Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Океания
(Очерк и стихи) - Бальмонт Константин Дмитриевич - Страница 1


1
Изменить размер шрифта:

Константин Бальмонт

ОКЕАНИЯ

Очерк и стихи

ОКЕАНИЯ

Очерк

Когда человек, утомленный мышьей беготней ежедневной жизни, всей этой нерасторжимой паутиной отношений, дел, повторностей, сложностей, и возвращающимся сознанием, что смысл этих сложностей простая пустота, — когда он, обремененный ощущением своего бессилия перед этим гудящим приливом и отливом настойчивых малостей, захочет хоть минуты духовного забвения, он невольно зайдет в храм, и, верующий, или неверующий он, хоровое церковное пение и торжественные звуки органа искупают его душу в глубинах света и в голубой гармонии.

Малую птицу, замученную, носили вихри, и один из поворотов воздушного течения вбросил ее в родную стаю улетающих птиц, — и ей стало вольно, легко, — и вот летят они все, крылатые, быть может, со щебетом, быть может, с долгим струнным кличем, высоко над землею, на Юг, на Юг. От одной земли к другой земле, в надземном полете. От одной жизни, изношенной и застывшей, к другой жизни, снова свежей и полной творческого тепла. Над Океаном летят они, который, разъединяя отдельные земли своею голубой, зеленой, пенистой громадой, дает каждой земле отдельное существование и красоту единичного лика. Над всеокружным Океаном, который, создавая вознесенные земли, сам же затопляет их водой, и, построив красивую землю, точит, — точит, и источит ее. А в то же время, в пределах другого полушария, пользуясь подводными вулканами и строительною силой малых существ, создает он коралловые острова, и в воздушнозеленых лагунах коралловых морей отображает цвет сновидения, идеальность мечты, руководящей мировым творческим движением.

Лик Бога на земле, голубой образ Вечности, Океан освобождает приближающегося к нему человека, сильного делает более сильным, возбуждая в нем чувство борения, в утомленном пробуждает память довременной основы и наполняет свежей влагой иссохшие русла обедневшей души.

Приходит волна, умирает волна. На песчаном побережьи лишь белый веер пены, дугообразный след влажного стремления. Приходит прилив, и уходит прилив. Вода заливает пространства, где еще минуту тому назад ты проходил. Вода теснит, гонит, отодвигает. И этим самым движением она свергает с усталого тяжкие вериги, и в вечернем сознании рождается утро. Орган гудит, глухой внушающей гармонией, и как будто все один и тот же напев слышен в хоре стихийных голосов, но повторная эта музыка — всегда новая, всегда настраивает она душу на высокий лад.

Как Вечерняя звезда, звезда Утренняя, засвечаясь в голубых сумерках Неба, всегда загорается для души в первый раз, — как любовь, сколько бы раз перед этим она ни приходила к душе, всегда приходит в первый раз, всегда есть первая любовь, — как детский смех, и стыдливость девической улыбки, и женская ласка, и певучее слово стиха, из века в век, суть первые буквы нашего алфавита, — свежесть возврата в жизни Океана есть божеское равенство Весны самой себе. Эта спасительная неизменность в мире изменяемости — источник исцеления от утомительности бесконечного возврата повторностей в человеческой жизни.

Таинством внутреннего действия на душу прилив и отлив Океана стирает утомленность и открывает душе, что в повторностях человеческой жизни есть смысл Вечного Строительства, приводящего к целям, несоизмеримым с маленькой личной жизнью, или с замкнутой отдельной эпохой, как малый ручеек, или хотя бы самая могучая река, с одинаковой покорностью несущие свои воды в Океан, несоизмеримы с этим Океаном, бездонным, безбрежным, и не хотящим сполна подчиниться человеческому исследованию.

Очарование Атлантики, голубой, гораздо более голубой, чем зеленовато-серые, зеленовато-голубые воды Тихого Океана. Ощущение потонувшей Атлантиды. В месте, неточно указанном, но четко ощущаемом. Исполинское царство торжествующих свершений, опустившееся в подводное пространство. Суровая Бретань с ее сохранностью старинного, с ее размерной, как прилив и отлив, жизнью, с ее такою упрямою приверженностью к минувшему, что, задержавшись в прошлом, она не хочет видеть ни настоящего, ни будущего.

