Со мной летела бомба - Майоров Сергей - Страница 51

Обрезанова на экзекуции не было, он почему-то заболел. Но был Торопов, и рот ему заткнуть никто даже не пытался.

Меня терзали еще около получаса, вспоминая материалы пятилетней давности, «непонятные встречи с криминальными лицами» (это опера-то этими вопросами мучить, которому законом установлены встречи с криминалитетом!), и даже поставили в вину неумение создать собственную семью. Я решил дотерпеть до конца. И дождался. Из угла кабинета раздался робкий голос начальника следственного отдела:

— Может, предоставим человеку уволиться по собственному желанию? Зачем жизнь ломать?

Буря возмущения, раздуваемая замом по воспитательной работе:

— Чтобы дать ему возможность в последующем восстановиться в полиции? Я полагаю, что это тот случай, когда нам нужно проявить принципиальность. Нам такие деятели, как Загорский, не нужны. Мы от них избавлялись и будем избавляться.

Я не выдержал и расхохотался.

Я смеялся так, как не смеялся уже, наверное, лет десять. Я захлебывался от хохота, как малыш, глядя на Тома и Джерри. Что это было? Нервы? Облегчение от того, что я свободный человек и эти отвратительные рожи я не увижу уже никогда? Не знаю.

Был объявлен «приговор», я расписался в ознакомлении с ним, положил на зеленое сукно стола удостоверение и вышел на улицу. Уже на крыльце я почувствовал, что задыхаюсь…

Рванув воротник, я оперся на перила. Сейчас все пройдет. Нужно только постоять и отдышаться.

Вместе с облегчением пришла тоска. Сейчас хотелось только одного. Приехать в свою квартиру на улице Свободы, расставить вокруг себя несколько бутылок водки и пить, пить, пить… До тех пор, пока не придет прозрение и успокоение.

У крыльца меня встречали человек семь или восемь. А может, и десять. Или даже двадцать. Их лица мелькали передо мной, меняясь, сыпались вопросы, не требующие ответа… Я видел лишь Ваньку и Верховцева. Я улыбался, и они не могли понять почему. Для них и, как им казалось, для меня случилось страшное. А я улыбаюсь…

Мне оставалось лишь забрать свои вещи из кабинета. Больше меня ничто не связывало с прошлым. Меня ждет любимая мною женщина. Моя жизнь только начинается. Вывернув ящики стола, я выбрасывал записки, адреса, блокноты. Я рвал все в мелкие клочья и опускал в урну.

В сейфе мне попался на глаза компромат на Бигуна. Я замер с ним в руках. Нет… Пока Лешка в клинике, бумаги будут со мной. Остальные дела я передал Верховцеву, личные дела агентов пусть лежат. Там все равно указаны фуфловые имена, фамилии и адреса. Грамотный опер никогда не станет светить свой штат. Даже перед начальством. На стуле со слезами на глазах сидела Аня Топильская. Она молча наблюдала за моими манипуляциями. Может быть, в чем-то я обманул ее ожидания, но уж в этом точно не виноват. Парни нервно курили, а меня прорвало на шутки и метафоры. Я радовался своей свободе и восхвалял славный город Питер, в который рвану сразу же, как получу расчет.

Проводив из Настиной квартиры всех, кто пришел со мной попрощаться, я почувствовал, насколько одинок. Едва захлопнулась дверь за последним, мною овладела горечь от только что утраченного прошлого. Утраченного навсегда. Завтра Новый год, и это угнетало больше всего. Новый год — семейный праздник. Все, кто был сегодня, встретят его со своими близкими. Даже Бурлак, извинившись, сказал, что не сможет ко мне прийти.

Жизнь идет своим чередом, и если из нее кто-то выпадает, то это очень малозначимо для самой Жизни. Не стоит преувеличивать значение для окружающих своей персоны. Жизнь — штука жестокая и беспощадная. Она карает всех, в меньшей или большей степени.

На этом, собственно, и кончается эта история.

Юнг, Табанцев и их люди, я уверен, скоро ответят за все, что совершили. Не могут не ответить, потому что нет ничего дороже человеческой жизни и отношения к ней. И речь не идет о своей жизни. Чужая или собственная, она одна у каждого. И никто не вправе забирать то, что ему не принадлежит. В этом я видел свою работу, в это же свято верю и сейчас.

