Что ты значишь (СИ) - "Dru M" - Страница 17

Контакт поддерживался стабильно только с Алисой, как и договаривались, но ее голос звучал в последнее время так опустошенно и тихо, что Антон не решался спросить более необходимого. Пару раз он видел промелькнувшее в эфире вечерних новостей осунувшееся лицо Алисы, которая в сопровождении других сотрудников полиции вела Архангельского на последнее слушание.

Было что-то необъяснимо доверчивое в том, как Алиса поддерживала худого измученного Сашу под локоть, а он, неровно шагая и не глядя в камеры, позволял себе принять помощь. Двое по разные стороны баррикад держались друг друга молча и отчаянно, понимая, что это - последняя возможность, прощание, которого больше не случится.

Зазвонил телефон, отвлекая Антона от невеселых мыслей, и на том конце провода послышался бодрый голос однокурсника Васи:

- Эй, ты куда опять пропал? Пойдешь с нами в центр перед сессией?

Антон взглянул на дорогу, краешек которой виднелся из-за стеклянных дверей маркета. Щедро усыпанная белым, с высаженным вдоль тротуара рядом молоденьких лип, чьи кроны кренились от тяжелого липкого снега к земле и сверкали разноцветными огоньками гирлянд - все в городе, объятом колкой метелью, говорило о скором наступлении праздников. Даже запах душистой хвои, который Антон каждый день приносил на себе отовсюду - из маркета, где выставили на продажу несколько живых елочек, из университета, щеголяющего огромным деревом с пушистыми ветвями и сделанными на заказ игрушками.

Атмосферы праздника не было только там, где она требовалась больше всего - внутри Антона.

- Да нет, знаешь, как-то не хочется пить и… - он запнулся, не в силах подобрать подходящих слов.

- Жить нормальной жизнью девятнадцатилетнего? - ехидно подсказал Вася, и на заднем фоне у него что-то хлопнуло - скорее всего, пробка выскользнула из горлышка бутылки шампанского. - Мне иногда кажется, что ты стал слишком умудренным опытом для нашей тусовки. Что с тобой? Взял тогда и смылся без предупреждения, а теперь вернулся, как подбитый щенок.

Антон усмехнулся, выходя из-за кассы, и махнул рукой, чтобы Владимир, сортирующий консервы, его заметил. Тот поднял взгляд, неодобрительно нахмурился, но все-таки нехотя кивнул.

- Не знаю. Много чего произошло.

Антон застегнул куртку под горло, облизав пересохшие губы, и вышел на улицу. Метель, подгоняемая ледяным ветром, объяла его, кусая ладони и чувствительную кожу шеи в том месте, где раньше сиял иссиня-лиловым поставленный Максом засос, а теперь осталась лишь легкая царапина. Еще немного, сойдет и она.

Антон достал из кармана пачку ментоловых сигарет, вытянул одну и зажег, не спеша прикладывать к губам. Курить он не умел и не хотел, а вот запах ментола и табака сам по себе странным образом его успокаивал.

Вася молчал, а Антон смотрел на плывущие по шоссе в снежной метели автомобили, рассекающие стену белого ярким светом фар, и вдыхал полной грудью морозный воздух с примесью табачного дыма. Сомневаться не приходилось - тот мир, в который он вернулся, ему не принадлежал. Суетливая университетская жизнь и монотонная работа по ночам, одиночество и закостенелая боль при едином воспоминании о том, как спокойно было в разворошенной постели под одним одеялом с Максом. С ним всегда находилось, что обсудить и чем поделиться, о чем промолчать, и что показать уверенным поцелуем. Так просто было довериться, интуитивно понимая, что тебя никогда не предадут.

- Не пропадай вот так больше, ладно? - тихо и серьезно попросил Вася, а потом, не дожидаясь ответа, бросил трубку.

Снег таял на теплом асфальте, в стылых лужицах плескался желтоватый свет фонарей. Сигарета тлела в руке, а Антон все никак не мог надышаться дымом.

Мимо проезжали редкие автомобили, шины тихо поскрипывали на талом снегу. Одна из машин остановилась рядом, и свет фар неприятно ударил в глаза. Мотор мерно зарокотал, послышался щелчок открываемой двери.