В людной душной Европе узкая полоса свежего воздуха, в котором дышат напоминания, и вечные зовы свободных волн. В Атлантике, незримо для глаз, пробегает исполинская горячая змея Гольфстрема, — он вырывается откуда-то из Центральной Америки, — словно подводные жерла Мексики шлют потоки тепла в холодную Европу, и, по закону звука и отзвука, в душе Европейского северянина рождается неистребимое желание уйти от Севера к Югу, — отвечая горячему Гольфстрему, плыть ему навстречу, — прочь от снежной Норвегии, от молчащей России, от туманной Британии, мимо улыбчивой Франции, и золотых садов береговой Испании, вдоль всего Африканского побережья, к области Доброй Надежды, на Юг, на Юг.

В один из первых февральских дней 1912 года, на большом океанском корабле, я отплыл от берегов Англии, через Канарские острова, в Кэп-Таун. Снежинки плясали в воздухе, когда я был в Лондоне. Мокрый снег падал на серые воды Темзы. В Бискайском заливе началась качка, длившаяся несколько дней. Корабль опрокидывался набок. Но когда мы выплыли к Африканскому побережью, Атлантика стала спокойной, и в одну из первых ночей, вместе с голубыми молниями прилетел гром и струи теплого дождя.

Я люблю морскую качку. В ней есть пьянящее действие свежего вихря. Весело смотреть с пляшущего корабля, как носятся в косвенном полете морские птицы. С Морем делаешься морским, и чудится, что ум твой есть то самое оконце, в которое глядится Вечность, и что это ты, своею мыслью, построил весь мир.

Я с бакланом,
Быстрым, черным,
По морям лечу.
Я туманом,
Бесповторным,
Вью уют лучу.
И лучами,
И волною,
Я пленен равно.
Лишь очами,
Только мною,
Миру жить дано!

От утра до вечера на палубе. Близкие стали далекими. Обычное каждого дня отошло. Веет свежий ветер. А эти чужие люди, которые вместе с тобою плывут на корабле, стали родными. Мы все точно жители одного плавучего острова. И совсем родные — эти мелькания голубых волн, на мгновение одевающихся снежной пеной. Родные — эти чайки, и легкие морские ласточки, и сильные альбатросы. Словно это собственный грезы твои, воплотившиеся в птицах, ибо птицы крылаты. Мечта поет. И что это — воздушней, чем птица, и легче мечты — летит над волной?

Что пенно мелькает
Над пеной волны?
Что там возникает
Как зыбкие сны?
Летучие рыбки,
Как стаи стрекоз,
Как лепеты скрипки,
Как трепеты грез.

Странно волнующее впечатление производят эти перелетные гостьи глубин, быстро описывая дугу в воздухе, от волны до далекой волны. Вольные жить в двух разных мирах, в густой воде, насыщенной мраком, и в прозрачном воздухе, озаренном лучами, они словно летучий знак из тех отдаленных эпох земного существования, когда воздух был гуще, и непохожие на нас живые существа могли проплывать в нем, как в воде.

Атлантика. Мексиканское слово Атлъ значит Вода. Почему Ацтекским именем назван голубой Океан, о котором грезили древние Финикияне и Эллины, и дыханием которого мы все еще живы в запоздалом свете сменившихся исторических зорь? Кто расскажет правдивую сказку Атлантиды? Ее летопись — в самом названии водного пространства, по которому бежит мой корабль от Севера к Югу. И сердце знает точно, мудрое сердце, блуждавшее в лабиринтах ума, знает, что я плыву над башнями Атлантиды, хранящими в глубинах свое великолепие, для того, чтобы с истечением новых циклов, явиться взорам изумленных людей, и обрадовать наших отдаленнейших правнуков счастьем новых раскопок, которые будут неизмеримо изумительнее, чем, обогатившие нашу мысль, раскопки Египта, Халдеи, всех стран, дорогих человеческому сознанию.