Иномирянка для министра (СИ) - Замосковная Анна - Страница 81

Химера вытянула шею и заглянула мне в лицо. Чёрные выпученные глазки ярко блестели. А зубы у этой зверюшки острые, хищные.

«Защищать и успокаивать — вот что она должна делать», — подумалось мне.

Зверюшка сразу спряталась под одежду… идеальный подарок для одинокого мальчика или юноши, лишённого тепла родительской любви и вынужденного жить под жестоким контролем дяди. Жаль, Раввер не принял этот интересный дар.

Я погладила тёплую треугольную голову химеры, та улеглась мне на грудь и вздохнула.

— Чем его кормить? — я посмотрела на Саранду.

Та, склонив голову, наблюдала за притихшей химерой:

— Не знаю. Некоторые питаются магией, некоторые землёй. Есть те, что едят человеческую пищу.

— Попробуем начать с человеческой пищи, — бодро предложила я и погладила спину зверька через сорочку. Химера закурлыкала громче. — Где здесь кухня?

— Я провожу, — со странными интонациями произнесла Саранда.

— Что-то не так?

— Я тут подумала: длор Лавентин всегда был… безответственным.

— И?

— Пытаюсь понять, насколько опасно это существо.

— Когти у него есть, но они убираются в подушечки, — я потрогала миниатюрную, точно у котёнка, лапку.

— Вы не понимаете: у химер может быть свёрнутый запас материи, который позволяет им в критических ситуациях мгновенно увеличиваться в несколько раз. А некоторые увеличиваются за счёт быстрого поглощения материалов из окружающей среды. И нет гарантии, что длор Лавентин в детстве был достаточно благоразумным, чтобы поставить ограничение на рост.

Представила бесконтрольно растущего с испуга дракончика.

— Постараемся его не нервировать, — тихо предложила я. — И для начала покормим — это очень успокаивает.

Следуя за Сарандой на кухню, я гладила химеру сквозь тонкую ткань сорочки, и от тепла зверька, от его курлыканья на душе становилось светлее. Поистине волшебное создание.

***

— Ваше императорское величество, это немыслимо, невозможно, недопустимо, — Хобл так разволновался, что на крыльце не заметил начала лестницы, его нога ухнула вниз.

Падая, он ухватился за моё плечо. Я едва устоял, застыл.

Император мчался дальше, ветер трепал его белые от седины волосы:

— Демонстрацию нужно остановить немедленно! И без военных. Люди должны понять, что их поведение недопустимо!

Хобл испуганно посмотрел на меня, но закричал императору:

— Мы не сможем обеспечить вам безопасность!

Император резко обернулся, его глаза гневно сверкали:

— Должны смочь. Я должен поговорить с моими подданными, успокоить. Их демонстрация не должна вылиться в бунт и погром столицы. — Он взмахнул рукой. — Нужно удержать ситуацию под контролем.

— Это толпа, — напомнил я, отцепляя судорожно сжимавшую лацкан руку Хобла. — Толпа и здравый смысл несовместимы.

— Но я должен до них достучаться, — всплеснул руками император. — Мы потерпели поражение. Чтобы пережить это, мы должны действовать вместе, а не грызться друг с другом.

— Вы не должны рисковать собой, — холодно напомнил с высоты лестницы Овелодри. — Вы император.

— Именно поэтому я надеюсь произвести на людей достаточно сильное впечатление, чтобы убедить их разойтись по домам, — его взгляд метнулся в сторону. — Давай, дорогая, быстрее.

Мы, высыпавшие на крыльцо участники внеочередного собрания, обернулись к парадному входу.

Императрица вышла в чёрном траурном одеянии. Выглядела она величественно и трагично, как мать, только что потерявшая дитя, но вынужденная держаться ради остальных детей.

Отличный образ. И покрасневшие глаза работали на него. Интересно, она оплакивала необходимость, рискуя собой, выступать перед толпой недовольных или действительно сожалела о погубленных войной людях?

Императрица лишь мельком глянула на меня, и я виновато опустил взгляд. Как министр внутренних дел я отвечаю за безопасность и спокойствие подданных, но известие о двигающейся к императорскому дворцу толпе стало для меня таким же неожиданным, как для других участников собрания.

Это я должен говорить с людьми, но я не представлял, как их успокоить: даже страх не развеял тумана усталости в моей голове.

У ворот собрались офицеры. Всего шесть. Остальные будут в штатском, и с этим решением я, в отличие от остальных министров, согласен: находясь в окружении множества солдат в красивой форме, он бы раздражал людей, а выступая под прикрытием шести телохранителей император будто проявлял доверие подданным, и это должно вызвать ответное доверие. Надеюсь.

Быстро спустившись с лестницы, я встал за правым плечом императора, императрица подошла с левой стороны.

— Сегодня я буду вашей тенью, — прошептал я и немного успокоился: если не успокоить людей, то хотя бы защитить императора я могу.

Ящеры с чёрными плюмажами и в чёрных попонах подвезли траурное ландо.

Император забрался первым, я подал руку императрице. Мы устроились втроём. Император окинул взглядом министров и прочих сановников, решая, кому ещё ехать увещевать разгневанных подданных.

Казалось, в воздухе уже звенят отдалённые возгласы. Или это гудело в ушах? Мир очень некстати стал смазываться и качаться. Хобл кусал губу и нервно теребил манжет, не решаясь снова предложить отправить военных усмирять толпу.

— Овелодри, — император нетерпеливо махнул на него.

— Мне кажется, — министр иностранных дел сцепил руки за спиной, — я дискредитировал себя перед населением, мне не следует сопровождать вас…

— Сюда, — коротко велел император.

Оглянувшись по сторонам, Овелодри забрался в ландо и уселся рядом с императрицей.

Ящеры рванули к воротам. Императрица поморщилась, но я понимал желание императора встретиться с толпой подальше от дворца, чтобы их выступление не походило на осаду.

Ворота отворились, ландо выкатилось на широкую дорогу между общественным императорским парком и широкой белой стеной, огораживающей дворец.

Сквозь деревья и кусты мелькали фигуры редких прохожих. Возможно, среди них были полицейские и военные в штатском. Шесть офицеров на ездовых ящерах окружили ландо.

Впереди к дороге выходили два хорошо одетых худых длора. Издалека бросалась в глаза бледность их лиц. Один нёс саквояж.