Мир, которого хотели и который ненавидели - Ксенофонтов Иван Н. - Страница 15

На следующий день, 20 ноября, в 10 часов утра верховный главнокомандующий Н. В. Крыленко во главе революционных войск и со своим личным штабом прибыл в Могилев и немедленно направился в Ставку для вступления в должность»

Духонин, конечно, не мог не понимать, что дело сил, стоящих за ним и использовавших его положение, проиграно. Понял он, видимо, и бессмысленность дальнейшего сопротивления. Во всяком случае, Духонин не предпринимал в этом плане больше никаких активных действий накануне вступления в Могилев революционных войск во главе с Крыленко. Но признать новую власть он так и не смог, а в частных беседах не раз говорил, что не является противником переговоров о мире, но только не от имени большевиков140. Более того, накануне прибытия Крыленко он направил в Старый Быхов, где под арестом содержались Корнилов и его единомышленники, предписание об освобождении их из-под стражи141. Духонин, конечно, воспользовался и беспечностью Военно-революционного комитета Могилева, который, взяв под охрану революционных войск Ставку, не сделал этого же в отношении Старого Быхова. В результате Корнилов в сопровождении верного ему отряда текинских конников, а также генералы Деникин, Марков, Орлов и другие бежали на юг, где немедленно занялись организацией похода против Советской власти.

Известие о бегстве генералов начало быстро распространяться по городу. В этот момент Крыленко и прибыл в Ставку, где ему тотчас сообщили, что поезд Духонина, на котором последнего должны были отправить в центр, окружен толпой, среди которой было много матросов. Кстати, и поезд Духонина охраняли матросы с «Авроры». Крыленко и сопровождающие его лица немедленно направились к составу. Здесь Крыленко произнес речь, убеждая людей отказаться от самосуда. Сначала они разошлись, но через короткий промежуток времени, когда, видимо, получили сведения о бегстве контрреволюционных генералов из Старого Быхова, стали вновь собираться у поезда, требуя немедленной выдачи им Духонина. Напрасно Крыленко увещевал их, заявляя, что он сам сию же минуту разжалует Духонина и отдаст им его погоны. Крыленко, люди его штаба, генерал Одинцов, матросы с «Авроры» с риском для жизни защищали Духонина от самосуда разъяренной вооруженной толпы. Она смяла их и обезоружила, ворвалась в вагон и выбросила оттуда Духонина на штыки. После этого убитого генерала положили обратно в вагон и толпа разошлась. Никаких эксцессов больше не было. Так закончил свою жизнь генерал Духонин *. 20 ноября Крыленко издал приказ, в котором сообщал: «Ставка сдалась без боя. Последнее препятствие делу мира пало. Не могу умолчать о печальном факте самосуда над бывшим Главковерхом генералом Духониным. Народная ненависть слишком накипела. Несмотря на все попытки спасти его, он был вырван из вагона на ст. Могилев и убит. Бегство ген. Корнилова накануне падения Ставки было причиной эксцесса» 142.

А теперь вновь вернемся к нашей делегации, ехавшей в Брест-Литовск и, как мы сказали, 19 ноября в 11 часов утра прибывшей в Двинск. Там в это время проходил чрезвычайный съезд 5-й армии. Председатель армейского комитета Склянский сообщал, что участники съезда тепло встретили приглашенных товарищей из состава делегации — Каменева, Сокольникова, Биценко, Мстиславского, а также Обухова, Сташкова, Олича и Белякова143. Некоторые из них выступили на съезде. Каменев, говоря о тех, кто упрекает Советскую власть за то, что она начинает переговоры не с народом, а с генералами, подчеркивал: «Мы надеемся, что через головы генералов весть о мире дойдет до солдат, рабочих и крестьян Германии, и тогда мы уверены, что, если им придется выбирать между политикой своих генералов и братским предложением русского народа, они подадут нам руку через голову своего правительства»144.

Огромный энтузиазм масс, их революционный порыв, готовность сокрушить любые преграды, стоящие на пути заключения мира, и покончить с ненавистной войной — это захватывало всех и, конечно, находило отражение в выступлениях политических деятелей.