Что-то похожее случилось пару месяцев назад. Автомобиль остановился так близко, что можно было бы прислониться поясницей к капоту, лишь слегка отклонившись назад. Сердце беспокойно екнуло.

- Брось эту дрянь.

От удивления Антон вздрогнул, и окурок выскользнул из непослушных онемевших пальцев, шлепнувшись в прорезь решетки водостока. Легкие защемило, захотелось что-то сказать, но слова никак не шли.

Антона схватили за руку и затащили на пассажирское сидение, знакомый запах окутал его пряным маревом. Застегнули ремень безопасности, ласково потрепали по голове, коснулись сухими губами ладони, в которой только что была сигарета.

- Тебе не идет. Этот запах совсем тебе не идет.

Антон нашел в себе силы повернуть голову, только когда Макс вывел «рейндж ровер» на автостраду, вклиниваясь в нестройный поток машин. Сердце бухало где-то в горле, на глаза впервые за этот месяц набежали слезы сердитого облегчения. Неужели, это ему не снилось? Макс в расстегнутом зимнем пальто, под которым на нем были только домашняя майка и темные джинсы. Встрепанная светлая шевелюра с застрявшими в ней снежинками.

Макс почувствовал на себе его взгляд и повернулся, кратко неуверенно улыбнувшись.

- Тебе что, Никита не привез зимнюю одежду? - окинул Антона внимательным взглядом и неодобрительно нахмурился. Еще бы, легкая матерчатая куртка, воротник которой держался на честном слове. Макс свернул на пустую трассу, позволив себе разогнаться, и уже не отворачивался от дороги. - С ним я еще побеседую на эту тему. А тебя напою горячим глинтвейном, и будешь у меня отсыпаться, пока эти дикие мешки под глазами не сойдут. Запустил себя.

- Но… - Антон обернулся через плечо: пустынная дорога в оцеплении фонарей уходила вдаль, а вместе с ней, кажется, пропадало из вида и то безрадостное прошлое, которому не было места в новой волнующей жизни. - Я же на пару минут отпросился. Моя работа…

- Солнце, тебе больше не нужен этот маркет, - мягко произнес Макс, и Антон почувствовал, как на его колено легла большая теплая ладонь. - Если захочешь, тебе вообще больше не придется работать. Все закончилось. Закончился судебный процесс, я утвержден на посту генерального директора, и теперь нет смысла скрывать свою личную жизнь от журналистов, которые могли обернуть эту информацию против нас в суде.

Все закончилось. Не придется больше работать для публики, замазывать шрамы тональными кремами и вежливо улыбаться на камеру.

- И куда мы едем? - вдруг шепотом спросил Антон, испугавшись, что если он ущипнет себя побольнее, то очнется на продавленном матрасе у батареи в своей съемной однушке. Но Макс никуда не пропал, он уверенно вел машину вперед, то щелкая каналы на радио, то пытаясь откопать в бардачке жвачку - тогда он как бы невзначай касался ног Антона и украдкой улыбался, даже не пытаясь скрыть вопиющее счастье, распирающее его изнутри.

- Домой, солнце, - выдохнул Макс, протянув ему апельсиновые драже. Во взгляде карих глазах больше не было боли и тоски, только умиротворение и уверенность. - Мы наконец-то едем домой.

Эпилог

Во мне – как море безгранична щедрость

И глубока любовь: чем больше я

Даю тебе, тем больше я имею.

(У. Шекспир)

В моменты разногласий Антону часто вспоминалось, кем Максим был до их знакомства, и тягостно вздыхал, неодобрительно качая головой. Характер у Романова был чудовищный - если что-то взбредало в его голову, переубедить его было сложно даже несмотря на то, что из всего их окружения Антон был единственным, к кому Макс вообще прислушивался.

Однако, если речь заходила о растратах на семейную жизнь, в Романове просыпался прежний легкомысленный повеса, готовый отстегнуть сколько угодно денег, лишь бы достичь желаемого результата в максимально короткие сроки.

- Разве ты не этого хотел? - удивленно спросил Максим, когда стюардесса ушла, поставив на столике перед ними бутылку шампанского и два бокала. Сейчас даже комфортабельные кресла первого класса и милые улыбки персонала не могли отвлечь Антона - перелеты никогда не давались ему без легкого чувства тошноты, беспокойства и дикого страха перед разверзнутой за иллюминаторами облачной пелены.