Вопрос веры (СИ) - Криптонов Василий - Страница 30

И что в итоге? Разве кто-то приполз на коленях благодарить меня? Разве я увидел алую ковровую дорожку? Или сорок обнаженных девственниц выбежали мне навстречу? Нет, я увидел солдат, которые в грубой форме препроводили меня и моих друзей в вонючую клетку, не очень, правда, в своей убогости отличающуюся от жилища среднего умника.

Я говорю так, потому что видел, как вы, ничтожества, живете. Раса опустившихся грибожуев, осажденная озабоченными подсолнухами. Преисполнившись жалости к девушке покойного графомана (весьма страшненькой, хотя и не до такой степени, как все здесь присутствующие, кроме несравненной Вероники), я решил утешить ее, позволив вступить со мной в половую связь. Однако девушка, поняв свою убогость в сравнении со мной, великолепным, предпочла повеситься, написав на груди мое имя.

Я опускаю претензии к качеству продуктов и мастерству поваров, - зачем говорить о том, чего нет? - и предъявляю встречный иск Новому Красноярску. Обвиняю в порче имущества, оскорблении действием и насильственном удержании в месте, не предназначенном для жизни в принципе. Для удовлетворения моего иска необходимо: выдать новый бронетранспортер взамен испачканного внутренностями Педры; вернуть изъятое оружие и добавить не меньше двух ящиков патронов; поднять нас на поверхность с величайшими почестями.

Я отказываюсь от денежной компенсации, поскольку вы все - нищеброды. Предложение разбавить генофонд расцениваю как умышленное оскорбление и склонение к скотоложству. Но вы можете изваять мою статую и поклоняться ей. Новая религия будет называться "риверианство". Впрочем, на этом не настаиваю. Вряд ли ваше сознание дозрело до религии. Можете сперва сочинить обо мне пару мифов. У меня все, ваши чести. - Я поклонился трибунам и вновь повернулся к залу.

Челюсти Джеронимо и Вероники упали так низко, что едва не вышли из пазов. Но это немое обалдение не шло ни в какое сравнение с той бурей, что разразилась за их спинами. Даже солдаты едва сдерживали взбешенную толпу, готовую линчевать.

- Сжечь его! - визжали одни.

- К триффидам гниду! - орали другие.

В меня полетели банки, бутылки и - внезапно - чьи-то трусики и лифчик.

Я застонал и пошатнулся под напором неистовой волны, несущейся в меня из зала. Мой эмоциональный двойник бился в судорогах и пускал пену изо рта. "Слишком... много", - прохрипел он.

Я рухнул на колени, потом повалился на пол, чувствуя, как против воли на лице расцветает сытая, довольная улыбка. В глазах потемнело. В темноте вспыхнул огонек, и я увидел отца, сидящего возле костра. Папа грустно качал головой, глядя на глубину моего падения. "Не говори ничего, - прошептал я ему. - Так... Так просто было надо!"

- Благодарю вас, господин Риверос, вы можете садиться, - послышался голос Черноволосого. - Приглашаю обвиняемого Джеронимо Фернандеса Альтомирано.

Я сгреб себя с пола и поплелся на скамью подсудимых. Проходя мимо меня, Джеронимо выразил надежду, что на том свете мы будем вариться в одном котле.

- Ты что, вообще наглухо отмороженный? - шепотом спросила Вероника, когда я сел рядом.

- Я этого не скрывал с самого начала.

Немного подумав, я решил сделать хоть что-то хорошее и, повернувшись к Веронике, сказал:

- Не бойся смерти. Там - просто комната с надписью: "Who cares?" и обзором на весь мир. Можно даже заказывать девочек в любое время.

- Ну, хоть там не придется изображать из себя натуралку, - безразличным голосом отозвалась Вероника.

- Блин, я не то хотел...

- Помолчи, а? Ты сегодня достаточно высказал.

Я заткнулся и уставился на Джеронимо. Одного взгляда хватило, чтобы понять: демон раннего пробуждения вновь одолел его. Как яростно он смотрит на сестру, как злобно горят глаза...

Зал продолжал бесноваться, и Черноволосый взглянул на Седого. Тот опирался локтем о трибуну, прикрыв глаза ладонью, но каким-то чудом уловил невербальный сигнал коллеги, поднял голову и застучал молоточком, явно жалея, что под рукой нет кувалды покрепче. Которой можно было бы разбить мне голову.

