Божьи люди. Мои духовные встречи - Митрополит (Федченков) Вениамин - Страница 97

В 1872 году пострижен в монашество с именем Иосиф. Последние тридцать лет жизни преп. Амвросия Оптинского был его “правой рукой”. После кончины подвижника принял на себя руководство Шамординским монастырем. С 1894 по 1907 год был скитоначальником и духовником братии скита. Скончался 9 мая 1911 года.

О нем см.: В. В. Иеросхимонах Иосиф, старец Оптиной пустыни. Калуга, 1911; Нилус С. А. На берегу Божьей реки. Сергиев Посад, 1916.

160

Архимандрит Агапит. Жизнеописание в Бозе почившего Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. В 2–х ч. М., 1900.

161

Чехов Михаил Александрович (1891–1955) — актер, режиссер, племянник А. П. Чехова. С 1913 года — актер Московского Художественного театра, 1 студии МХТ, затем — 2–го МХТа. С 1924 по 1927 год — художественный руководитель 2–го МХТа. С 1928 года — в эмиграции.

162

Сохранились воспоминания самого М. А. Чехова о встрече с о. Нектарием, приведенные в книге И. М Концевича “Оптина пустынь и ее время”.

Рассказ актера Михаила Чехова

О своих поездках в Холмищи, где пребывал старец Нектарий, после своего изгнания из Оптиной пустыни, рассказывает Михаил Чехов. “Несмотря на слежку, установленную за ним, — говорит он, — до самой смерти старца посещали ученики, знавшие его еще в Оптиной пустыни, и не было ни одного несчастного случая с людьми, приезжавшими к нему. Дорога к нему шла через густые леса. От маленькой станции железной дороги до первой деревни было 25 верст. Крестьяне довозили посетителя до этой деревни и там, в одной из хат, держали его до темноты. Оставшиеся несколько верст пути проезжали уже ближе к ночи.

Попал и я к старцу, и вот как это случилось.

Русская поэтесса Н., находясь в общении с ним, сказала мне однажды, что во время ее последнего посещения старец увидел у нее мой портрет в роли Гамлета. Посмотрев на портрет, он сказал:

— Вижу проявление духа. Привези его ко мне.

Тогда же, благодаря Н., я впервые и узнал о существовании старца Нектария и, собравшись, поехал к нему.

Ночью поезд подошел к маленькой, темной станции, где уже ждали крестьянские розвальни, чуть прикрытые соломой и запряженные тощей, старенькой лошаденкой. Стояли жестокие морозы. Дорога была долгая и трудная. После пятичасового пути, уже на рассвете, в первой деревне меня ввели в избу и, до темноты, велели лежать на печи. В избу же старца я прибыл только к ночи и на следующее утро был принят им.

Он жил в маленькой комнатке за перегородкой. Не без волнения вошел я в комнату, ожидая его появления. Ко мне вышел монах в черном одеянии. Он был мал ростом и согнут в пояснице. Лица его я не мог разобрать сразу, уж очень вся фигура старца была пригнута к земле.

— Здравствуйте, Михаил Александрович, — сказал он, кланяясь мне.

Меня поразило обращение на “вы” и по отечеству.

Он сел, и я увидел светлые, радостные, голубые глаза, его реденькую, седую бородку и правильной формы нос. Видимо, о. Нектарий был красив во дни своей молодости. Прежде чем я успел понять, как мне следует держать себя, он весело улыбнулся и сказал:

— Да, много есть на свете, друг Гораций, что и во сне не снилось нашим мудрецам.

Затем, помолчав, прибавил: — Я ведь тоже приникаю к научности. Слежу за ней. А известно ли вам, Михаил Александрович, когда была представлена первая трагедия? — спросил он, лукаво глядя на меня.

Я должен был сознаться, что не знаю.

— Когда прародители наши, Адам и Ева, появились на сцене.

