Советская психиатрия
(Заблуждения и умысел) - Коротенко Ада Ивановна - Страница 11

Еще одна судьба. И.А.М. к моменту ареста исполнилось 34 года. Однако конфронтация с существующим порядком вещей началась еще в Николаевском горнорудном институте. В 17 лет вышел из комсомола, порвав свой комсомольский билет, так как «действительность не соответствовала пропаганде». После провала экзамена по истории партии был отчислен из института. В армии «был потрясен дедовщиной», чувство собственного достоинства не позволяло выполнять распоряжения «дедов», постоянно конфликтовал с сослуживцами-конформистами. К И. относились недоброжелательно, будили по ночам. Был комиссован из армии по ст. 8а-8б с диагнозом «затяжное реактивное состояние с психопатоподобным поведением». После возвращения из армии окончил в 1981 г. Николаевский педагогический институт, работал учителем математики. В 1982 г. написал письмо Брежневу, в котором отказался принимать участие в голосовании. На следующий год под благовидным предлогом его уволили с работы. Работал электромонтером, писал жалобы в Москву. В 1985 г. отказался от советского гражданства. Был направлен на стационарное обследование в Криворожский психоневрологический диспансер, где ему был поставлен диагноз «психопатия паранойяльного круга». 23 декабря 1985 г. разбил окно и был привлечен к уголовной ответственности по обвинению в хулиганстве по ст. 206, ч. 2 УК УССР. Сразу же, в январе 1986 г., был направлен на стационарную судебно-психиатрическую экспертизу в Днепропетровскую областную психиатрическую больницу. Мы не читали акта СПЭК и не знаем, на основании каких «болезненных проявлений» был поставлен диагноз «шизофрения, параноидная форма, непрерывнопрогредиентный тип течения, смешанный тип дефекта. Невменяем».

Комиссия рекомендовала направить И. на принудительное лечение в специализированную психиатрическую больницу системы МВД. В Днепропетровской спецбольнице, где И. находился до ноября 1987 г., диагноз был подтвержден, его признали инвалидом II группы, лишили гражданских прав. Экспертная комиссия сочла необходимым назначить ему опекуна как недееспособному. Из специализированной больницы «пациент» был переведен в Николаевскую психиатрическую больницу, где «лечился» еще семь месяцев. В 1989 г., в числе других пострадавших от психиатрии диссидентов, И. был осмотрен комиссией американских психиатров с участием Лорена Роса и признан психически здоровым. Добивался реабилитации и снятия диагноза через суд. По направлению суда в 1991 г. прошел судебно-психиатрическую экспертную комиссию в больнице им. Павлова, и снова был признан психически здоровым. Мы осматривали его в мае 1996 г. и также признали психически здоровым. Врачи, установившие диагноз шизофрении, могут возразить, что мы не испытывали трудностей при диагностировании, так как нам были известны заключения СПЭК 1989 и 1991 гг., история жизни И. Мы знали, что в 1993 г., окончив техникум железнодорожного транспорта, он некоторое время работал слесарем, затем ему удалось устроиться на работу по прежней специальности — учителем математики; окончил также курсы повышения квалификации учителей.

Эксперты Днепропетровской областной больницы располагали сведениями о том, что в армии он заболел и был комиссован с диагнозом «временное расстройство психической деятельности в форме реактивного состояния». И если ошибку в диагнозе в какой-то мере можно объяснить, то все равно трудно понять, почему врачи, забыв гиппократовский принцип «не навреди», после месячного обследования сразу установили диагноз «шизофрения» и не изменили его после длительного стационарного лечения. И почему, наконец, человек, разбивший стекло, представляет такую социальную опасность, что его надо вместе с насильниками и убийцами направлять в больницу строгого режима.