А девушка… Она обыграла меня. Ольга оказалась умнее, чем я думал. Я наказан за гордыню, поэтому и проиграл овертайм. Упустил шанс, которым мог воспользоваться. Но она приговорила сама себя. Ничто и никогда не проходит для человека безнаказанно. Она обязательно проявит себя потом, и если я не смог ее найти, то это обязательно сделает другой, более удачливый сыщик, опер по призванию, опер от бога. Может, это будет Ваня Бурлак? Очень может быть. Коренева воскреснет в другом месте, я в этом не сомневаюсь. Сколько ни крась свинец позолотой, она обязательно отшелушится.

ГЛАВА 32

Я была потрясена.

Сжимая в руке диктофон, я совершенно выключилась из реальности. Сергей смотрел на меня, и по его покрасневшим глазам было легко понять, как тяжело дался ему этот многочасовой рассказ. Он сумел затянуть меня в него, заставил чувствовать себя участником событий — все это время я словно была рядом с ним. Самолет уже медленно выруливал к стоянке. И снижение, и посадка прошли мимо моего внимания. Если бы не диктофон в руке, если бы не Сергей, сидящий рядом, я бы подумала, что меня, как в фантастическом фильме, на все время полета ввели в сомнамбулический сон.

Теперь, когда история закончена, мне не хватало ответов на два вопроса.

— Сергей, что стало с Лешей?

— С Лешкой? — парень потер рукой проступившую за время полета щетину. — Слава богу, мой друг выжил. Но сразу после этого случая уволился из органов. Мне не в чем упрекнуть его.

— Он сказал, кто на него напал в той квартире?

— Он не сказал, — грустно улыбнулся Сергей. — Когда он пришел в себя, он не мог говорить. Поэтому написал. Моей ручкой на своей медицинской карте, едва успев открыть глаза. Одно слово: «Коренева».

— И где он сейчас?

— Никто не знает. Одни говорят, уехал к тетке в деревню, другие — в Питер. Думаю, он даст о себе знать, когда окончательно придет в себя.

Я подумала.

— Послушай, но ты же говорил, что Тен на имя Ольги положил в одном из московских банков крупную сумму денег. Не имело ли смысла предупредить сотрудников банка? Или засаду, скажем, посадить? Ведь Коренева рано или поздно может там объявиться?

Он рассмеялся. В отличие от смеха в самом начале полета, он был усталым и каким-то невеселым. Нет ничего удивительного. Если бы мне вновь пришлось пережить подобные события, кто знает, что было бы со мной?

— После сравнения всех экспертиз дело по факту убийства Тена и Льва Бурлака было возбуждено на основании вновь открывшихся данных. И это дело сейчас пестует следователь прокуратуры Вязьмин, — Сергей повернулся ко мне и заглянул в глаза: — Только после моего ухода кому нужно искать убийц? «Синдром Загорского». На этом погорел я. Загорский не смог найти убийц. Ни один опер не станет копать в том направлении, на котором так закончил свою карьеру Загорский. Авторитет, Таня, великая вещь. А что касается засад… Во-первых, никто не поставит засаду там, где отсутствует хотя бы один процент уверенности в том, что фигурант объявится.

— То есть? — не поняла я.

— Кто сможет с уверенностью сказать, что Коренева знает о своем счете в «Инвестбанке» на улице Светлой? Пятьдесят тысяч долларов — сумма немалая. И, поскольку она до сих пор не тронута, Ольга Михайловна не имеет о ней ни малейшего представления.

Мы попрощались на стоянке такси.

Последнее, что я видела в заднем окне машины, был он, прикуривающий на ветру сигарету.

Мне, как и ему, ничего не дается просто так. Один лишь миг подарила мне судьба. Но уже в следующий — забрала обратно. Но это самый счастливый миг в моей жизни.

ЭПИЛОГ

Вот и закончилась моя сказка. Мой мужчина, моя несбывшаяся мечта, уезжает к своей чудной девушке Насте. А я вновь остаюсь одна. Один на один со своими мыслями, надеждами и любовью. Этот замечательный человек подарил мне то, что я давно потеряла и не надеялась найти. Он своим рассказом объяснил мне, почему вокруг меня много подонков и так мало настоящих мужчин. Мужчиной можно родиться, но очень трудно быть им всю жизнь. И дело даже не в широких плечах Сергея и не в его уверенном взгляде. Дело не в самоуверенности, а в уверенности в себе. Тяжелее всего оставаться мужчиной после поражения. Когда можешь жить дальше, проиграв, но не сломавшись.