Кошки-мышки (сборник) - Каспари Вера - Страница 8

– На нем автограф Красавчика Лаваджетто. Она что, болела за «Бруклин Доджерс»?

– Лора была разносторонним человеком.

– Шелби тоже болел за «Доджерсов»?

– Мой дорогой друг, неужели ответ на этот вопрос поможет вам найти убийцу?

Марк положил мяч точно на то место, где его оставила Лора.

– Просто любопытно. Если вам трудно ответить, мистер Лайдекер…

– Не вижу причины злиться, – резко перебил я. – Вообще-то, Шелби не был болельщиком. Он предпочитал… впрочем, с чего это я говорю о нем в прошедшем времени? Он предпочитает более аристократические виды спорта: теннис, верховую езду, охоту.

– Ясно.

У двери, всего в нескольких футах от того места, где упало бездыханное тело, висел портрет Лоры кисти Стюарта Джекоби, одного из подражателей Юджину Спайкеру. На картине лицо Лоры казалось уплощенным и невыразительным. Лучше всего у художника получились глаза; впрочем, глаза всегда были самой красивой деталью внешности Лоры. Чуть раскосые, под круто изогнутыми темными бровями, они делали Лору похожей на застенчивого олененка. Именно этот образ очаровал меня, когда я открыл дверь худенькой девочке, которая предложила мне рекламировать самопишущую ручку. Джекоби уловил зыбкое ощущение беспокойства в ее позе: Лора присела на подлокотник кресла, держа в одной руке пару желтых перчаток, а в другой – зеленую охотничью шляпу. Портрету не хватало реализма, в манере письма была некая вычурность, в общем, слишком много Джекоби и слишком мало самой Лоры.

– Она было довольно привлекательной да… – начал было Марк, но замолчал и виновато улыбнулся. – Девушкой. Так ведь, мистер Лайдекер?

– Это сентиментальный портрет. В то время Джекоби был влюблен в Лору.

– Похоже, в нее многие влюблялись.

– Она была очень доброй. Доброй и щедрой.

– Мужчин привлекает нечто другое.

– Лора была очень тактичной. Даже если она знала о недостатках мужчины, никогда этого не показывала.

– То есть лгала?

– Что вы, она отличалась необычайной искренностью. Ее лесть никогда не была грубой. Лора выискивала в людях лучшее и превозносила их достоинства. В ее присутствии все наносное исчезало, как фальшивые друзья в трудную минуту.

Макферсон внимательно изучил портрет.

– Почему же она не вышла замуж? Я имею в виду раньше.

– В юности она пережила разочарование.

– Большинство людей переживают разочарование в юном возрасте, но это не мешает им подыскать кого-то взамен. Особенно это касается женщин.

– Она была не такой, как ваша бывшая невеста. Лору не интересовали мебельные гарнитуры. И замужество не привлекало. Она делала карьеру, зарабатывала деньги, у нее не было недостатка в обожателях. Брак мог дать ей лишь одну определенную завершенность, вот Лора и не спешила.

– И особо не скучала, – сухо добавил Марк.

– А вы бы, конечно, посоветовали женщине ее темперамента уйти в монастырь. У нее была мужская должность и мужские заботы. Вязание не входило в число увлечений Лоры. Кто вы такой, чтобы ее судить?

– Успокойтесь, я никого не осуждаю.

Я подошел к книжным полкам и переставил томик, который он так пристально разглядывал. Марк не подал виду, что заметил, но сердито уставился на большую фотографию Шелби, необычайно привлекательного во фланелевом теннисном костюме.

Стемнело. Я зажег лампу. В этом быстром переходе от мрака к свету я вдруг уловил намек на нечто более мрачное и таинственное. Здесь шло не обычное полицейское расследование. В разрозненных пустяковых деталях вроде старого бейсбольного мяча, потрепанного томика «Приключений Гулливера» или дорогого сердцу снимка Макферсон искал ключ не к разгадке убийства, а к извечной тайне женской души. Для таких поисков одного зрения мало, сердце тоже должно участвовать. Сам он, человек жесткий и суровый, первым бы отверг подобное предположение, но я-то видел его насквозь и прекрасно понимал истинную причину неприязни к Шелби. Макферсон оказался лицом к лицу с тайной куда более глубокой, чем преступление, и его мысли теперь занимал вопрос, который всегда мучил влюбленных: «Что она нашла в том парне?» Я знал, что пока Марк угрюмо рассматривал фотографию, он думал о природе чувств Лоры к Шелби и о том, может ли такая умная и тонкая женщина довольствоваться только привлекательной внешностью мужчины.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Слишком поздно, мой друг, – насмешливо произнес я. – Последний поклонник уже позвонил в дверь.