После выступлений на армейском съезде делегация в 14 часов 19 ноября поездом отбыла на 514-ю версту

Северо-Западной железной дороги и в 16 часов 30 минут того же дня прибыла в зону, где должна была по договоренности произойти встреча с немецкими представителями 145. Через несколько дней, 24 ноября, член делегации Мстиславский, выступая на съезде партии левых эсеров, расскажет присутствующим146, что советская делегация с красным флагом пересекла линию наших окопов и двинулась по направлению к нейтральной зоне. Навстречу ей с белым флажком вышли немцы, встреча с которыми произошла в 17 часов 30 минут147. Германский офицер сделал «перекличку» членов нашей делегации по врученному ему списку *. Далее делегация, перейдя со встретившими ее лицами линию немецких окопов, которые, несмотря на дожди, были сухими и хорошо обустроенными, была размещена в двух вагонах с паровозом и по узкоколейке доставлена на ближайшую станцию, откуда в тот же день в 22 часа выехала в Брест, куда прибыла в 12часов дня 20ноября148. На брестском вокзале делегацию встретил комендант германской ставки Востбчного фронта. Публика на вокзале была изолирована. После взаимных приветствий членов делегации на автомобилях в сопровождении германских офицеров доставили в цитадель, где были приготовлены помещения. С немецкой аккуратностью у каждого советского делегата в комнате были разложены письменные принадлежности — по 5 листов линованной и белой бумаги, по 5 конвертов, по 1 черному карандашу и 1 чернильному, по 1 ручке, по 2 пачки папирос и по коробку спичек149. На умывальниках лежало по куску туалетного мыла и висело по 2 полотенца.

И еще отметим один момент. Прн встрече на вокзале наших товарищей предупредили о желательности того, чтобы их прогулки не выходили за пределы территории, связывающей между собой места проживания членов делегации, а также с залом заседания конференции. Правда, потом делегации предоставили возможность на автомашинах в сопровождении германских офицеров посмотреть город, и те, кто воспользовался этим, говорили, что город сильно пострадал от стрельбы и пожаров.

Выезжая на переговоры, советская делегация уже имела, так сказать, солидную «материальную основу» для их ведения. Мы имеем в виду «солдатские миры», которые в эти дни заключались на различных участках фронта. Так, 14 ноября на Западном фронте было достигнуто соглашение между представителями 67-й русской и 31-й германской пехотными дивизиями, при этом обе стороны обязались «озаботиться о дальнейшем распространении прекращения военных действий в соседних участках»*. В этот же день было подписано перемирие между Военно-революционным комитетом Северного фронта и противостоящими частями немецкой армии150. 15 ноября прекратились военные действия с противником на участках Гренадерской дивизии 2-й армии и 15-го армейского корпуса на Западном фронте, 11-го корпуса на Румынском фронте, 32-й дивизии на Юго-Западном фронте151. 18 ноября был подписан протокол о прекращении военных действий с противником на участке Особой армии на Юго-Западном фронте152. 19 ноября была достигнута договоренность о перемирии на участке 3-го кавказского корпуса на Кавказском фронте153. 20 ноября прекратила военные действия 11-я армия на Юго-Западном фронте154. 21 ноября наступило по взаимной договоренности замирение на всем протяжении Западного фронта155.

Советское правительство понимало, что это непреодолимое движение солдатских масс к миру необходимо ввести в русло общих принципиальных положений своей политики. Одновременно надо было помочь советской делегации в Брест-Литовске решать поставленные перед ней задачи. Вместе с тем необходимо было позаботиться и об интересах стран Антанты, не давать ни их правящим кругам, ни каким-либо внешним и внутренним недругам большевиков поводов для обвинения Советской власти в нарушении союзнического долга. Именно поэтому Крыленко на следующий день после занятия Ставки, 21 ноября, издал приказ по армии и флоту за номером 16 248 В нем говорилось, что при заключении частных перемирий на различных участках фронта необходимо иметь в виду поездку нашей делегации в Брест-Литовск для заключения общего перемирия на всем фронте. В этом случае все частные перемирия будут терять силу, говорилось в приказе. Особо подчеркивалось положение относительно переброски войск. «Обязательным пунктом при заключении частичных перемирий,— указывалось в приказе,— должно входить условие о прекращении каких бы то ни было перебросок войск с фронтов договаривающихся сторон на какой-либо новый фронт, в особенности же с нашего фронта на фронты союзных армий156. Советская Россия не пренебрегала интересами держав Антанты, которые постоянно искажали позицию нашей страны по этому вопросу. Пройдут годы, и Д. Ллойд Джордж в своих воспоминаниях скажет, как в неофициальной беседе представителей союзных держав с Крыленко последний «заявил, что он издал приказ, чтобы все соглашения о перемирии содержали оговорку о недопустимости переброски войск с одного фронта на другой»157.