Невидимка. Идеальные убийства - Паттерсон Джеймс - Страница 14

— Именно так, — говорю я. — Обратите внимание на то, что каждое убийство на Среднем Западе он совершает в другой юрисдикции правоохранительных органов. Разные города, разные округа. Он старается не совершать такого же преступления в пределах той же самой юрисдикции, поскольку опасается, что на эти пожары начнут смотреть как на некую совокупность, а не как на отдельные пожары.

— Вы сказали, что жертвы всегда обнаруживались в том помещении, в котором начался пожар, — говорит Денни. — Есть ли какая-то причина того, что данный субъект поступает подобным образом?

— Конечно, — говорю я. — В месте начала пожара огонь пылает дольше всего и, следовательно, сильнее всего. И ущерб там причиняется самый сильный — а значит, улики в этом месте, скорее всего, будут уничтожены.

— Ага. То есть вы полагаете, что он устраивает пожар только для того, чтобы уничтожить улики?

— Совершенно верно. Что бы он ни творил со своими жертвами, он хочет подстроить все так, чтобы мы ничего об этом не узнали. Он не хочет, чтобы мы проводили аутопсию. Он подстраивает все так, чтобы тело…

Я вспоминаю о Марте, и мое горло сжимает спазм.

— Чтобы состояние тела не позволяло провести аутопсию, — говорит Софи.

Я не могу произнести ни единого слова, поэтому просто киваю. Я все еще хорошо помню, как моя мама кричала владельцу похоронного бюро, полицейскому детективу и вообще всем, кто ее мог слышать: «Как, я даже не смогу похоронить свою малышку? Я не смогу устроить ей надлежащие христианские похороны?»

Я прокашливаюсь. Букс был прав, когда говорил, что нельзя поручать проводить расследование преступления тому, у кого в результате этого преступления пострадал близкий человек. И мне совсем не хочется, чтобы меня потом приводили в качестве отрицательного примера.

— Итак, пожар — это нечто вторичное, — говорит Денни. — Он не устраивает пожары ради сильных ощущений. Он маскирует ими свои преступления. Именно это вы хотите сказать?

Я снова прокашливаюсь.

— Да, именно это я и хочу сказать. На то, что он делает, требуется время. Поэтому он выискивает людей, которые живут в одиночестве. Именно таких людей он может тем или иным способом полностью подчинить своей воле и без особой спешки их прикончить. Ну а после этого он поджигает спальню. Он знает, что в наше время пожарные могут приехать всего лишь через несколько минут после начала пожара. Для него не важно, спасут они дом или нет. Главное для него — это чтобы жертва сгорела еще до того, как приедут пожарные.

Все молча размышляют над моими словами. Я не уверена, что убедила кого-либо в том, что мы имеем дело с убийцей, но теперь все они понимают, что есть серьезные основания продолжать данное расследование.

— И с чего же мы начнем? — спрашивает Денни.

— Мы начнем с того места, где он живет, — говорю я. — Это где-то на Среднем Западе. Если бы я билась об заклад, то сделала бы ставку на Город ветров.[14] Поэтому пакуйте вещи. Мы отправляемся в Чикаго.

22

Ну что ж, я полагаю, что формально это может считаться отдельным сеансом. Сейчас уже за полночь, и, получается, наступил четверг. Какой замечательный это был день, не так ли?

Нет, не замечательный? Ничего особенного? Ну что ж, ребята, поскольку у меня хорошее настроение, я отвечу на вопросы, поступившие в мой почтовый ящик.

Жаль, что у меня нет настоящего почтового ящика, поскольку я уверен, что у вас накопилось ко мне очень много вопросов. Вы попытаетесь найти ответы на большую их часть в этих записях, для чего будете читать между строк и анализировать мой подбор слов, интонации моего голоса и все такое прочее, но для вас будет лучше, если я напрямую отвечу хотя бы на некоторые из часто задаваемых вопросов.

Поэтому время от времени я буду просто пытаться догадаться, какими могут быть эти вопросы, и буду отвечать на них. Итак, этот сеанс посвящается почтовому ящику Грэма. Включите музыкальную заставку, пожалуйста. Что-что? Говорите, что нет никакой музыкальной заставки? Извините, мне придется над этим поработать.

Вопрос: как вы выбираете жертву?

Самый простой ответ, который я могу дать, состоит в том, что я полагаюсь на свое вдохновение. В тот или иной момент меня могут вдохновлять разные вещи, поэтому и жертвы мои самые разные. Вы же не стали бы ожидать от Бетховена, что он сочинит одну и ту же симфонию дважды, не так ли? И не стали бы ожидать от Толстого, что он напишет точно такой же роман во второй раз, да?

