Мир, которого хотели и который ненавидели - Ксенофонтов Иван Н. - Страница 88

Ленин, не зная, что немцы не пустили делегацию Советской Украины дальше Пскова и она уже возвращается обратно, до полудня 2 марта направляет нашей делегации в Брест-Литовск телеграмму-запрос: не прибыли ли к месту переговоров украинские товарищи?1204 Между тем пришло известие, что немцы заняли Нарву, турки взяли Трапезунд, а в Подолию по просьбе Центральной Рады вступили австрийские и германские войска1205.

В 21 час 2 марта на имя Совнаркома из Брест-Литовска за подписями Сокольникова, Петровского и Чичерина была получена радиотелеграмма следующего содержания: «Вчера русская делегация заявила, что она отказывается от обсуждения предложенных условий мира ввиду того, что военные действия против России продолжаются, несмотря на возобновление работ мирной конференции. Требование русской делегации о приостановке наступления было отклонено. В- этих условиях весь мирный договор целиком является ультиматумом, поддерживаемым со стороны Германии путем непосредственного вооруженного насилия. Русская делегация, подписывая без обсуждения продиктованные ей условия, считает своим долгом открыто сказать об этом всю правду рабочим и крестьянам России и всего мира, отдавая на их суд все происходящее»1206. В депеше, которая в самой сжатой, но точной по смыслу форме излагала существо заявлений нашей делегации на заседаниях брест-литовской конференции от 1 марта, сообщалось также, что подписание мирного договора состоится 3 марта.

Обстановка, таким образом, несколько прояснялась, но доверять германским империалистам было нельзя, и Ленин это понимал. Сразу же после получения радиотелеграммы он за своей подписью составляет проект приказа всем Совдепам, который гласил: «Мы полагаем, что завтра, 3/1II, будет подписан мир, но донесения наших агентов в связи со всеми обстоятельствами заставляют ожидать, что у немцев возьмет верх партия войны с Россией в ближайшие дни. Поэтому безусловный приказ: демобилизацию красноармейцев затягивать; подготовку подрыва железных дорог, мостов и шоссе усилить; отряды собирать и вооружать; эвакуацию продолжать ускоренно; оружие вывозить в глубь страны» '.

В этом документе хотелось бы обратить внимание на один момент: на распоряжение затягивать демобилизацию красноармейцев. Было совершенно ясно, что и после подписания мира немцы будут стараться разделаться с Советской властью «через» Украину, откуда можно было вклиниться далеко в глубь России, отрезая Петроград и Москву от важнейших продовольственных и сырьевых источников. Характерно, что в этот же день, 2 марта, Наркомвоен отдал приказ о единовременной демобилизации всех призывных возрастов старой армии1207, которая уже ничему не служила, разлагала всех вокруг себя и вовлекала в водоворот своего панического бегства с позиций все окружающее. Достаточно сказать, что лишь в некоторых частях Западного фронта можно было рассчитывать не более чем на 500 бойцов на каждые 25 тысяч человек1208. Естественно, что приказ о задержке по возможности демобилизации красноармейцев был в этих условиях как нельзя более кстати. Поэтому и ведет Ленин в ночь со 2 на 3 марта разговор с главковерхом Крыленко по ряду военных вопросов, связанных с усилением боевой готовности революционных частей армии1209. В эти же дни Ленин ни на минуту не выпускает из виду вопросы, связанные с эвакуацией важнейших учреждений из Петрограда в глубь страны, в частности в Москву 1210.

С 28 февраля по 2 марта ВЦИК и СНК получали от местных Советов и других организаций ответы на запрос относительно их позиции по вопросу о мире и войне. Газеты регулярно публиковали эту информацию. Ленин составляет общую сводку ответов с мест; при подсчете ока-

зывается: за мир — 250, за войну — 224 3 марта «Изве

стия ЦИК» публикуют сообщение, в котором говорится, что в среде местных Советов имеются глубокие разногласия по вопросу о мире, и поэтому для определения общей позиции Советской власти по решению ВЦИК в Москве с этой целью 12 марта созывается Чрезвычайный съезд Советов1211.

