Дьявол по имени Любовь - Чейтер Линда - Страница 9

Внезапно память моя ожила, и я вдруг вспомнила все, что происходило прошлой ночью. Пятиконечные звезды на ожерелье Салли. Студент, называвший себя Мефисто. Его вызывающие обещания и фокусы. Почему никто не знал его и ничего не мог о нем сказать? Почему никто не мог припомнить, видел ли этого человека прежде? Я вспомнила, как внезапно он исчез, когда появилась Салли.

Я коснулась руки Эндрю и указала на страницу:

— Что означает эта строчка о пентаграмме? Он снова надел очки и взял книгу.

— О, это просто шутка Гёте. Мефистофель не мог покинуть его комнату из-за амулета Фауста, висевшего над дверью. Пятиконечная фигура — традиционный талисман мага. Использовался для защиты от демонов.

«Неужели такое возможно?» — спрашивала я себя.

Разве я могу хоть на секунду допустить, что все это было правдой? Что прошлой ночью я действительно встретила Дьявола? Но если это и правда был Дьявол, почему он пожелал говорить со мной? Ведь он мог поймать рыбку покрупнее.

— Эндрю, почему Фауст во всех источниках мужчина?

Сначала он как будто удивился, потом на его лице расплылась улыбка.

— Думаю, до него еще не добрались феминистки. — Эндрю хмыкнул. — Впрочем, полагаю, что скоро они исправят эту оплошность. Фауст в юбке, уж конечно, заставит Дьявола побегать и отработать вознаграждение.

— Может, женщин не так пленяют мирские радости, — ощетинилась я. — Может, у них слишком развито чувство собственного достоинства, чтобы бросаться очертя голову в новые приключения.

Я сглотнула и замолчала, вдруг почувствовав, что у меня сейчас брызнут слезы. Ну какая же я лицемерка! Если бы кто-нибудь предложил мне любое приключение, какой-то новый опыт, я ведь не стала бы сидеть, размышляя об уважении к себе. Да я бы просто с руками оторвала все, что мне предложат.

— Мне пора. — Я поднялась. — Сегодня вечером у меня дела. А позже мне надо кое с кем встретиться.

Эта ложь не имела никакого смысла, ведь не могла же я сидеть и ждать, пока Эндрю намекнет на то, что у него куча работы с эссе. Самоуважение. Чувство собственного достоинства. Почему всегда приходится делать то, чего вовсе не хочется?

— О! Уже?

Эндрю взглянул на свои ручные часы, мне показалось, что он разочарован.

— А я хотел предложить вам посидеть в пабе.

— Но я думала… — Я беспомощно смотрела на него. Черт возьми! Опять все испортила! Почему не подождала несколько минут, прежде чем открыть свой глупый болтливый рот?

Эндрю встал и легонько похлопал меня по плечу:

— Конечно, вы совершенно правы, Хариэт. Мне и в самом деле надо покончить сегодня вечером с этими эссе. Куда бы я делся без вас? Вы направляете меня на путь истинный.

— Я… гм… все это можно еще переиграть…

— Чепуха, Хариэт, — улыбнулся он. — Я не смею нарушать ваши планы. Это было бы с моей стороны непозволительным эгоизмом. Мне следовало пригласить вас в паб гораздо раньше.

—Ну тогда оставим это до другого раза? —Я старалась говорить самым непринужденным тоном. —Может как-нибудь на следующей неделе?

— О да, конечно. — Эндрю нахмурился. — Хотя по вечерам я, как правило, занят. Ну, вы знаете, в конце семестра всегда начинаются эти скучные университетские сборища. Приходится появляться на всех, чтобы сохранить хорошие отношения с коллегами.

Он рассмеялся, и я тоже, хотя не нашла ничего забавного в его словах.

— Я позвоню вам, — пообещал Эндрю, провожая меня до двери. — Хариэт! — окликнул он меня, когда я уже стояла на лестничной площадке. Я стремительно обернулась.

— Да?

— Мне жаль, что у вас такая неудача с работой. Но не падайте духом. В конце концов, такие вещи нередко изменяют жизнь к лучшему. — Эндрю потянулся к дверной ручке, показывая, что наше свидание окончено. — Если не увижу вас до Рождества, то на всякий случай желаю вам хорошо провести его.

Я быстро шла домой по темным улицам, испытывая мазохистское удовольствие от ледяных порывов ветра, дувшего мне в лицо, и притворяясь, что только из-за этого по моим щекам катятся обжигающие слезы. Мне было совершенно ясно, что я не увижу Эндрю на Рождество. Чем же мне заняться до окончания рождественских праздников? Как я справлюсь с одиночеством без работы? Будущее казалось темной бездонной пропастью, края которой были украшены подмигивающими рождественскими огоньками.