Иногда я выискиваю их, а иногда они сами появляются. Иногда мне приходится довольно долго заниматься поисками, а иногда это просто возникает, как запах экзотических духов, улавливаемый моим носом.

Я, если определить меня одним словом, гурман.

Иногда мне по вкусу хорошенький кусочек мяса ягненка с вином, изготовленным из винограда сорта «шираз». Иногда — лобстер с охлажденным шабли. Иногда — итальянский бутерброд с жареной говядиной и перцем и картофельные чипсы с солью и уксусом. Я никогда заранее не знаю, чего мне захочется в следующий раз. Но я не сомневаюсь в том, что мой желудок рано или поздно начнет урчать.

Вопрос: какой ваш любимый цвет?

Готов поспорить, что вы думаете, что мой любимый цвет — красный, да? Нет, не угадали. Мой любимый цвет — пурпурный. Пурпурный ведь такой неоднозначный, сложный цвет: он несет в себе страсть красного, грусть синего, безнравственность черного. Пурпурный не является ни веселым, ни грустным цветом. Он символизирует боль и отчаяние, но при этом еще и страсть — яростное желание избитого и покрытого синяками, но рвущегося вперед и твердо намеренного преодолеть все трудности и ни перед чем не отступить.

Более того, он хорошо сочетается с моими волосами.

У нас есть время еще на один вопрос: почему я поджигаю свои жертвы?

Хм, давайте разберемся. Кёртис, я тебя поджигал?

[Редакторское примечание: слышатся стоны какого-то человека.]

Нет, не поджигал. Я сделал с тобой много чего, Кёртис, но я тебя не поджигал. Ну ладно, не ломай себе над этим голову, Кёртис, — я сожгу тебя, когда все это закончится. Однако только для того, чтобы о наших с тобой забавах никто никогда не узнал.

Прошу у всех прощения — это была всего лишь шутка, понятная только Кёртису и мне. Я имею в виду мою фразу «не ломай себе голову». И если это может послужить тебе хоть каким-то утешением, Кёртис, сообщаю, что у тебя самые симпатичные мозги из всех, которые я когда-либо видел. Это для тебя утешение? Тебе стало легче?

Тебе, наверное, стало бы намного легче, если бы я убрал зеркало, не так ли?

23

Лейтенант Адам Ресслер не очень-то рад нас видеть. Но осуждать его за это я не могу. Неделю назад он уже вроде бы закрыл это дело навсегда, а тут приехали мы и испортили ему уик-энд перед Днем труда. Его тщательно накрахмаленная униформа кажется чрезмерно плотной и жаркой в августовский зной, в котором я оказываюсь, вынырнув из джипа «Чироки», выделенного нам в автопарке чикагского отделения ФБР.

Вообще-то эта униформа Ресслеру к лицу. Он симпатичный, хорошо сложен, гладко выбрит, с красиво очерченным подбородком. Он держится как человек, который прослужил некоторое время в армии. Если бы не ручейки пота, стекающие от его идеально причесанных волос к тщательно выглаженному воротнику, я бы ни за что не поверила, что ему жарко.

— Вы — лейтенант Ресслер, да? — спрашиваю я, стараясь говорить непринужденно, спокойно и уверенно и чувствуя при этом, что волосы у меня начинают прилипать к шее и лбу.

Он бурчит что-то подтверждающее то, что я не ошиблась, но не протягивает мне руку для рукопожатия.

Денни, который выглядит усталым, выбирается из автомобиля и подходит ко мне, Буксу и Софи, стоящим на тротуаре. Я быстренько знакомлю лейтенанта со своими спутниками. Ресслер торопится пожать руку Буксу, решив, что он среди нас старший. Вообще-то так оно и есть, но лейтенанту этого никто не сообщал. Типичная дискриминация по половому признаку, однако проявлять свои феминистские наклонности сейчас не время. Лейтенант смотрит на Денни Сассера с таким видом, как будто хочет сказать: «Вы что, надо мной подшучиваете?» Денни ведь выглядит как наполовину растаявшее мороженое, но я начинаю подозревать, что в выражении его полуприкрытых глаз гораздо больше осмысленности, чем он хочет показать. А вот Софи, похоже, производит на Ресслера очень сильное впечатление — какое она произвела бы на любого энергичного мужчину гетеросексуальной ориентации.