Формула жизни (СИ) - "Daykiry" - Страница 10

Он ведь хотел закончить это соперничество, не поддаваться на провокации, но вместо этого наступает на те же грабли.

— Мне надо идти, — отшатывается он и быстро идёт по аллее в обратную сторону от школы. До станции так дольше, но выдержать ещё хоть несколько секунд рядом с Жан-Жаком невозможно — Юра знает, что в таком случае дело не закончится одним поцелуем.

Жан-Жак не останавливает его, и Юра ему благодарен.

Ночью он спит плохо. В голове слишком много мыслей и решений, которые он никак не может принять. На кону стоит чужая дружба и его самоуважение. Юра не из тех людей, кто играет чужими чувствами, кого забавляет это. Он даже не умеет этого делать. Он не Виктор, с лёгкостью курсирующий между эмоциями других людей, вылавливая нужные и с лёгкостью отстраняя те, которые не нравятся. Да, он не Виктор, но даже Виктор так не поступил бы — Юра знает это наверняка. Потому что Виктор просто опытный артист, варящийся в этом котле слишком долго, чтобы не обзавестись хитиновым панцирем и змеиной чешуёй, но он нисколько не подлец. Юра отдаёт себе в этом отчёт.

На тренировку он едет даже раньше, чем обычно. Он и так каждый день приезжает раньше всех, поэтому сегодня удивлённо замирает перед танцклассом, когда слышит оттуда музыку. Он осторожно приоткрывает двери, и ступор окончательно овладевает им.

Нечасто можно застать Виктора за танцем, который он исполняет, не отрабатывая движения, а просто двигаясь в удовольствие. Это завораживает и гипнотизирует. Юра не может отвести взгляд, так и оставаясь в дверях с рюкзаком на плече и бутылкой воды в руке.

У Виктора невообразимо лёгкие движения, он сам словно летает, поднимаясь над полом. Его ноги кажутся бесконечными пружинками, которыми он отталкивается и тянется вверх. Кажется, что если бы над ним не нависал потолок, то так бы и выпорхнул в небо. Но Юра знает, насколько сложно даётся эта лёгкость, что на самом деле это адский труд, потянутые мышцы и вывихнутые суставы, что это многолетние занятия и огромный стресс.

Юра не скрывает своего восхищения Виктором, не скрывает и того, что в какой-то момент именно он вдохновил его продолжить заниматься дальше, а не бросить, закончить обычную школу и поступить в университет на самую обыкновенную, но более лёгкую специальность. Виктор — это настоящий гений в балете. И полный идиот, когда дело касается отношений. Юра за те несколько лет близкого общения с ним знает об этом слишком хорошо, чтобы сейчас обманываться и верить, что Виктору вдруг приспичило потренироваться прямо с утра.

— Расскажешь? — Юра входит внутрь танцкласса, подходит к магнитофону и включает музыку, после чего протягивает Виктору бутылку воды.

Тот делает несколько глотков, слегка хмурится и ведёт плечами, будто показывая, что ничего не случилось.

— Ну, не рассказывай, — легко соглашается Юра, которому на самом деле и не особо интересно. Он и спросил-то из вежливости. Потому что Виктор никогда ничего не рассказывает. В этом они, наверное, похожи — всегда хотят решать проблемы сами.

Юра скидывает рюкзак, ставит отданную бутылку на пол и подключает к колонкам свой плеер. Он предпочитает тренироваться под свою музыку. Виктор садится на край скамейки верхом и внимательно изучает его взглядом, пока Юра делает растяжку.

— Ты же знаешь, что мы с Юри… — говорит он немного позже, когда Юра уже подходит к станку.

— Не продолжай, — Юра ставит ногу на балетный станок, одновременно с этим закатывая глаза. — Я знаю, что вы с Юри не друзья.

— Не просто не друзья, — поправляет Виктор. — Мы живём вместе. Третий месяц уже.

— Очень рад за вас, но избавь меня от подробностей.

Виктор его словно не слышит, он смотрит куда-то сквозь Юру и будто бы утопает в самом воздухе. Юра бросает на него несколько взглядов, но ни о чём не спрашивает больше. Виктор настроился на какую-то свою волну и теперь выдаёт информацию кусками, мало что разъясняющими. Но Юре и не надо. Смысл в другом: Виктор не совета просит, потому что за советом он бы точно к Юре не пошёл, он просто хочет выговориться. Но в своей манере, не слишком нагружая человека и в то же время освобождая свою голову от лишнего, мешающего рационально размышлять.

