Мастер меча - Чейни Дэвид - Страница 2

До вчерашнего дня только госпожа Масака знала роковую правду: князь Чикара приходился Йоши отцом.

Сын убил отца.

Йоши провел долгую ночь рядом с мертвым телом родителя, добрые и злые духи из иного мира боролись за душу Йоши. Праведна ли жизнь наставника боевого искусства, если он причина смерти друзей, родных… и собственного отца? Некогда Йоши узнал, что злой меч означает злую душу. Как избежать зла, как спастись от кары богов?

Тело самурая вздрогнуло, плечи затрепетали, слезы оросили его щеки.

– Йоши? – голос принадлежал его родственнику, князю Фумио, благородному седому воину, который заменил ему отца в годы детства.

Йоши отвернулся и прижался щекой к тюфяку. Сухие стебли циновки впились в него, словно тысячи иголок, – плетение было грубое. В ноздри ударял запах сухой холодной соломы – запах гнили, увядания и смерти.

Князь? Чикара? Где Чикара? Йоши почувствовал позыв тошноты и сделал усилие, чтобы подняться.

– Пожалуйста, не двигайся! – ласково запротестовал Фумио.

Йоши закрыл глаза. Он почувствовал, что снова соскальзывает в беспамятство, глубоко вздохнул и погрузился в темноту.

Фумио рассматривал племянника полными слез глазами. Как изменился его мальчик с тех пор, как стал мужчиной!

Когда-то мягкие и нечеткие черты лица теперь словно высечены из гладкого гранита: широкие скулы, заострившиеся от многолетних тяжелых физических нагрузок, маленький нос, слишком изящный для лица, выражающего такую силу, нежный рот над мощной нижней челюстью и чисто выбритая кожа, светлый тон которой подчеркивали блестящие черные волосы, собранные на затылке тугим узлом. Фумио нежно приподнял голову Йоши, натянув на племянника капюшон, чтобы защитить его от холода. Лицо старого воина стало серьезным. В резком свете зимнего утра Фумио выглядел старше своих шестидесяти лет.

Йоши то ли спал, то ли был без сознания: до появления священников или лекарей ему ничем нельзя было помочь.

– Сегодня утром госпожа Масака открыла мне свою тайну, – прошептал Фумио и наклонился к племяннику, чтобы увидеть, слышит ли его Йоши. Ответа не было.

– С этим делом связано многое, – Фумио говорил еле слышно, словно сам с собой, шепотом и слегка нараспев. – То, что Чикара был твоим отцом, касается только тебя и мира духов, но нашему человеческому миру ты нанес непоправимый ущерб. Убив князя Чикару, ты нарушил равновесие сил при дворе. Первый министр зависел от Чикары – князь умел вести за собой придворных, стоял во главе имперской армии, а его богатство обеспечивало роду Тайра дополнительную поддержку. Йоши, сегодня ты, может быть, подписал себе смертный приговор. Кийомори никогда не простит тебе, что ты создал такие беспорядки.

Старый князь притворно нахмурился: он знал, у племянника не оставалось выбора. Честь самурая не позволяла ему поступить по-другому. И все-таки князь Фумио мучился.

– Я верный сторонник двора, – говорил он лежавшему без сознания Йоши. – Всем, что я имею, я обязан роду Тайра. Душа князя Чикары решит спор с тобой в ином мире, но как мне быть с моими союзниками Тайра на этом свете?

Йоши не шевелился. Пар от дыхания застывал на его верхней губе, превращаясь в ледяную корку. Фумио осторожно стирал этот налет.

– Я уверен, твоя мать будет вне себя от радости, что ты жив, – продолжал он. – Не могу себе представить, чтобы она оплакивала смерть твоего отца: она ненавидела его с тех пор, как он покинул ее столько лет назад.

Князю было легко предсказать поведение госпожи Масака, однако Нами, став вдовой, могла свободно выбирать, как ей жить. Супруга убитого всегда была строптива, поэтому нельзя было угадать, что ей придет в голову.

– Нами говорит, что хочет бежать с тобой на север. Если она это сделает, то лишится богатства Чикары и места при дворе. Она говорит, что это не важно, но я считаю, человек должен думать не только о сегодняшнем дне. У нее есть обязанности перед прахом Чикары. Такой поспешный отъезд будет непростительным оскорблением памяти ее мужа. Разразится скандал, который навсегда погубит вас обоих.

