Иномирянка для министра (СИ) - Замосковная Анна - Страница 17

Тоже верно: выставка проходила достаточно близко, чтобы вместо сна можно было съездить сюда и успеть вернуться к завтраку.

Браслет налился тяжестью, намекая, что я задержался вдали от жены.

В дверь опять постучали.

— Войдите, — устало отозвался я, потирая скрытый под рукавами браслет.

Заглянул Слай Вериндер и довольно бодро отрапортовал:

— Эксперты прибыли. Просят разрешения осмотреть труп.

Я медлил. Заключение экспертов необходимо, но… среди них было только два длора, и те не отличались сообразительностью, они даже в Быкослове не учились.

— Пусть осматривают дом, но к телу допущу после моего эксперта.

У Слая удивлённо вытянулось лицо. Я отмахнулся, сосредотачиваясь на кашлянувшем инспекторе Торделине. Дождался закрытия двери и ответил:

— Я приму во внимание вашу версию. Но пока её не озвучивайте. Лавентин Бабонтийский — глава рода, несмотря на все его недостатки, с ним придётся считаться.

— Именно то, что он глава рода, делает его особо опасным. На вашем месте я бы посадил его под замок. Хотя бы неофициально.

— Если будут твёрдые доказательства, такой поворот событий станет возможным, — стараясь не давать чётких обещаний, отозвался я. — Но пока эту версию прошу не озвучивать и не разрабатывать. Для начала я хочу лично посмотреть на реакцию длора Бабонтийского на тело. А так же выслушать его экспертное заключение о возможных причинах смерти.

У следователя дрогнули губы. Он поднялся и склонил голову:

— Как пожелаете.

— Подождите, — я мысленно поморщился: ссориться с ним не хотелось, но и допускать его в колодец источника, чтобы показать отсутствие корней магоеда в сердце уничтоженной силы рода, в принципе говорить о такой вещи обычному человеку, я права не имел. — У меня есть основания полагать, что с этим преступлением всё не так просто. Поэтому хотел бы изучить и другие версии.

Браслет мелко вибрировал, призывая скорее отправиться домой.

— Сейчас я должен идти, — я тоже поднялся. — Я могу приказать не разрабатывать эту версию, но хотелось бы, чтобы вы сделали это по моей личной просьбе. Уверен, вы найдёте правильную, пусть и скрытую за столь очевидным предположением, версию преступления.

Следователь кивнул, но мне слабо верилось в то, что он отступится даже ради моей благосклонности — слишком решительный взгляд, слишком свежо в его памяти, что одного из его внуков затоптали ящеры, запряжённые в карету длора.

Нужно было продолжить разговор, но браслет тянул всё сильнее, пришлось отпустить следователя. Защитные барьеры, наложенные мной на окно и дверь в спальню Какики, гарантировали, что никто не осмотрит место преступления вопреки моему распоряжению.

А мне предстоял неприятный разговор с Лавентином. Но прежде — жена. Я забрал свои бумаги из стола Какики и поспешил домой. При мысли о спящей девушке и её мягких губах по телу пробегали волны тепла.

Глава 12

Я, наверное, сошёл с ума.

Или сплю.

Потому что всё происходящее не может быть правдой.

Я не мог скоропалительно жениться на первой вытащенной из портала, я обычно сначала думаю, а потом делаю.

Не мог кто-то убить главу рода в его собственной спальне.

Не могли Лавентина заподозрить в убийстве, каким бы взбалмошным он ни был.

Только почему-то против Лавентина появлялось всё больше улик.

Собственными глазами я видел в его саду разрушенные его соседом Сомсамычевым статуи, после чего Лавентин, как сам признался, всё же засадил несчастный магоед собственными руками, тем самым взяв ответственность за все последствия на себя.

Я ведь когда предлагал ему заключить контракт на службу в особом отделе не от лица императора, а от себя, чтобы в случае чего не запятнать честь правящей семьи, сделал это больше для проформы, а сейчас выходило, что эта предосторожность может оказаться своевременной. Не может быть, просто не должно так быть.

И дом Лавентина не может лежать в руинах, даже если вижу его таковым.

Я смотрел на них и не мог вдохнуть. Вот это оставили иномирянку без присмотра на пару часов. Мы же были в двух шагах отсюда, а она… она…

Дом… его жена смогла разнести волшебный дом! Моя тоже может? Резко захотелось бежать к себе. Остался я благодаря невероятному усилию воли, раз двадцать повторив себе, что моя жена спит в глубоком сне и ещё несколько часов не может сделать ничего страшного.

А там слуги капнут ей зелье, ведь для этого её трогать не надо. Так что всё будет в порядке. Хотя… у меня стены дома трещали так же сильно, как в доме Лавентина, когда я с утра к нему заходил.

Жён надо срочно отправлять в их мир. Они смертельно опасны, это…

Все важные документы я уже давно хранил в независимом от влияния жены подвале, но если девушка, проснувшись, обозлится на похищение, мне придётся несладко. Да просто страшно представить, во что может превратить дом разгневанная женщина, если у неё даже в покое вместо нормальных духов получаются монстры!

У меня не было слов.

Разум отказывался принимать, что лежавшая впереди треугольная глыба — останки огромного дома Лавентина.

В виски долбилась боль, пытаясь вернуть меня в реальность. Я сжал запястье, на котором был браслет. От ужаса перед перспективой увидеть на месте своего дома руины волосы вставали дыбом. А ведь скоро от зелья глубокого сна придётся отказаться, если я не хочу жену убить.

Я старался дышать ровно.

Посмотрел на Лавентина. На его лице был написан восторг. Восторг! Исследователь несчастный, всё ему развлечения!

— Значит так. — Я указал дрожащим пальцем на оставшуюся от дома глыбу. — Теперь твоя первоочередная задача — научиться объясняться с этими женщинами.

Я не хотел терять дом. Не хотел раскрывать свою тайну. От ужаса перед запертой дома женщиной и её возможностями померкло всё. В глубине души я понимал, что первоочередная задача у меня другая, что надо искать убийцу, думать о разрушенном источнике, о подозрительно восторженном поведении Лавентина на месте преступления, о слишком спокойной реакции на труп, хотя прежде в анатомическом театре Лавентина выворачивало.

Но вместо этого я думал о том, что привратный дух Лавентина стал таким же гадким чудовищем, как мой, стены его дома трещали, как и стены моего, у нас жёны вроде из одного мира, а теперь его дом лежит в руинах, и, значит, такая же участь может постичь моё собственное родовое жилище.