О текущем моменте 2004 г., №3(27) - Внутренний Предиктор СССР (ВП СССР) Предиктор - Страница 8

Т.е. термин «концептуальная власть» включает в себя оба значения: и власть над обществом определённых идей, и власть в обществе людей, порождающих и модифицирующих концепции, на основе которых строится организация жизни общества.

И это приводит к вопросу о концептуальной властности масонства во втором смысле — способности масонства к пересмотру старых и порождению новых идей, а также и внедрению их в политику.

Концептуальная властность в этом смысле включает в себя:

· выявление проблем,

· целеполагание в отношении этих проблем,

· выявление и создание средств и сценариев осуществления избранных целей.

Всё это требует свободы, а отчётность перед вышестоящими в иерархии и контроль с их стороны за деятельностью нижестоящих; зависимость вышестоящих от нижестоящих; их общая зависимость от системы в целом, — обрекают названные виды деятельности (если они проводятся в системе) на то, что в каких-то ситуациях качество этих видов деятельности оказывается не соответствующим пожеланиям и потребностям: прежде всего потому, что само масонство — порождение концепции, из-под власти которой оно выходить не должно. Причём сама эта концепция — порождение культуры скрытого «матриархата» — т.е. культуры, в которой большинство подвластно инстинктам, вследствие чего сама она во многом представляет собой «цивилизационную оболочку», покрывающую по существу животную инстинктивность поведения как мужчин, так и женщин в их большинстве. Об этом факторе, ограничивающем деятельность толпо-“элитарного” общества и его органической части — масонства, тоже не следует забывать.

Поэтому в реальной истории все виды деятельности, в которых выражается концептуальная властность, остаются вне масонства, поскольку подобные виды деятельности организуются не на принципах иерархии и подчинённость психики инстинктам, а совсем на иных, которые обществу, желающему стать концептуально властным, ещё предстоит освоить. Продвижение же по ступеням масонской иерархии подавляет и ограничивает личность в возможностях, что не позволяет ей осуществлять полноту власти по полной функции управления, начиная от власти концептуальной. Соответственно, будучи концептуально безвластным,можно дойти в течение своей жизни до некоторых «высоток»[25] в иерархии масонства и обнаружить, что реальной власти, к которой человек возможно стремился не ради самоупоения властью или в целях удовлетворения своекорыстия (своего собственного или близких), а чтобы осуществить благие помыслы в интересах всего общества, — нет.

Но, не зная о концептуальной власти и будучи сами концептуально безвластны, люди возпринимают масонство в его исторически реально сложившемся виде, как высшую внутрисоциальную властную инстанцию, политика которой формируется ею же самой, выражая интересы и волю тех, кто смог продвинуться в высшие слои этой иерархии. Это подразумевает, что для того, чтобы политика масонства была бы приемлемой, — надо приобщиться к системе и делать в ней карьеру для того, чтобы, достигнув определённых высот, — самому делать политику. Но это — ловушка, в которую в прошлом попадали многие по самонадеянности. Масонство — всего лишь исполнительный инструмент, на котором играют другие — те, кто, во-первых, не стеснён дисциплиной иерархии в системе масонства, и, во-вторых, более или менее освободился от диктата инстинктов.

Поэтому у политического деятеля и работника спецслужб в прошлом по существу не было выбора, если он оказывался перед вопросом о своём отношении к масонству.

Противостоять масонству — значит не отвергать ту глобальную политику, которую масонство проводит в жизнь, а воплощать в жизнь какую-то иную (в смысле концептуальной определённости) политику, которая сделает невозможным осуществление политики, проводимой масонством. В отсутствие такой альтернативной политики “противостояние” превращается в один из потоков политики, проводимой масонством. И поэтому выбор одной из альтернатив «приобщиться — противостоять» по существу оказывается иллюзорным в условиях, когда масонство монопольно действует в надгосударственной политике, а человек, оказавшийся перед выбором, концептуально безвластен: в любом случае он, даже сделав выбор, не выходит из русла политики, проводимой масонством.

Но такое может продолжаться только до тех пор, пока в обществе, в том числе и у государственных деятелей, нет представления о существовании глобальной концептуальной власти. Если такое представление есть, то есть и представление о том, что масонство — всего лишь инструмент этой — самовластной (автократичной) по своей сути — высшей (и потому свободной от всяких формальных атрибутов) власти в обществе. Но как только человек об этом узнаёт, он может и должен стремиться подняться на более высокий уровень миропонимания, чтобы не быть заложником чужой политики; тем более это относится к государственным деятелям, чья политика определяет жизнь людей во многих поколениях.

Если же понимание сути власти вообще и власти концептуальной в особенности у людей (политических деятелей прежде всего) есть, то ситуация по разкладу сил в обществе может кардинально измениться. Тогда становится очевидным, что все спецслужбы государств в историческом прошлом — только своеобразные перчатки на руках масонства.

Если, понимая это, подходить к оценке деятельности Андропова и Путина, то первое, что их отличает, — исторические условия, в которых они работали (даже с учётом того, что тот и другой — каждый в своё время — истинные патриоты, желающие блага всем добросовестным труженикам в своей стране и в остальном мире):

· Во времена Андропова в России не было даже представления о том, что концептуальная власть существует, а для того, чтобы быть концептуально властным надо выработать в себе самом определённые личностные качества, поскольку концептуальная власть — самовластна (автократична) по своей природе. Иными словами, Андропов жил и работал в эпоху концептуальной безальтернативности, и сам не обрёл концептуальной властности, вследствие чего и выбрал «не тот» социализм и «не ту» систему власти.

· В наше время в России есть Концепция общественной безопасности, альтернативно-объемлющая по отношению к той, которую на протяжении нескольких тысяч лет через масонство реализуют его заправилы. И в ней демократия понимается как концептуальная властность, обретение которой доступно всем членам общества на основе стандартного всеобщего образования.

Ю.В.Андропов поднимался по лестнице иерархии власти (комсомольский работник, организатор партизанского движения, дипломат, глава спецслужб СССР, глава идеологического отдела ЦК КПСС, Генсек), а когда достиг вершины власти (на том уровне понимания, который был в те времена доступен ему самому и большинству граждан СССР), то ничего по существу ни сказать (кроме постановки вопроса — в каком же обществе мы живём и насколько идеология этого общества соответствует классическому марксизму), ни сделать не смог.

«Случай, — по определению Пушкина, — мощное мгновенное орудие Провидения».

· Ю.В.Андропов «случайно» простудился и заболел, почки отказали, а благие помыслы его осуществить было некому? — так думают многие атеисты, которым развитие социализма в СССР было предпочтительнее, нежели его обрушение и строительство капитализма, начиная от дикости.

· Либо всё же тот проект реформ, которые он собирался осуществлять в СССР, был по сути тупиковым, и потому ему не нашлось места в русле Промысла.

От ответов на эти вопросы зависит наше понимание социализма, который собирался строить в России Андропов. На наш взгляд “Жук в муравейнике” — наиболее подходящее описание возможного социализма по Андропову, созданное А. и Б. Стругацкими в литературном жанре «научная фантастика».

Но представления о концептуальной власти приводят к вопросу: Кем были для спецслужб (по существу, а не изходя из понимания обывателя об иерархии общественных отношений) писатели фантасты братья А. и Б. Стругацкие и И.А.Ефремов? Представителями двух концепций будущего развития Русской цивилизации или просто писателями, работающими в жанре «научной фантастики»?