Фумио стиснул руки и украдкой смахнул рукавом слезу.

– Мой дорогой мальчик, что, что я могу сделать, чтобы спасти тебя от горя, которое я предвижу впереди?

Йоши по-прежнему лежал неподвижно. Только облачко пара, в который превращалось его дыхание, показывало, что он жив. Фумио повернулся и взглянул через переднюю решетку. Солнце поднялось еще выше. Его лучи заливали столицу алым светом. Повозка подъезжала к городу. Огромные криптомерии качали тяжелыми от снега ветвями, словно умоляя о чем-то путников.

Фумио увидел большой отряд монахов-воинов, закутанных в пышные зимние одежды. Они шли по дороге от северных ворот. Ему пришлось прищурить глаза: белые и светло-оранжевые плащи монахов сливались с блестящим снегом. Монахи надели гета – деревянные сандалии, – чтобы прокладывать себе путь по нехоженому снегу и льду. По объему и, форме плащей было видно, что под ними надеты доспехи. Многие в отряде имели нагинаты – стальные секиры с лезвием как у меча, которое четырьмя выступами крепилось к деревянному древку. Около двадцати монахов несли подвешенный на двух прочных жердях переносной алтарь. Алтарь украшала искусная резьба, углы его лакированной крышки были по-китайски загнуты. Массивные латунные накладки укрепляли жерди-ручки. Фумио знал, что эти монахи-воины часто спускались из своих горных храмов, когда не соглашались с каким-нибудь распоряжением императора. Если дела шли не так, как хотелось монахам, они устанавливали свой алтарь во дворце императора и держали его там, пугая суеверных горожан, пока двор не отменял вызвавший их недовольство указ.

Когда отряд проходил мимо повозки, некоторые из монахов попытались заглянуть внутрь. Один, более наглый, чем остальные, окликнул возницу и спросил, кто смеет не уступать дорогу монахам храма Энря-ку-дзи. Ответ, казалось, удивил его.

Следом за монахами крадучись подбирались к воротам нищие и преступники. Голод прошедшего года и волнения в провинциях породили целое сообщество бездомных бродяг, которые держались вблизи Киото, – нищие надеялись на милостыню, а воры искали жертву. Эти отверженные разбежались по соседним полям, завидев вооруженный отряд, и стали осторожно возвращаться на свои места, когда последний монах вошел в город.

Когда повозка миновала кордон, стая диких гусей поднялась с замерзшего до дна императорского пруда и пролетела над ней, разорвав тишину нестройным хором криков, похожих на звуки рога.

Дом Фумио располагался во втором округе – почетном месте, близком к Имперскому граду. Усадьба занимала целый те (примерно полтора гектара) и была огорожена высокой каменной стеной, окрашенной в белый цвет. Один из слуг князя открыл ворота. Повозка грузно перевалилась через балку-порог, соединявшую нижние концы воротных столбов.

– Вот мы и дома, – сказал Фумио, поправляя свою одежду и ласково тормоша Йоши.

Под колесами заскрипел снег. У южного входа в главный зал экипаж замер. Возница, постучав мозолистой рукой в его дверцу, объявил: «Мы приехали, господа», и, нагнувшись, стал отпрягать волов, чтобы Фумио и Йоши могли выйти достойным образом.

Фумио взял племянника под руку, намереваясь ему помочь, но Йоши сердито отстранился.

– Разве я неженка и не могу обойтись без чужой помощи? Отойди в сторону, дядя, дай мне спуститься самому.

Фумио ощутил прилив гордости. Может быть, Йоши и совершает ошибки, но он настоящий самурай.

Вот и теперь он дошел до входа даже не пошатнувшись, хотя по снегу за ним тянулся красный след.

Фумио торопливо забежал вперед, чтобы открыть перед ним дверь. Выглянувший из окна слуга удивленно открыл рот.

Смертельная бледность заливала щеки молодого самурая. Он покачнулся и, прежде чем Фумио успел сделать хотя бы движение, упал в растекшуюся у его ног красную лужу.

Глава 2

«Йоши должен умереть», – сказал священник Теме, и выражение его худого бледного лица стало холоднее камня монастырских стен. За окнами на горизонте всходило утреннее солнце, но здесь, под мрачными сводами молельного зала, было темно, как ночью.