Казаки. Между Гитлером и Сталиным
(Крестовый поход против большевизма ) - Крикунов Петр - Страница 6

После разгрома армии Деникина в марте 20-го года положение казачества еще более ухудшилось. Уже в апреле этого года командир Кавказской трудовой армии И. Косиор докладывал в ЦК РКП(б): «Выселению подлежат около 9000 семей (казаков-сунженцев), из которых 1500 семей контрреволюционные»[13]. Неоднократные обращения казаков к новым властям с просьбой о возвращении на прежние места проживания не приносили никаких результатов, поскольку все очищенные от «нежелательных элементов» земли официально закреплялись за чеченским и ингушским округами. Естественно, в подобных условиях в среде казачества не могли не проявиться с новой силой националистические настроения по отношению к горцам, имеющие многовековые корни и сохранившиеся до сегодняшнего дня. Все это только усугубляло разрыв казачества с советской властью, способствуя тому, что довольно существенная его часть была вынуждена бежать из страны, а оставшиеся либо ушли в подполье, либо заняли ярко выраженную выжидательно-враждебную позицию.

20—30-е годы также очень сильно ударили по казакам как некой социальной общности. Однако уже с середины 30-х годов советское правительство вновь обратило внимание на казачество как на особую национально-сословную общность: казакам было вновь разрешено служить в армии, начали создавать небольшие казачьи части, казаки принимали участие в парадах (в своей традиционной униформе) и т. д. Хочется поспорить с исследователем данной проблемы Н.Ф. Бугаем, который безосновательно делает вывод, будто «огромные потери в Гражданской войне, затем в ходе коллективизации и в результате других предпринимаемых мер со стороны Советов и большевистской партии, привели в конечном результате к значительной нивелировке между казаками и другими группами населения»[14]. История Великой Отечественной войны не подтвердила выводы исследователя. Огромное количество казаков, воюющих в рядах Советской армии против захватчиков, ощущали себя не безликими воинами, а наследниками славы своих прославленных предков и шли на смерть с осознанием того, что продолжают дело своих отцов и дедов. Важно отметить, что произошло это не благодаря, а скорее вопреки всем действиям советской власти в 20—30-е годы. Казаки, воевавшие в рядах германской армии, также ощущали себя особым сословием или даже национальностью, ведущей «справедливую» борьбу за освобождение своих земель от поработителей.

Как уже было сказано, в рядах Белого движения именно казачество было наиболее непримиримым врагом советской власти. Неудивительно, что довольно значительная его часть после поражения в Гражданской войне предпочла тяготы и лишения эмиграции компромиссу и сотрудничеству с большевиками.

Среди двухмиллионной российской эмиграции казаки занимали особое место. В общей своей массе они были частью так называемой военной эмиграции, многие входили в состав врангелевских воинских частей за границей, например, в Донской корпус под командованием Ф.Ф. Абрамова, а позднее — в Русский Общевоинский союз (РОВС), некоторые служили в Югославской пограничной страже и югославских строительных войсках (примерно 7 тысяч кубанцев и донцов), во Французском иностранном легионе, наемниками в Китайской армии. В 30—40-х годах XX века казачья эмиграция на время попала в центр внимания многих европейских разведок. Европейские государства планировали воспользоваться их услугами в деле свержения большевистского режима в СССР или для наведения порядка на собственных территориях.

На фоне интенсивного процесса расказачивания в Советском государстве казаки-эмигранты стремились к сохранению своей культуры, обычаев и традиций и делали для этого очень многое. Особенно это было характерно для донцов и кубанцев, которые на чужбине бережно хранили реликвии и регалии своих предков; всемирную известность получили хоры донских и кубанских казаков, которые знакомили русскую диаспору и многих иностранцев со старинными казачьими песнями и духовным пением. Наиболее показательным примером казачьей жизни за рубежом стали казачьи станицы в Болгарии, правительство которой разрешило въезд в страну 14 тысячам казаков. Столица этой страны город София превратилась в своеобразную европейскую столицу казаков.