Резким жестом, выдающим отчаянное желание скрыть свои чувства, Марк сгреб разную дребедень, что валялась на столе: блокнот, куда Лора записывала адреса и даты встреч, письма, перетянутые резинкой счета, нераспечатанные банковские выписки, чековые книжки, старый дневник и альбом с фотографиями.

– Идемте! – скомандовал полицейский. – Я голоден. Пора убираться отсюда.

Глава 5

«Мы обнаружили кое-какие улики, но пока не готовы выступить с заявлением».

Утром того понедельника Макферсон держался с репортерами отстраненно и сухо. Похоже, он ощущал собственную важность, как будто его жизнь наполнилась новым смыслом. Расследование отдельно взятого убийства перестало быть заурядным.

Девушка-репортер, желая получить информацию, которую не смогли добыть конкуренты мужского пола, прибегла к типично женской уловке и воскликнула:

– Я была бы не прочь оказаться жертвой, мистер Макферсон, если бы вы вели расследование и копались в моей личной жизни!

Рот Макферсона скривился. Неприкрытая лесть бросалась в глаза.

Лорины записные книжки с адресами и датами встреч, корреспонденция, банковские выписки, счета, корешки квитанций занимали его стол и мысли. Благодаря этим бумагам он узнал, что Лора вела чрезвычайно насыщенную жизнь – и в то же время прожигала ее. Слишком много гостей и ужинов, слишком много писем, исполненных уверений в вечной преданности, слишком много душевных сил, растраченных на пустяки, не заслуживающие внимания. Пресвитерианская добродетель Марка восставала против корыстолюбия. Он открыл смысл жизни, валяясь в больничной палате с серыми стенами, а потом все последующие годы робко спрашивал себя, неужели люди с хорошим вкусом обречены на одиночество. Подводя итоги жизни Лоры, Марк нашел ответ на свой вопрос, но этот ответ противоречил требованиям его строгого воспитания. Читая письма Лоры, подсчитывая сумму неоплаченных счетов, Марк понял, что можно жить полной жизнью и не быть при этом одиноким, только вот платить приходится дорого. Лора так много работала, что у нее не осталось сил радоваться предстоящей свадьбе.

В альбоме было полно фотографий Шелби Карпентера. За одно лето Лора пала жертвой его обаяния и достоинств бесшумного фотоаппарата. Она снимала Шелби анфас и в профиль, крупным планом и по грудь, на теннисном корте и за рулем открытого автомобиля, в плавках, в комбинезоне, в высоких резиновых сапогах, с корзинкой на плече и спиннингом в руке. Марк задержал взгляд на изображении Шелби-охотника среди мертвых уток.

К этому времени читатель наверняка уже не сомневается в дерзости рассказчика, который излагает то, чего не видел, так, будто бы лично прятался в кабинете Марка за фотографией бейсбольной команды нью-йоркского полицейского управления образца 1912 года. Однако готов поклясться, причем в комнате участка, где находится сфигмоманометр, что добрую треть всего этого мне рассказали подробно, а на две трети намекнули вечером того же понедельника, когда после краткого визита к парикмахеру я вернулся к себе в квартиру и обнаружил там поджидавшего меня Марка. А еще поклянусь (хотя, думаю, при этом утверждении чувствительная стрелка детектора лжи резко бы дрогнула), что его очаровал старинный фарфор. Уже во второй раз я стал свидетелем того, как Марк тянется к моей любимой полке в гостиной. Прежде чем войти, я откашлялся. Он оглянулся с виноватой улыбкой.

– Не стесняйтесь. Я не скажу в полицейском управлении, что вы приобретаете хороший вкус, – заметил я.

Его глаза метали искры.

– Знаете, что говорил доктор Зигмунд Фрейд о коллекционерах?