Грустные размышления практикующего мага (СИ) - Лосев Владимир - Страница 16

Похоже, шла какая-то эпидемия, возможно чумы. Девочку люди не забрали, видимо, решив, что заберет ребенка родня. Но, увы, никто не пришел. Она долго плакала, потом умерла от холода и голода. Сначала появилось какое-то оцепенение, затем возникло чувство утраты, а дальше все стало неважным.

Так что прожил я в этом воплощении едва ли пару месяцев, но это была странная жизнь. Раньше я даже не представлял, как много чувствуют и понимают младенцы.

В следующую жизнь моя душа попала в тело викинга, морского разбойника. Воины плавали вдоль берега какого-то северного холодного моря и нападали на прибрежные деревни, убивая мужчин, насилуя женщин, и выгребая из домов, сараев и амбаров все, что там находилось.

Занятие это считалось благородным. Мои товарищи по этой жизни и я сам считали себя крутыми и беспощадными воинами, а прибрежных жителей тупыми крестьянами. Мы были правы по праву силы, и нам было все равно, кого убивать и грабить. Дело крестьян возиться в земле, да ловить рыбу, наше — забирать все, что они вырастили и добыли. Старый закон — кто сильнее, тот и прав.

Я помню, как меня с пяти лет учили сражаться, сначала деревянным мечом, потом тупым бронзовым. Настоящий хороший железный меч я получил в возрасте пятнадцати лет и отправился на первую экспедицию.

Мы использовали парус — огромное полотнище, сшитое из овечьих шкур, помогая ему веслами, ели вяленое мясо, пили протухшую воду. Нас это не пугало и не расстраивало. Мы были славными воинами, и все должны были нас бояться. В первый же мой рейд мы напали на какую-то деревню, где деревенские мужики с дубинами и кольями пытались нас остановить. Мы убили их, изнасиловали всех молодых женщин, забрали все, что представляло хоть какую-то ценность, а потом уплыли дальше. Что меня поразило, так это то, что, когда викинги насиловали женщин, те улыбались им сквозь слезы. И только позже я понял, что для них это было первое настоящее приключение, что до этого вся их жизнь была предопределена до последнего мгновения. Едва они родились, как им уже определили мужей, а дальше их ждала только тяжелая работа, и ранняя смерть от какой-нибудь болезни. Викинги же, напавшие на деревню, были нечто новое, волнующее, интересное.

Раньше я относился к этим ребятам в шлемах с рогами совсем иначе, а вот заново в памяти прожив эту жизнь, понял, что были они обычными бандитами, грубыми, жестокими, самодовольными и безграмотными. Не было в них ничего романтичного и величественного.

Мы плавали от одной деревни к другой, убивали, насиловали, грабили, а потом у себя в селении пили бражку и хвастались друг перед другом, кто и сколько людей убил, и скольких женщин изнасиловал. У всех были крепкие руки в мозолях от весла и меча. Мы жили разбоем, и это считалась высшей доблестью. Кто больше награбил, тот и считался более славным воином.

Это жизнь закончилась для викинга, в теле которого попала моя душа, в двадцать с небольшим лет. На нашу разбойничью ватагу на небольшом галечном пляже навалились вооруженные люди. Похоже, это была хорошо спланированная засада, сначала нас отсекли от нашей лодки, чтобы мы не смогли уплыть, потом окружили. Мы отбивались, сколько могли, но нападавших оказались больше, и они были лучше вооружены. У них имелись длинные копья и луки, такое оружие мы обычно не использовали, да и не нужно оно нам было для грабежа. А тут нам, похоже, попались настоящие воины. Одни воины не давали приблизиться к себе на расстоянии удара мечом длинными копьями, другие безжалостно убивали нас из луков.

Строй наш рассыпался, и мне всадили копье в спину. Умирал я долго, может даже не одни сутки, надо мной кружились чайки, и одна из стала клевать на второй день мое тело. Это было неприятно, потом стало все равно, и я умер. Бесславная жизнь и такая же смерть.

Когда снова вспоминаешь прошлые жизни, они так и остаются в тебе, больше не теряясь, так сказать, переносясь из долговременной в оперативную память. И уже легко при желании снова перенестись в прошлые времена, и вспомнить, каким было небо, как скрипела мачта, и как пах бурей ветер, как воняла тухлая рыба, которую мы обычно ели.