— Иногда я думаю, что отношения не для меня. Сложно постоянно поддерживать нужный уровень, когда влюбились изначально в кого-то идеального, придуманного, а ты обычный человек.

— Ага, — легкомысленно отвечает Юра, но уже в следующий момент дёргает головой и оборачивается к Виктору. — Что? Ты думаешь, что он влюблён не в тебя, а в тот образ, который придумал?

— Мне так кажется.

— А его ты спрашивал?

— Он обидится.

— А сейчас обижаешься ты.

— Я не обижаюсь, я пытаюсь понять, как разрешить ситуацию без ущерба для нас обоих. Я не хочу его разочаровать, но в последнее время мне всё сложнее становится контролировать свои действия и слова постоянно. Это трудно — даже дома не иметь возможности расслабиться.

— Это вопрос доверия, — говорит Юра, меняя ноги, и теперь на станок становится левая. — Если ты не доверяешь ему достаточно сильно для того, чтобы расслабляться рядом с ним, то какого чёрта мучаешь и его, и себя? С этим нужно что-то делать.

— Я именно это и пытаюсь сделать.

— Нет, не пытаешься, — Юра убирает ногу со станка и рывком поворачивается к Виктору всем корпусом. — Рано утром ты идёшь на тренировку, лишь бы не пересечься за завтраком с ним. Это не попытки, это трусливое бегство. Ты всегда сбегаешь, когда становится слишком сложно с людьми.

— Или скучно.

— Но сейчас тебе сложно, — твёрдо говорит Юра и больше не смотрит на него.

Виктор Никифоров — это клубок противоречий, который запутывается сам и запутывает других. Юра нисколько не завидует Юри Кацуки, потому что отношения с Виктором — это русские горки и русская рулетка одновременно. Ты ныряешь вниз, только набираешь воздуха и расслабляешься, медленно поднимаешься на очередной склон, а ко лбу приставляют дуло пистолета и нажимают на спусковой крючок. В воздухе пахнет порохом, но выстрел холостой. А вот тело дрожит, воздух снова кончается, и кажется, что тонешь. А впереди ещё одна яма, в которую везёт тележка, норовя завалиться набок.

Наверное, такова цена за известность, талант и признание.

Юра впервые ловит себя на мысли, что, наверное, это слишком высокая цена для того, чтобы достигнуть своей цели.

— Если в следующий раз станет сложно, — Юра возвращается к станку, — приходи лучше ко мне. Дедушке ты нравишься, так что он будет не против. Всё лучше, чем плестись сюда и взламывать входной замок.

— Эй, я знаю код от сигнализации. И ты, видимо, тоже, — Виктор уже улыбается и выглядит, как обычно. Словно успел зарядить батарейки.

Юра ничего не отвечает, просто молча продолжает растяжку. Он сам не знает, зачем предложил это. Они с Виктором, скорее, приятели, не друзья. И уж тем более не близкие, но почему-то он даже не жалеет о сказанных словах.

— А ты сильно повзрослел, Юра, — вдруг говорит Виктор. — Незаметно так, но вырос. Это хорошо.

Да, думает Юра. Наверное.

И именно из-за этого, из-за того, что вроде как повзрослел и не имеет права ходить по граблям, когда и детсадовец не полезет второй раз к кухонной конфорке, один раз обжёгшись об неё, он решает не появляться больше на базе. Так будет лучше для всех. Он ничем не жертвует, у него и чувств-то особых нет ни к Жан-Жаку, ни к Отабеку. Просто интерес, любопытство, симпатия. Но не влюблённость. В отличие от них. И Юра не может позволить кому-то жертвовать чем-то настолько важным, как дружба, ради него.

У Юры нет друзей, но дружбу он ценит.

Другого развлечения он пока не находит, поэтому привычно продолжает проводить время на тренировках теперь уже и на выходных. Так получается меньше думать, а время проводится с пользой. И почти плевать на то, что он, приползая домой, чувствует себя едва живым.

В воскресенье вечером звонит Мила. И Юра, видя её имя на экране телефона, сразу же инстинктивно напрягается. Почему-то интуитивно он понимает, что вряд ли она позовёт его выпить кофе и съесть строго запрещённую булочку.