Мир, которого хотели и который ненавидели - Ксенофонтов Иван Н. - Страница 46

Заключительная часть ноты касалась переговоров о мире, ведущихся в Брест-Литовске между державами Четверного союза и, как Рада именовала правительство Советской России, Советом Народных Комиссаров. Изложенные здесь в первых шести пунктах общие положения о демократическом мире без аннексий и контрибуций соответствовали принципам мира, предложенным еще до перерыва в работе мирной конференции русской делегацией. Но вот в последних трех пунктах за назойливо звучащим и выпячиваемым националистическим «я», что в общем-то можно было понять в условиях, когда царская «тюрьма народов» уже рухнула, а новых форм многонациональной государственности пока еще создано не было и они лишь едва нащупывались,— в этих пунктах отчетливо звучала линия на непризнание Советской власти. Так, в восьмом пункте подчеркивалось, что поскольку власть СНК не распространяется на всю Россию, то «поэтому мир, который может быть заключен в результате переговоров с воюющими с Россией державами, станет только тогда обязательным для Украины, когда условия этого мира будут приняты и подписаны Правительством Украинской Народной Республики»

И, наконец, последний, девятый, пункт ноты, которым Рада предопределяла свои отношения с Советской властью. «Мир от имени целой России,— подчеркивалось в нем,— может быть заключен только тем правительством (правительством притом федеративным), которое будет признано всеми республиками всех областей России, а если такое правительство в ближайшее время не будет сконструировано,— то только объединенным представительством этих республик и областей» 540. Словом, подписать мир могло только такое правительство, по мысли Рады, которое будет признано Калединым, Дутовым, националистами Молдавии, Кавказа, Башкирии, самой УНР и другими.

Скажем прямо, именно такая абсолютная нереальность, нежизненность и нужна была Раде. Почему? Позволим себе здесь вернуться к умышленно пропущенному нами пока пункту седьмому ноты. Имея на своей территории Украинский фронт, говорилось в нем, и выступая самостоятельно в международных делах, УНР «должна принять участие, наравне с другими державами, во всех мирных переговорах, конференциях и конгрессах»3. Короче говоря, австро-германский блок приглашался Радой к сепаратным переговорам. За правильными словами о самоопределении, самостоятельности и суверенности скрывалось жало раскола общего фронта борьбы против аннексионистских притязаний империалистов держав Четверного союза и, как следствие этого, будущее, самых ближайших дней, предательство интересов революции.

И это сразу же поняли представители австро-германского блока. Чернин и Кюльман тут же проявили заинтересованность в получении точного текста ноты на немецком языке, поскольку, как сказал украинский представитель Любинский, оригиналы подписей имеются лишь на французском тексте ноты. Ноту украинской делегации, сказал Кюльман, предлагаю «как важный исторический документ приобщить к делам конференции» Этот документ, продолжал Кюльман, может «при известных обстоятельствах существенно повлиять на весь ход мирных переговоров», поскольку, подчеркнул он, «до сих пор относительно всех вопросов, касающихся Российского государства, переговоры велись здесь с гг. Представителями Петроградского Правительства»541. И Кюльман при этом обратился к Троцкому с вопросом, намерен ли «он и его делегация» впредь быть «единственными дипломатическими представителями всей России»542.

Троцкий высказался в том смысле, что наша делегация «не имеет никаких возражений против участия Украинской делегации в мирных переговорах»543. Однако Кюльман стал настаивать на том, чтобы мы более точно определили права, которыми будут пользоваться при участии в мирных переговорах украинские представители. В частности, немцев интересовал вопрос, связанный с областью Черного моря,— следует ли им при обсуждении этих вопросов иметь дело с нашей делегацией или же решать их с представителями Украины? Троцкому пришлось здесь отвечать таким образом, что относительно области Черного моря пока решать трудно, ибо Украинская Республика, как он сказал, «находится сейчас именно в процессе своего самоопределения»544.

В ходе уточнения точек зрения Кюльман поставил вопрос: «Должна ли Украинская делегация считаться частью Русской делегации, или же она в дипломатическом отношении является представительницей самостоятельного государства?»545 С нашей стороны последовал положительный ответ, который удовлетворил Кюльмана и Голубовича. Последний при этом просил иметь в виду, что русская и украинская стороны являются «двумя совершенно отдельными самостоятельными делегациями одного и того же русского фронта бывшей Российской Империи» *.

На этом вопрос о статусе делегации Украины был решен; нам предстояли тяжелые переговоры с империалистами австро-германского блока, которые заполучили в свой арсенал «украинскую карту».

Далее стороны стали выяснять обоснованность тех претензий, которые выявились на предыдущем заседании. Мы обвинили державы Четверного союза в том, что наши официальные заявления искажаются их печатью, не доводятся до сведения их народов. И, как мы подчеркивали, «в этой неполной осведомленности общественного мнения о ходе мирных переговоров мы усматриваем действительную опасность для успешного завершения наших работ»546. Что же касается протеста Гофмана, поддержанного военными представителями Австро-Венгрии, Турции и Болгарии, усмотревшими в наших воззваниях и в нашей печати критику их государственных устройств, то Троцкий в связи с этим заявил: «Ни условия перемирия, ни характер мирных переговоров ни в каком смысле и ни с какой стороны не ограничивают свободы печати и свободы слова ни одной из договаривающихся сторон»547. И поэтому мы оставляем «за собой и за нашими согражданами полную свободу пропаганды республиканских и революционно-социалистических убеждений», равно как и не усматриваем повода для протеста, когда вы и ваши правительства, продолжал далее Троцкий, «распространяют среди русских пленных и среди наших солдат на фронте полуофициальные германские издания, проникнутые духом крайней тенденциозности и капиталистическими воззрениями, которые мы считаем глубоко враждебными интересам народных масс»548.

Троцкий высказался также и по поводу заявления держав Четверного союза относительно того, что ранее данное ими согласие о присоединении к принципам заключения мира, предложенным русской делегацией, теряет силу, поскольку никто из других воюющих стран не присоединился к переговорам. Подчеркнув, что мы будем вести переговоры о мире вне зависимости от того, примут ли в них участие страны Антанты или нет, он сказал: «...Мы со своей стороны считаем нужным заявить, что провозглашенные нами принципы демократического мира, которые мы будем продолжать отстаивать, не погашаются ни десятидневным, ни иным сроком, так как они представляют собой единственно мыслимую основу сожительства и сотрудничества народов»'.

Далее Троцкий вновь вернулся к вопросу о месте ведения переговоров, напомнив об известном нашем предложении и указав, 4to этим мы хотели бы поставить обе стороны «в однородные условия», что «благоприятствовало бы нормальному течению самих переговоров и облегчило бы скорейшее заключение мира»549. Выразив согласие с точкой зрения австро-германского блока о влиянии атмосферы условий на переговоры, он сказал, что в Брест-Литовске в этом смысле мы находимся «в главной квартире неприятельских армий, под контролем немецких властей», что никакой прямой провод для сообщений с Петроградом не возмещает «невыгоды искусственной изоляции», которая, «сама по себе создавая неблагоприятную атмосферу для наших работ, поселяет в то же время тревогу и беспокойство в общественном мнении нашей страны», протестующем против ведения переговоров «в крепости, оккупированной германскими войсками»550.