Живой товар - Хазарин Андрей - Страница 3

Онегин, я тогда моложе и лучше качеством была… Все время лезут в голову дурацкие цитатки — то ли от лености мысли, то ли в жизни не так уж много новых ситуаций.

Не люблю вспоминать о прошлом — ужасно обидно становится и за то, чего сделать не успела, и за то, чего не заметила, мимо прошла… Лучше уж послушаю, что рассказывает молодой человек по телевизору. Это надо же! Еще и семи утра нет — а он уже и выбрит прекрасно, и выражение лица у него такое, как будто сейчас три часа дня, а то и все четыре.

Новости я люблю — как все женщины; для меня это сплетни солидного такого, государственного масштаба. Он сказал, она сказала, он поехал, а тот выстрелил. Поэтому второй мой друг — это телевизор в кухне на подоконнике. Тоже, кстати, от того типа остался.

Как тогда свекровь (ну, почти свекровь) кричала! «Все заберу, голой тебя оставлю!» Но вот как-то не удалось ей это сделать… Хотя она уже потом долго звонила, в трубку шипела как змея.

Хорошо хоть, все это закончилось быстро. Кстати, как и сегодняшний кофе. Новостей особых не было, вкусненького тоже не нашлось. Можно и на работу идти. Вот только завтрак надо с собой взять.

Честно говоря, терпеть не могу собирать завтрак на работу. Но каждый раз приходится. Потому что никто мне ничего не подаст — некому подавать.

Как всегда, бутерброды. Так, сладкого сегодня ничего брать не надо Галка обещала варенье из кабачков принести на пробу. Вы, говорит, такого в жизни не ели. Ну, положим, и не такое ели. И с лимоном, и с айвой и вообще, не Галке вареньем хвастаться.

И воды горячей опять нет — как выключили первого июня, так теперь первого октября и включат… Мне-то что, я и под холодным душем поплещусь, а одну мою тарелку можно кипятком из чайника ополоснуть. Хуже, что скоро фрукты пойдут — варенье, желе. А кастрюлю от желатина холодной водой отмыть — целое дело. Эпопея. А, чего я причитаю — за столько лет можно уже и привыкнуть.

За окном что-то мрачновато, дождик будет, наверное. Костюм отглажен, только надо надеть юбку — я свои светлые брюки от костюма в любой дождь зашлепываю так, что только химчистка спасает. Так, ещё и зонтик надо, и туфли другие — а то португальские луж не любят.

Ну, вот вроде и все. Теперь можно и умываться. Хотя нет, ещё надо бы пакетик для фруктов захватить — я черешню уже видела, может, и встретится по дороге домой. Тем более, что сегодня вроде жалованье обещали.

Какая все-таки гадость холодная вода! Хоть и говорят англичане, что полезно, цвет лица и вообще, но все равно — я больше тепленькую люблю. И мыло тоже люблю хорошее, со свежим запахом.

Ну вот. А теперь нарисуем себе новое лицо, оденемся и вперед — шеф опозданий на любит. Хотя я не помню уже, когда в последний раз опаздывала.

Да, подружка, хороша ты! Увидит сейчас кто — в обморок упадет. Это не потому, что я некрасивая, нет. Просто с утра, ненакрашенная, я выгляжу на все свои тридцать пять — лицо бледное, и морщинки уже крем не сильно прячет, и блеск в глазах куда-то подевался.

Но это мы сейчас поправим. Румяна подчеркнут скулы, темным карандашом очертим веко. Хорошо, тени вышли из моды — я и раньше не сильно любила эти зеленые или коричневые пятна на лице. Вот что у меня в полном порядке, так это ресницы! Их хоть французской тушью крась, хоть ленинградской из картонной коробочки — они все равно длинные, пушистые, кверху загибаются. Вот. Так-то лучше. Еще один штришок — помада. И теперь я уже чуть лучше. И чуть моложе. Никак не больше тридцати четырех с половиной.

Ой, время! Завозилась, корова! Так, теперь быстрее. Духи — в сумку, бутерброды туда же, ключи в карман. Вперед!

