Жили-были
(Русские народные сказки о боге, черте, и попе, и хитроватом мужике) - Круглов Юрий - Страница 14

Крыса взмолилась и дала клятву, что через каких-нибудь минут пятнадцать все дело будет готово. А зеркальце у ведьмы в повойничке, чтобы его никто не взял. Хитро его взять! Вот она спит, эта ведьма, один мышонок взбежал ей на лоб и запихал хвостик в нос да и щекочет. Ведьма спросонок как чихнет — повойник с головы слетел, а зеркальце и выпало! А крысятам да мышатам много не надо: схватили зеркальце да прямо в яму и притащили.

Вот кот отдал Василию, сыну купеческому, зеркальце, а ведьма тут же и околела — тошно стало ей…

Василий, сын купеческий, вывинтил двенадцать винтиков, двенадцать матросов вышло: «Что, Василий, сын купеческий, нужно?» — «А вот, — говорит, — нас с котом из ямы сию же минуту наружу!»

Как сказано, так и сделано. Выбравшись из ямы, Василий, сын купеческий, идет прямо к императору в палаты со всеми матросами. И давай суд производить. Увидала это царевна. Как увидала, так и обмерла от радости, что ее любезный Вася тут. Даже сама с Васей заодно, как бы судей тех наказать, кто его наказывал. Кто говорил, на воротах расстрелять, того на воротах и расстреляли, а кто говорил, к жеребцам привязать, того к жеребцам привязали и разорвали. А кто его осудил в яму, того в яму и опустили и приказали засыпать землей эту яму, пусть крысы да мыши едят!

Тут Василий, сын купеческий, вывинтил зеркальце о двенадцати винтиках, вышли двенадцать матросов: «Что, Василий, сын купеческий, нужно?» — «А нужно опять на тот остров, где я был, отнесите нас с царевной туда! И постройте дом еще лучше прежнего!»

Как сказано, так и сделано. И вот на том острове еще лучше дом стоит! И Василий, сын купеческий, опять поселился на нем со своей царевной.

Стал Василий, сын купеческий, с царевной жить, да поживать, да добра наживать.

И сказке конец.

Кто сильнее

Увидал черт мужика да и говорит: «Поклонись мне!» — «Нет, — говорит, — ты мне поклонись сперва!» Черт: «Ладно, только допрежь силами померяемся, кому кланяться».

Взял черт чурку да как бросил — она в облако и полетела да там засела. «Ну это, — говорит мужик, — что! Ты вот посмотри, как я брошу — у меня в небо улетит и больше не увидишь. Смотри!»

Только замахнулся да и бросил тихонько чурку за себя. А черт глядит, куда это полетела чурка; глядел, глядел — нет ее, не видно! «Ну, — говорит, — ты, мужик, сильнее меня»…

И поклонился мужику, и ушел из наших мест; с тех пор его больше не видели.

Дочь водяного

Отправился добрый молодец вечером ловить рыбу за Онего в дальнюю губу, и задержал его до утра на островах встречный ветер. Как стало светать, видит молодец: прилетели три лебедушки, ударились оземь, обернулись красными девушками и стали купаться в губе, а на берегу у них оставлены птичьи шкурки. Молодец подкрался потихоньку и захватил одну шкурку. Две-то девушки, как выкупались, вышли на берег, одели шкурки, ударились оземь и полетели себе лебедушками. А третья ищет свою шкурку, не может найти.

Тут к ней подошел молодец и говорит: «Что дашь за шкурку?» — «Хочешь несчетной золотой казны?» — «А не надо мне казны, отдай себя». — «Изволь, — говорит, — буду твоей женой».

Дали они друг другу клятву и стали мужем и женою. К вечеру ветер стих. Как надо им садиться в лодку, молодец и подай жене шкурку: «На, — говорит, — спрячь, чтобы не замокла».

А жена накинула шкурку на себя, обернулась лебедушкой и полетела по поднебесью. А на прощанье только закричала мужу человеческим языком: «Не умел ты меня беречь-стеречь, не видать тебе меня три года! А как исполнится три года, приходи ко озеру Ильменю, увидишь на плоту женщину-портомойницу: она тебя проведет ко мне».

Воротился молодец домой один-одинешенек. Плохое ему житье, стосковался по своей по жене: крепко она ему полюбилась. Исполнилось срочное времечко, и пошел он к Новгороду, к Ильмень-озеру. Как пришел туда, солнышко было на вечере, и видит он, стоит на плоту портомойница и манит его к себе. «Сведи меня, — говорит, — голубушка, к моей жене». — «Отчего не свести, пойдем!»