Он весело засмеялся и продолжал;

— Когда я был еще мальчиком, в деревню к нам заехал такой ловкий фокусник — ходит по канату, а сам шапку подкидывает да ловит…

Так занимал меня старец театральными разговорами. Он быстро снял с меня тот ненужный ему налет мистицизма, который я привез с собою. Он встал и, еле передвигая больными ногами, ушел за перегородку. Оттуда он вынес коробку с конфетами и положил одну из конфет мне в рот. Все, что приносили ему его посетители, он раздавал им же самим или угощал вновь приезжающих. Затем он сразу переменил тон и начал серьезный разговор со мной. Разговор имел личный характер. Окончив его, старец благословил меня и отпустил от себя, сказав, что позовет в другой раз вечером. После меня к нему вошли одни за другими еще несколько посетителей; когда стемнело, он опять послал за мной.

— Вы не беспокойтесь о вашей супруге, — сказал он вдруг, — она здорова, и дома у вас все благополучно.

Я действительно уже начал сильно волноваться о том, что делается дома, в Москве. Сыщики, всегда и всюду следовавшие за мной, не могли не знать, казалось мне, о моей поездке к старцу и могли явиться в мою квартиру без меня. Я еще утром видел его прозорливость и знал, что он говорит правду.

Несколько раз удалось мне посетить старца Нектария. Всегда он был весел, смеялся, шутил и делал счастливыми всех, кто входил к нему и проводил с ним хотя всего несколько минут. Он конкретно брал на себя грехи, тяжести и страдания других — это чувствовали все, соприкасавшиеся с ним, как почувствовал это и я. Когда спросили об этой способности его давать облегчение приходившим к нему, он, отвечая, сказал:

— Когда наберется много тяжести на спине моей, то приходит благодать Божия и, как сухие листья, разметывает ее, и опять легко.

Два или три раза, уже после смерти старца, я видел его во сне, и каждый раз он давал мне советы, выводившие меня из душевных трудностей, из которых я не мог выйти своими силами.

Однажды, когда я ночевал в избе старца, меня положили довольно близко к той перегородке, за которой спал он сам. И я слышал, как горько плакал он ночью. Наутро же был весел и радостен, как всегда.

— Наш путь, — сказал он как-то о старчестве, — как у канатоходцев: дойдешь — хорошо, а свалишься на полпути — вот будут смеяться!

Уезжая в последний раз, я ждал разрешения и благословения старца на отъезд. Запряженные дровни уже стояли на дворе. Времени до отхода поезда оставалось мало, и я, признаюсь, стал уже нервничать, боясь опоздать. Двадцать пять верст, ночь, мороз, худая деревенская лошаденка — скоро ли довезет она! Но старец медлил. Я попросил хозяина напомнить ему о моем отъезде, но крестьянин с укоризной взглянул на меня, маловерного, усомнившегося. Старец тут же сидел у стола и как бы рассматривал будильник, стоявший перед ним. Я понял, что успеть на поезд уже невозможно, и думал с неудовольствием о тех последствиях, которые может вызвать в Москве мое опоздание. Время все шло. Вдруг старец взглянул на меня и ясно и твердо, как бы отвечая на мои беспокойные мысли, сказал:

— Даю вам ангела в сопровождение. Ни о чем не беспокойтесь.

Время ли растянулось, дорога ли сократилась, но, к великому моему удивлению (и стыду!), на поезд я не опоздал.

Старца я больше не видел. Он умер незадолго до моего отъезда за границу. Жене моей удалось еще послать гроб для его тела и немного денег на похороны”. (С. 541–544).

163

Небольшой машинописный сборник (18 с.), составленный по рассказам духовных детей о. Нектария. Передан митрополиту Вениамину Н. А. Павлович.

164

Архимандрит Севастиан (в миру Стефан Васильевич Фомин; 1884— 1966) пришел в Оптину в 1905 году. Был келейником у старца Иосифа, а после его кончины 17 лет келейничал у старца Нектария. Постриг принял в 1917 году. Рукоположен во иеродиакона — в 1923–м, во иеромонаха — в 1927 году. После закрытия Оптиной пустыни жил со старцем Нектарием в Холмищах. После кончины старца о. Севастиан жил в Козельске, в Калуге и Тамбове. С 1928 по 1933 год служил в Ильинском храме города Козлова (Мичуринск). В 1933 году арестован и отправлен в Карагандинские лагеря. С 1952 года служил в молитвенном доме в Караганде. С 1955 по 1966 год — в храме Покрова Пресвятой Богородицы. Скончался 19 апреля 1966 года.