Наконец, пришла тишина, и Черноволосый, которого мое выступление, казалось, только приободрило, улыбнулся Джеронимо:

- Молодой человек, изложите, пожалуйста, вашу версию событий.

Джеронимо не заставил себя упрашивать. Выпростав руку с указующим перстом, он заговорил:

- Согласно моей версии эта жирная старуха с псориазом, которая имеет наглость называться мне сестрой, во время нападения на транспортер проигнорировала мой приказ и не убила всех врагов, цинично маскируя предательскую деятельность под так называемый здравый смысл! Это прирожденное удобрение для триффидов попросту не смогло оторвать от кресла свой отожранный зад, и...

Я постарался отключить восприятие скрипучего голоса Джеронимо. Покосился на Веронику. Бледная, с бесконечно злым лицом, она сидела, подперев кулаком подбородок, и смотрела на брата.

- Перед полным залом, - процедила сквозь зубы. - Не думала, что до такого дойдет.

- Да он же себя не контролирует, - сказал я.

- А я что, просила утешений?

Пожав плечами, я отвернулся. Кажется, тот короткий миг душевной близости остался в далеком прошлом. Впрочем, мне было все равно. Мой эмоциональный двойник обожрался до такой степени, что мог лишь тихонько пищать на выдохе.

Тем временем выступление Джеронимо прервал Черноволосый:

- Простите, - мягко сказал он, - но я бы попросил сосредоточиться на описании инцидента, приведшего к вашему задержанию. Расскажите, как произошло убийство.

- Ах, это! - Джеронимо отмахнулся. - Форменный дурдом. Мы спокойно ехали, никого не трогали, и вдруг появился этот псих. Не то пьяный, не то обдолбанный, он бросался под гусеницы и орал стихи. Мой дорогой друг Николас включил задний ход, но псих оказался хитрее. В своей неискоренимой жажде самоубийства он обежал вокруг и бросился под гусеницы сзади, нанеся всем нам непоправимый моральный ущерб. Мой друг Николас рыдал над его телом так долго, что все подумали...

- Прокомментируйте доведение до самоубийства! - чуть ли не подпрыгнул Черноволосый, который с каждой секундой волновался все больше.

Джеронимо погрустнел.

- Эта девушка, - начал он тихо, - всегда стояла между ними. Николас и Педро с детства дружили, были не разлей вода, пока не появилась эта коварная разрушительница судеб. Оказывая знаки внимания то одному, то другому, она заставляла их соперничать, сражаться, ненавидеть друг друга. Сейчас я понимаю, что с ее стороны это не было просто игрой. Несчастная, она сама не могла разобраться с тем, что творится у нее в душе...

Джеронимо всхлипнул, и я вдруг понял, что он утирает рукавом самые настоящие слезы. И весь зал внимает ему в благоговейном молчании. Я покосился на Веронику. Слава богу, ее лицо сейчас напоминало иллюстрацию к словарной статье, трактующей слово "скепсис". Почувствовав здесь некую опору, я мысленно прислонился к Веронике, а то трагическая история моей любви уже чуть не растрогала меня самого.

- Когда он узнал о случившемся, то сам чуть не покончил с собой, - продолжал сквозь слезы Джеронимо. - Мы с Вероникой вытащили его из петли, два часа отпаивали грибным бульоном. Скажи, сестра! - Он протянул руку в патетическом жесте.

- Да, Джеронимо, так все и было, - зевнула Вероника. - Ночей из-за него не спали. Вот, до сих пор рубит так, что глаза слипаются.

- Бес-сер-деч-на-я! - провозгласил Джеронимо, и я готов поклясться, что каждый человек в зале возненавидел Веронику Альтомирано. - Вот когда из-под лицемерной личины проглядывают бородавки, псориаз, сморщенная сухая кожа и...

- Скажите, пожалуйста, сколько лет вашей сестре? - перебил Черноволосый.

- Никак не меньше восьмидесяти четырех, - тут же ответил Джеронимо. - Она сожгла паспорт в семьдесят, и теперь пытается притвориться шестидесятилетней, но мы-то с вами знаем...

- Достаточно! Прошу садиться! - ликовал Черноволосый. - Вероника Альтомирано, прошу вас, выйдите сюда и ответьте всего на один очень простой вопрос.