При рассмотрении целой череды людей с неординарной и исковерканной судьбой мы непрерывно задавали друг другу вопрос: что имело место? Ошибка диагностики или преднамеренное искажение диагноза? Когда имеешь дело с обычными законопослушными гражданами-небунтарями, понимаешь: для того, чтобы удержаться в этой жизни (в любой стране), надо быть конформистом или, по крайней мере, разрешить себе компромисс с собственной совестью. Диссиденты — личности необычные, неординарные. Пытаясь понять феномен диссидентства, следует иметь в виду, что мы имеем дело с людьми, инакомыслие и иное мировоззрение которых тесно связано с их личностными особенностями — правдолюбием, исключительной порядочностью, доверчивостью, добротой, в чем-то наивным отношением к действительности, неприятием полутонов между «хорошо» и «плохо», нежеланием кривить душой и идти на компромисс. Изучение судеб этих людей, их рассказов о своей жизни, медицинской документации позволяет утверждать, что психиатры, наблюдая их не один год, не могли не понимать, что в каждом конкретном случае речь шла о должностном преступлении — об использовании психиатрии для подавления инакомыслия.

Неправильное диагностирование психического заболевания некоторые психиатры в настоящее время называют гипердиагностикой (чрезмерной диагностикой), т. е. пытаются доказать, что речь идет всего лишь о преувеличении тяжести имевшихся психических расстройств. Психиатрия весьма социальна по своей природе, независимо от существующего строя, и потому нельзя сбрасывать со счетов такой фактор, как влияние на врача-психиатра общественного сознания. Неоправданно жестокий выбор вида принудительного лечения — помещение диссидентов в психиатрические больницы специального типа, безусловно, является неправильным назначением меры медицинского характера, подтвержденной решением суда.

Принудительное лечение и принципы медицинской этики

При рассмотрении различных аспектов недобровольного и принудительного лечения на первый план всегда выступала проблема не только лечения пациента, но и защиты психически здоровых от психически больных, оставляя в тени такую важнейшую проблему, как охрана прав психически больного. Деятельность психиатра имеет лечебнопрофилактическую и социальную направленность; подразумевается, что долг врача — дать как можно больше обоснованных медицинских рекомендаций. У многих психиатров сформировалась позиция рассматривать право лечить как право врача убеждать пациента в необходимости лечения. Существующие критерии возможной социальной опасности психически больного ставят клиницистов в трудное — с этической точки зрения — положение, заставляя их защищать интересы общества. Боязнь ответственности за возможные общественно опасные действия больных заставляет врачей расширять контингент пациентов, подлежащих принудительной госпитализации и лечению против их воли. Многие больные отказываются от лечения, но получив его, признают, что оно было полезным. Таким образом, в психиатрии упразднение недобровольной госпитализации невозможно, иначе определенная категория психически больных оказалась бы брошенной на произвол судьбы. Но это касается только общей психиатрии и только клинических показаний для недобровольной госпитализации законопослушных больных и принудительной госпитализации совершивших общественно опасные деяния. Мы же ведем речь совсем о другой категории пациентов. Принудительная госпитализация предпринималась для того, чтобы помешать политическим диссидентам распространять их взгляды, а также для того, чтобы дискредитировать эти взгляды, объясняя их наличием психического заболевания.

Все без исключения — как первичные, так и повторные — госпитализации обследованных нами носили принудительный характер и были осуществлены в нарушение инструкции Министерства здравоохранения СССР (1972 г.). Согласно этому документу, принудительной госпитализации подлежат психически больные, представляющие социальную опасность, т. е. те, которые уже совершили или могли бы совершить общественно опасные действия насильственного характера, представляющие угрозу для здоровья (а не мировоззрения) граждан (убийства, самоубийства, изнасилования и т. д.). Ни один из обследованных таких деяний не совершал и опасности в таком плане не представлял. Следовательно, ответственность за медицинские рекомендации, касающиеся принудительного лечения в специализированных психиатрических больницах системы МВД, несут в первую очередь непосредственно эксперты-психиатры.