Казачье командование в Болгарии активно пыталось решить вопросы организации и обучения войск, укрепления дисциплины и поднятия боевого духа. Был даже заключен договор с начальником штаба болгарской армии, по которому предусматривалось сохранение русской армии в Болгарии и право ношения формы. Частям предоставлялись помещения, паек и обмундирование. Предусматривалось участие казаков во всевозможных государственных и общественных работах (строительные, дорожные и т. д.), открывались казачьи школы и училища, в которых подрастающим казачатам рассказывали о славной истории их предков.

В условиях эмиграции в наибольшей степени проявились такие качества казаков, как взаимная поддержка, чувство локтя, способность выстоять в экстремальных условиях. Во Франции, Чехословакии, Китае и других центрах казачьего расселения создавались и действовали казачьи станицы и союзы, благотворительные и студенческие организации и объединения. Неслучайно бывший член Государственной думы князь П.П. Долгоруков писал в 1928 году: «В эмиграции мы оценили солидарность и спаянность казаков, выгодно отличающую их от общерусской „людской пыли“[15].

В исторической науке до сих пор нет единой точки зрения о численности российской эмиграции в начале 20-х годов, крайне противоречивы и данные источников, посвященные этой проблеме. По сведениям Лиги Наций, всего Россию после Октябрьской революции и Гражданской войны покинули 1 млн 160 тысяч беженцев[16]. Американский Красный Крест отмечал, что на 1 ноября 1920 года численность русских эмигрантов составляла 1 млн. 966 тысяч 500 человек[17]. В дальнейшем в исторической литературе закрепилась цифра — 2 миллиона эмигрантов.

Еще более сложным является вопрос о численности казаков-эмигрантов. Максимальным их число было в первые годы эмиграции. Вместе с семьями казаков Дона, Кубани и Терека в изгнании к концу 1921 года оно достигало, по данным исследований О.В. Ратушняка, около 65 тысяч человек[18]. Однако в 1925–1926 годах численность казаков на чужбине значительно сократилась, так как часть их возвратилась в Россию, а часть приняла гражданство страны пребывания. Общее число строевых казаков (без членов семей) к середине 20-х годов составляло более 40 тысяч человек[19], этой цифры на сегодняшний день придерживается большинство исследователей.

В европейских странах правовое положение русских эмигрантов, в том числе и казаков, было довольно сложным и неопределенным. В 1921 году они получили статус беженцев, бесподданных, так как советское руководство указом от 15 декабря 1921 года лишило российского гражданства всех эмигрантов, которые не получат советские паспорта к 1 июня 1922 года. Позднее, в 1924 году, Лигой Наций были введены для эмигрантов особые удостоверения, так называемые „нансеновские паспорта“. Они выдавались тем государством, в котором находился конкретный беженец. Паспорт Нансена[20]служил удостоверением личности владельца и подтверждал его статус лица без гражданства. Его можно было предъявить при обращении за визой и разрешением на выезд за рубеж. В течение всего срока своего действия паспорт Нансена давал владельцу право обращаться к властям за получением вида на жительство. На основании Декларации Лиги Наций, подписанной в 1928 году и возобновленной в 1933 году, страна, признавшая паспорт Нансена действительным, принимала его владельца под свою защиту и должна была предоставить ему право на жительство и трудоустройство, причем на более выгодных условиях, чем для прочих иностранцев. В то же время нансеновские паспорта не устраняли огромных трудностей при получении виз и разрешений на работу, не давали прав на пособие по инвалидности, болезни, безработице, то есть социальное положение эмигрантов оставалось тяжелым и зависело от воли местных властей. Нужно учесть также, что ряд европейских стран (Англия, Голландия, Дания, Швеция, Норвегия, Италия, Испания, Португалия) так и не признали нансеновские паспорта действительными на своей территории. Признавали такие паспорта, как правило, те государства, которые были заинтересованы в дешевой рабочей силе для восстановления своей экономики после Первой мировой войны (Франция, Бельгия, Люксембург, Германия) или руководствовались соображениями славянской солидарности (Болгария, Югославия, Чехословакия).