Лифт тоже не работает! Вот денек начинается! А как же мне вечером на мой восьмой подниматься? Ведь никто на руках наверх не понесет! Когда-то некий воздыхатель попробовал — головой остену ударил: не приспособлены наши лестницы для переноски прекрасных дам на руках. Они рассчитаны только на габаритный груз — медленно ползущую прекрасную даму с двумя сумками…

Воздух, лето… Как я лето люблю все-таки! Особенно летнее утро цветы у кого-то пахнут, кошки ходят, ещё тихо. Цветы! Разуй глаза, крошка! Жасмин возле пятиэтажек расцвел — вот и пахнет. Надо будет попросить Сережку, чтобы вышел и наломал. Он быстро растет, и мы порадуемся, и посетителям приятно будет. А то офис у нас какой-то казарменный — ни цветочка, ни лепесточка. Одни бумажки да мы, красавицы.

До метро мне идти недолго — минут семь. Это если как сегодня обуться. А если надеть нормальные туфли с приличными каблуками, тогда все десять. Поэтому мои семь минут каждое утро пять раз в неделю — это моя зарядка. Все женщины — животные сумчатые, поэтому зарядочка получается вполне на уровне.

Я живу возле конечной, далековато, зато у нас давки, чтобы зайти в вагон, почти не бывает. Другое дело — выйти из него…Но с утра мы все идем и едем в одну сторону, так что получается. Еще пересадка — и теперь уже до конца. А там две минуты до здания, на второй этаж — и вот они, родные двери в родную фирму.

Два года я сюда уже хожу, но так и не научилась открывать эти самые двери. Их нам ставили какие-то мастера из банка, вот и натворили — один ключ, длинный такой, надо, чтобы прорези точно вниз смотрели, и не вращать его! Раньше я самая первая приходила, все мучилась, чтобы на рабочее место попасть. А теперь это ответственное дело Анечке отдали — её секретаршей взяли, а она ближе всех живет, на работу пять минут пешком. Теперь она у нас с ключами мается.

Давайте, пока никого нет (рано ещё — часы у меня, оказывается, на целых пять минут спешат!) я вам наш офис покажу. Он у нас на уровне — даже в рекламе показывали. Стены светло-серые, нет, это не обои — это штукатурка такая: жидкая, в банках, страшно удобная штука оказалась. Нам зимой все комнаты за один день перекрасили.

Здесь, за капитальной стеной, наша бухгалтерия сидит. Ее у нас целый один человек, Галочка Белова. Хорошая спокойная девочка — мама двоих маленьких деток и одного большого крошки. Это её варенье мы сейчас будем пробовать, если народ не появится. Из кабачков. Интересно, из хрена ещё не придумали варенья?

Там же у Галочки — наша гордость, то есть гордость нашего шефа: «Пентиум». Полная периферия, подключен ко всем сетям, к каким только можно. А ровно через три минуты после восьми, как обычно, появится и заклинатель нашей техники — Сережа Шварц. По-немецки значит «черный». Потому он совершенно белый, кожа светлая-светлая, все лицо в вот таких веснушках, и всегда растрепанный. Моя помощница — второй менеджер Юля — его одуванчиком называет. Похоже, но он ничего, не обижается. Он умный, а умные не обидчивы.

Это — заветная дверь, кабинет нашего шефа. Сюда мы не пойдем — чем меньше у него в кабинете бываешь, тем лучше.

Здесь, в закутке, мы кофе варим, обновками хвастаемся и талию друг другу меряем специальным инвентарным сантиметром. Вот, теперь ко мне на рабочее место пришли.

Нашу комнату, где мы людей принимаем, обставлял, наверное, какой-то сумасшедший. Не было ни одного нормального стола — только низенькие журнальные столики и глубокие кресла. Это чтобы у клиентов создать видимость интимной обстановки. Но как они, бедные, мучаются, когда надо анкету заполнять! Ужасно ведь неудобно. Да и нам с Юлькой тоже неудобно было — выклянчили вот только недавно нормальный большой шкаф и пару столов нормальной высоты. Хотя для разговоров с людьми низкие столики удобнее. Вот только зимой наши собеседники уходить долго не хотят.

И правильно. У нас здесь ковер на полу, тепло, чай-кофе наливают, беседу беседуют и ещё улыбаются. Правда, и фирма наша — дело очень тонкое. Потому что я работаю в брачном агентстве.

А теперь извините, мне пора — рабочий день начался.

И вместе с ним вошла моя подруга и помощница Юлечка Кириченко. Она меня чуть моложе, но зато раза в три толще, поэтому считает меня вечно неразумным ребенком, который без её надзора обязательно пропадет. Особенно если его, то есть меня, не кормить.

— Аська, я тебе такую вкуснятину принесла! Обязательно попробуй.