Глава 4

Входя в свою квартиру, я мысленно отвинчивала крышку с бутылки виски. Не сняв пальто и не включив света, я направилась через гостиную прямо к подоконнику, где оставила бутылку. Но там ее не оказалось. Неужели я прикончила бутылку накануне?

Я остановилась и принюхалась. Запах табачного дыма. Что, черт возьми, это значит?

В тишине прозвучал голос:

— Ваш напиток здесь, Хариэт…

Сердце мое сделало скачок, и, охваченная страхом, я вскрикнула и бросилась к двери. Я была уже на полпути к ней, когда свет зажегся сам собой. Я круто повернулась и увидела мужчину, лежавшего на моем диване. Это был тот самый студент с вечеринки. Мефисто. В одной руке он держал стакан с моим виски, а в другой — сигарету.

— Вы ведь пьете его неразбавленным, да? — Мефисто указал на второй стакан на столе. — Я налил вам двойную порцию.

Я воззрилась на него, не веря своим глазам.

— Как вы попали в квартиру?

— Почему вы пробыли у Эндрю так долго? Ожидали от него рождественского поздравления и поцелуя?

— Вон из моей квартиры! — Я не узнала своего голоса — это был истерический вопль. — Убирайтесь, пока я не вызвала полицию.

Он выпустил голубое колечко дыма, и оно поднялось к потолку.

— От вас, Хариэт, я ожидал чего-нибудь более оригинального. Предлагаю вам перестать скандалить и выпить со мной. Помните, бутылки хватит надолго, если вы будете пить в моем обществе.

Я пыталась придумать хлесткий ответ, но сейчас больше всего нуждалась в выпивке. Я отхлебнула добрый глоток того, что мне налил он, и снова наполнила стакан, наслаждаясь теплом, распространявшимся по всему моему телу. Остатки утреннего похмелья рассеивались.

— Думаю, пора вам мне кое-что объяснить. — Я с вызовом посмотрела на Мефисто. — И пожалуйста, уберите ваши грязные башмаки с моего дивана.

Он оглядел свои башмаки с таким удивлением, будто видел их впервые в жизни.

— С вашего дивана? О! Понимаю!

Мефисто пожал плечами и лениво спустил на пол ноги в черных кожаных башмаках. Потертые джинсы ковбойского покроя тесно облегали его бедра. Он закатал рукава джемпера до локтей, обнажив руки, густо поросшие черными волосами.

— Ну? — вопросила я.

— «Порой нескромность лишь одна / Для нас полезна и ценна».

Опять он принялся за свои цитаты. Кого же Мефисто процитировал на этот раз — Марло или Гёте?

— Послушайте, — снова начала я, стараясь говорить веско и убедительно, с мудростью, приличествующей моему возрасту. — Думаю, вымысел перемешался у вас в голове с действительностью. Все это очень забавно, но вернитесь на минуту к реальной жизни и скажите, что вы здесь делаете?

— Проблемы не только у меня, Хариэт. Это вы не отличаете фантазий от действительности. Как заставить вас поверить мне?

— Поверить, что вы дьявол? — Я рассмеялась. — Очень убедительно! Неужели вы полагаете, что меня впечатлили ваши салонные фокусы?

Мефисто пристально посмотрел на меня, и я почувствовала какое-то странное жжение в желудке, не имевшее никакого отношения к выпитому виски. Мое бедное тело, введенное в заблуждение, подавало сигналы бедствия: в нем происходили какие-то химические процессы, порождавшие желание. Мефисто подвинулся ближе ко мне, продолжая гипнотизировать меня взглядом, потом сделал мгновенное змеиное движение рукой и провел ею по моей ноге.

— Вы ведь находите меня привлекательным? Не так ли?

— Нет!

Я вскочила на ноги и, дрожа, отпрянула от него. Могла ли я даже в мыслях допустить такое? Женщина моего возраста! Это же гнусно!

И все-таки это было правдой. Я чувствовала странное возбуждение — сочетание желания и отвращения. Стоя спиной к окну, я попыталась объективно оценить случившееся. Нечесаный, неопрятный молодой человек, смуглый и по-своему красивый, внешне смахивающий на цыгана, короче говоря, авантюрист. У него неординарное, своеобразное лицо смутьяна, бунтовщика. Жесткий очерк рта намекал на то, что наслаждения ему неведомы, и все же его губы искушали желание. В нем причудливо сочетались цинизм и холодность. Этот человек явно не знал, что такое чувства или угрызения совести. Он опасен, ему нельзя доверять.