И пошли они берегом; дорожка все спускалась вниз, стало как-то холоднее. И пришли они в большое село к богатому дому. Говорит ему вожатая: «Ты как войдешь в избу, смотри не молись».

И встретил их в избе старик — седая голова, седая борода. «Долго, — говорит, — зятек, ждали мы тебя».

И вышла затем красавица, за руку вывела ребеночка по третьему году: «Смотри, Иванушка, какой у тебя сыночек подрос!» — «А пусть растет, — говорит дед, — нам это добро надобно».

Поздоровался молодец с женой, и стали они жить ладком. И я у них в гостях был, пиво пил, сладким медом закусывал.

Леший-лапотник

Раз, это дело было великим постом, я ходил за лыком да и заблудился в лесу. Ходил, ходил, и уже наступила ночь, а выйти никак не могу. Услышал, кто-то кричит: «Свети светло!» Я подхожу и вижу: сидит на лесине леший и ковыряет лапоть, а когда луну закроет облаком, он и кричит: «Свети светло!»

Я взял здоровую хворостину, подошел потихоньку и, когда он вскричал «Свети светло!», вытянул его хворостиной по спине. Как он вскочит да ходу, а сам кричит: «Не свети, не свети!»

Подумал, что месяц его хлестнул.

Пастух и леший

Нанялся в одну деревню пастухом мальчик- сирота, лет этак пятнадцати. Ну, а пастухово дело трудное: за каждой коровой ведь не убегаешься и не усмотришь: иную в день-то раз и увидишь. Нанялся мальчик пастухом, да до того измаялся, что чуть жив ходит, да и в стаде пошло неладно: либо корова завязнет в болоте, либо медведь изранит, или волк, либо какая домой не придет, а за это всяк бранит, да еще и приколотит. Горе парню, хоть в деревне не показывайся.

Сидит он раз вечером на дороге да плачет с устали, бегавши за коровами, и видит, что идет к нему старик. «Чего, парень, плачешь?» — спрашивает он. Парень молчит. «Ну, говори же!» — «Да вот так и так», — и рассказал все свое горе… «Ну, ладно, — промолвил старик, — я твоему горю пособлю. Давай-ка свой крест да пояс».

Парень отдал и то, и другое. Взял это старик и ушел в сторону и долго там был. Наконец, зовет парня. «Смотри, — говорит, — вот тебе крест и пояс. Крест не носи, пока пасешь коров, а пояс повяжи на себя, и коли придет время гнать из деревни скот, то ты подтяни его потуже, а выгонишь из деревни — приослабь, а уж коли отгонишь версту или больше — и совсем отпусти, и тогда ложись спать и спи спокоем; а будет вечер — затяни опять пояс, но не туго, а со слабиной; а коли услышишь коровьи колокола, то и крепко подтяни: уж тут у тебя все коровы и будут до единой, и гони их домой. Только в этот вечер ты собери всех коров сам, а там будет легче — я тебе пособлю. И когда ты отпасешь, то лапти, в которых ходил в лес, брось вот на это место, где мы стоим с тобой».

Старик завернул за сосну да и сгинул: внутрь ли ушел ее али сквозь землю — парень не видал, а только старик пропал.

Собрал, хотя и с трудом, парнишка вечером коров, а наутро сделал так, как велел ему старик. Погнал из деревни коров и пояс ослабил; коровы пошли врассыпную, а прогнал с версту — и совершенно ослабил: коровы все — по сторонам и с виду пропали. Шел было пастух сначала во след, да где — и не видать никого. Однако лег и заснул. Просыпается, а уж солнце на два кнутовища от заката. Призатянул он пояс и стоит… Прошло полчаса этак или больше — слышит, стали около позванивать колокола и показались скоро коровы. Он затянул пояс покрепче — коровы все около него и собрались, да так и наступают на него. И погнал их пастух домой, и были все налицо и целехоньки.

Таким манером пропас он все лето, а в конце лапти свои оставил под сосной, как велел старик.

А это значит плата ему; хоть лапти, а плата.

Солдат и леший

В одной деревне жил богатый мужик. Он построил новый дом, а к нему в дом повадился ходить ночевать леший. Нельзя стало мужику жить в доме, он перешел в старый.