Я не знаю, как устроена память души, но убедился, что в ней фиксируется каждая минута прошлой прожитой жизни.

Учили ли меня чему-то прошлые жизни? Думаю, нет, но что-то оставалось от них в моей душе. Возможно, передавались какие-то черты характера, какой-то опыт.

В следующей жизни я воплотился в девушку с милым личиком, пышными формами и русыми волосами — сельская красавица. Не сразу, конечно, стала такой, было и младенчество и детство, но основные изменения в жизни начались в тот момент, когда она округлилась и набрала стать. Правда, если смотреть из сегодняшнего дня, я понимаю, что другого будущего у нее и быть не могло, да и было оно неплохим в сравнении с судьбой ее деревенских подруг.

От деревни в гору шла дорога, а наверху над ней, упираясь острыми шпилями в голубое небо, высился замок, сложенный из огромных гранитных валунов, в котором жил местный барон. Ему доложили, что в деревне появилась симпатичная девушка. Увидел меня управитель, который приезжал в деревню разбираться с должниками, зашел в гости к нам, а отец меня заставил накрывать на стол, чтобы смягчить гнев большого человека. Тот осмотрел меня со всех сторон, задумчиво похмыкал и уехал, сказав отцу, чтобы ждал гостей.

Но на следующий день приехал не он, а сам барон. Правитель наших земель внимательно меня осмотрел, приказал собираться и забрал с собой, заплатив родителям какие-то деньги. Барон взял меня в жены. Это была для меня и моей семьи огромная честь — шутка ли породниться с господином этих мест!

Барон привез девушку в свой замок и поместил в отдельно стоящую башню, в ней эта милая барышня и прожила всю свою жизнь. Башня была закрыта снаружи, ей даже выйти во двор не разрешалось, она могла только смотреть в узкое окошко на небо, обрыв и небольшой двор. Как я понял, так барон охранял себя от измены, чтобы гарантированно иметь от девушки свое потомство.

Вместе с барышней жила семейная пара — служанка, делающая всю женскую работу, ее пожилой муж, который делал мужскую. Девушку кормили, поили, одевали во множество разных юбок, в кучу каких-то повязок вместо нижнего белья, которые закреплялись бронзовыми заколками, на ноги танкетки с множеством ремешков.

Мыли в большой деревянной бадье, покрывая кожу какой-то разновидностью глины — насколько я понял, мыло в те места не дошло, может еще и не изобрели.

Раз в месяц приходил барон, выполнял свой супружеский долг, причем делал это без какой-либо нежности, словно необходимую, скучную работу, и сразу уходил. Так шли дни за днями, девушка родила ему двух мальчиков, и они стали единственной радостью в ее жизни. К сожалению, как только им исполнилось по шесть лет, отец забрал детей из башни, чтобы воспитывать их по-мужски, как воинов и правителей. С тех пор он к ней не приходил, посчитав, что больше она ему не нужна. Время проводил в пирах, развлекался с наложницами.

У нее осталось одно развлечение — смотреть на своих детей в окно, как они играли во дворе, и это стало ее болезненной страстью. Мальчики постепенно росли, взрослели, превращались во взрослых мужчин.

Так она на них и смотрела из окна, пока в возрасте сорока лет, не простыла и не умерла от тяжелой пневмонии.

Барон не пришел на ее похороны, он пьянствовал со своими многочисленными гостями и наложницами, а меня похоронили, сбросив в сером холщовом мешке с обрыва в море.

Вот и все мои прошлые жизни. Я не был значительным человеком, жил простой жизнью тех времен, но помню все детали: что ел, что носил, что делал. И считаю, что от каждой жизни мне достались некоторые черты характера: терпение от того азиатского крестьянина, который день за днем обрабатывал свою землю, выращивая зерно, приступы яростного бешенства, от викинга смелость берсерка, от баронессы смирение. Может быть, я ошибаюсь, но по-настоящему происхождение разных характеров у людей не определено наукой, возможно именно из особенностей прошлых жизней черты и появляются.