется под влиянием импульса, исходящего от матки и связанного с циклом откладки яиц; оказалось, что у матки периоды, когда происходит откладка яиц, разделены определенными промежутками времени. Именно в эти промежутки резко повышается активность муравьев и они выступают в поход.

Муравьи-портные

Нередко африканцы отказываются собирать плоды кофейного дерева из страха перед муравьями другого вида: муравьями-портными CEcophylla, которые падают с ветвей на человека и жестоко искусывают его. Это, пожалуй, наиболее интересные представители муравьиного народца на Береге Слоновой Кости. На ветвях кофейных деревьев можно заметить нечто вроде гроздей из трех-четырех листьев, сшитых шелковыми нитями. Сначала мне даже в голову не пришла мысль об CEcophylla; я решил, что это гнезда пауков. Но когда я раскрыл одно из гнезд и его обитатели с аппетитом принялись за мои пальцы, я, несмотря на боль, обрадовался встрече с муравьями-портными.

Все воскресенье я провел у кофейного дерева, и был буквально загипнотизирован. Действуя пинцетом, я раздвигал два листа — из гнезда выбегала разъяренная стража. Но я уже научился вовремя прятать пальцы. Очень скоро за работу принимаются «тягачи» — это цепочки муравьев, которые, взбираясь один на другого, сближают разведенные мной края листьев. Одна, две, три цепи становятся на свои места, и вот благодаря общим усилиям края листьев соединяются. В это время между ними снует один муравей, сжимая в челюстях личинку того же вида CEcophylla. Он прикладывает личинку к краям обоих листьев, работая ею, как челноком, а личинка при каждом прикосновении к листу выпускает шелковую нить; в конечном счете образуется настоящая ткань (рис. 25). Тогда тягачи удаляются, ибо нити, выделяемые личинками (взрослые муравьи утратили эту способность), очень прочны и листья теперь не разойдутся.

Рис. 25. Муравей-портной (CEcophylla) держит в челюстях личинку, которой он действует, как челноком (по Бюньону).

Снова и снова проделывал я щель, тридцать раз подряд разрушал работу муравьев, отрывал их от гнезда и отбрасывал подальше. И каждый раз новые муравьи становились на место своих товарищей, снова сближали они листья, снова сшивали их шелком. Мое терпение истощилось к наступлению здешних коротких сумерек, когда звуки, доносящиеся из зарослей, становятся вдруг сильнее, а свет — слабее. Погруженный в задумчивость, я возвращался в лабораторию под оглушительное стрекотание гигантских сверчков; их хоровая песня по силе звука почти не уступает паровозному гудку. Бесчувственные роботы — вот на что похожи муравьи. Я, должно быть, почти опустошил гнездо, убирая из него одних рабочих за другими, а новые насекомые все так же непоколебимо выходили исправлять разрушенное.

Я и дальше продолжал свои бесчисленные опыты до тех пор, пока мои руки, сплошь искусанные, не начали слишком уж болеть. Признаться, я действовал довольно грубо, так что укусы достались мне поделом! Судите сами: я приносил в лабораторию в стеклянном ящике гнездо CEcophylla и здесь, внезапно раскрыв ящик, тыльной стороной руки выметал из гнезда всех муравьев до одного. После этого я подкладывал им свежие листья кофейного дерева (один или несколько). Мгновение суматохи — и вот они уже собираются в группы вокруг разбросанного расплода. Как это водится у всех общественных насекомых, меньшие труппы вливаются в большие (см. выше работы Леконта, посвященные пчелам). Все муравьи, захватив с собой расплод, взбегают на лист, и тягачи почти тотчас же приступают к работе.

«Да здесь же все очень просто», — скажут опытные наблюдатели. Ведь у CEcophylla возникает потребность в приложении силы при встрече с любым предметом, поэтому они тянут и за края листьев. Действительно, если рабочему муравью CEcophylla подставить веточку, он прикусит ее и немного потянет. Но когда ему подставляют лист или какой-нибудь другой предмет такой же формы, он ведет себя по-иному — отчаянно вытягивается, пытается впиться в лист челюстями, вскарабкаться на него. Следовательно, CEcophylla совсем не одинаково реагируют на любой предмет — они особенно живо интересуются именно листьями. Говорили, будто усилия их направлены как попало. Верно ли это? На первый взгляд кажется, что дело обстоит именно так: муравьи хватают край листа и тянут его во всех возможных направлениях. А все же спустя несколько минут оказывается, что лист уложен вполне определенным образом — так, что прикрывает расплод вместе с плотной группой окружающих его кормилиц. Никогда мне не приходилось видеть, чтобы муравьи по ошибке уложили лист иначе. Сильно усложняет истолкование этого процесса то обстоятельство, что муравьи и здесь действуют совсем не так, как действовали бы люди. Создается впечатление, что именно в период восстановления гнезда возникает настоятельная потребность в приложении силы и некоторые рабочие, поддавшись ей, тянут за что попало; но совершенно очевидно, что усилия большинства ориентированы правильно, — ведь они сворачивают и укладывают лист всего за несколько минут. При этом муравьи тянут лист только за края; по-видимому, именно здесь находится зона высокой чувствительности. Однако рабочие, которые тут находятся, могут тянуть за что угодно: за край листа, за повисший на нем обрывок шелка, за тело другого муравья, который уже сам что-то тянет. Одним словом, их деятельность подчинена, должно быть, ряду общих регулирующих воздействий высшего порядка, направленных в конечном счете к защите расплода. Но пытаясь свести все к системе простых рефлексов, мы понапрасну потеряли бы время: колония в целом способна учитывать ситуацию, расставляя, например, надлежащим образом рабочих при устройстве гнезда (в зависимости, например, от того, состоит ли оно из одного или из двух листьев). Точно так же обстоит дело и с переноской тяжестей, когда, несмотря на кажущийся беспорядок, мертвая добыча быстро перемещается прямо к гнезду. Факт многозначительный, и только при предвзятом отношении можно им пренебречь.