Этими «глубокими разногласиями» пестрели и страницы газет. «Известия ЦИК» помещали беседу своего репортера с левым эсером наркомом А. Л. Колегаевым1212. Опровергая слухи о кризисе в СНК, он подтвердил, что петроградская организация партии левых эсеров не признает мира на германских условиях, но ЦК их партии такого решения не выносил, и поэтому для левых эсеров постановление ВЦИК о мире обязательно. Вместе с тем Колегаев подчеркивал, что, по его мнению, если даже мир и будет подписан, то военные действия не прекратятся, ибо растет движение за революционную войну и последняя приобретает партизанский характер. Как писал в этот день орган московских анархистов, «мы разбили оковы Николая, мы не оденем оковы Вильгельма. Мы согнули нашу буржуазию, мы сокрушим и европейскую буржуазию и ее хищнические шайки, разрубим узел дипломатических затей»1213.

И в одних и тех же номерах газет, на тех же страницах шла и другая информация. Для определения позиции партии по вопросу о мире, писала «Правда», съезд должен собраться во что бы то ни стало. При этом газета подчеркивала: «В нашей среде могут быть разногласия по тому или другому вопросу, но двух линий в нашей пролетарско-коммунистической партии быть не может. Един пролетариат, и партия его едина»1214. В этот же день газета, обобщая опыт последних дней на основании поступившей с позиций информации, ставила вопрос, почему мы отступаем на Западном и других фронтах перед небольшими отрядами немцев, и отвечала, что причина заключается в отсутствии у нас боеспособной армии1215.

Об этом же писали и «Известия ЦИК». «Вести революционную войну можно,— подчеркивала газета,— опираясь лишь на новые вооруженные силы сознательного пролетариата и части боевой армии, но для этого необходима известная подготовка, передышка, перегруппировка. Всякая же иная попытка в этом направлении может быть весьма героической, решительной, но можно опасаться и бесплодной — вследствие полной неподготовленности» '.

3 марта Ленин принимает вернувшегося в Петроград руководителя мирной делегации Советской Украины

В. П. Затонского, которого вместе с другими членами делегации немцы не пропустили дальше Пскова, и в ходе беседы с ним просит передать украинским товарищам, что очень важно занять на предстоящем Всероссийском съезде Советов позицию одобрения мира 1216.

А в этот день в Брест-Литовске в 11 часов 56 минут под председательством Граца открылось пленарное заседание мирной конференции1217. Оно началось с предъявления всеми делегациями своих полномочий на право подписать мирный договор, которые были признаны правильными. Затем слово было предоставлено главе русской делегации Сокольникову. Подробно изложив нашу точку зрения на грабительский, аннексионистский мир, который всем предстояло подписать, показав расстановку сил на мировой арене, в том числе и в революционном движении, Сокольников заявил, что наше правительство «не в состоянии противостоять вооруженному наступлению германского империализма и, во имя спасения революционной России, вынуждено принять предъявленные ему условия», что на основании имеющихся полномочий мы «немедленно подписываем» ультимативный мирный договор, «отказываясь от всякого его обсуждения», ибо оно «совершенно бесполезно при создавшихся условиях»1218. По поводу отказа от обсуждения Иоффе, придерживаясь своей позиции в отношении мирного договора, впоследствии напишет, что это было вызвано тем, дабы «ни в коем случае не создалось впечатление какого-либо соглашения между Российской Революцией и империалистами Четверного союза»'.

В связи с заявлением Сокольникова выступили представители держав Четверного союза (Грац, Хакки-паша, Гофман и Розенберг, Тотчев). От имени Австро-Венгрии Грац говорил, что у русских представителей было достаточно времени, чтобы обдумать предъявленные условия мира, и поэтому их претензии относительно недостатка времени несостоятельны. Касаясь вопроса о Карсе, Ар-дагане и Батума, турецкий представитель заявил, что речь идет не об отделении этих территорий от России, а о возвращении их Турции, то есть о восстановлении якобы исторической справедливости. Относительно заявления Троцкого, вызвавшего неопределенность положения в отношениях между двумя сторонами, находившимися дотоле в состоянии перемирия, высказались Гофман и Розенберг. Первый, в частности, говорил, что, по мнению Германии, разрыв мирных переговоров автоматически повлек за собой разрыв и договора о перемирии, и мы, подчеркивал Гофман, начали наступление, «минута в минуту» соблюдая срок, предусмотренный этим соглашением 1219. Что касается демобилизации русской армии, то она началась за несколько недель до заявления Троцкого и фактически уже была закончена, когда последовал демарш Троцкого, и русское правительство «было осведомлено об этих обстоятельствах так же хорошо, как и мы», заявил Гофман1220.