Божьи люди. Мои духовные встречи - Митрополит (Федченков) Вениамин - Страница 50

И тем не менее не об этом радуется Господь за Своих учеников, а о том, что им Отец Небесный открыл Сына Своего и дал веру в Него; а теперь, после чудес и над бесами, эта вера усилилась у них. Этому бы и нужно им радоваться, а не чудесам над бесами. Но ученики, как “младенцы”, не оценили еще этого главного дара, данного им. А Спаситель “возрадовался” за них и вместо их благодарит Отца Своего именно за то, что Он определил их к Небесному Царству через Него, Сына Своего. И в этом заключается их главное счастье, “блаженство”. Потому, “обратившись к ученикам, сказал им особо” (не ко всем обратился, ибо иудеи еще не уверовали в него, а лишь к ученикам): “…блаженны очи, видящие то, что вы видите!” (Лк. 10, 21–23), то есть Христа, Спасителя мира, с Которым они имеют общение теперь и будут иметь в Царстве Небесном. Вот это важно, а не чудеса. “Многие, — говорил Господь в Нагорной проповеди, — скажут Мне в тот день (суда): Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас (как Своих); отойдите от Меня, делающие беззаконие” (Мф. 7, 22–23).

Поэтому святые люди старались скрывать чудесные события из своей жизни. Например, ап. Павел, когда против него восстали враги в Коринфе, защищая себя от них, говорил о скорбях своих и “хвалился своими немощами” (2 Кор. 11 и 12 гл.). И только в заключение защиты вспомнил и о чудесах, да и то — против воли: “Не полезно хвалиться мне, ибо я приду к видениям и откровениям Господним” (12,1). И рассказывает о восхищении своем “до третьего неба” в рай (4). “Но я удерживаюсь” от этих рассказов, “чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений”… 14 лет молчал он о своем видении (ст. 2). И лишь теперь, вынужденный нападками, сообщает коринфянам о великом чуде откровения ему. Не этому радуется ап. Павел, а о другом: “Мы радуемся, когда мы немощны” (13, 9), то есть в искушениях, скорбях, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа (2 Кор. 12,10). Радуемся, когда “вы сильны” духовно; “о сем-то и молимся, о вашем совершенстве” (13, 9), а не о чудесах, — о чем он даже не упоминает им.

Таково воззрение Слова Божия на значение чудес: не столько они важны, сколько спасение, совершенство, святость.

Здесь уместно мне вспомнить о словах св. Антония Великого. Еще в студенческие годы мне пришлось вычитать из “Отечника”, собранного епископом–подвижником Игнатием (Брянчаниновым)[198], следующее. Однажды собрались святые старцы к нему. И он задал им вопрос, до какой степени достигли они, подвизаясь долгое время? Один ответил, что он дошел до высот молитвы. Другой, что он удостаивается видеть ангелов. Третий, что он творит чудеса. Потом спросили его слова. Он ответил:

— Истинно говорю вам, братия: не великое дело творить чудеса, не великое дело и видеть ангелов. Великое дело — видеть собственные грехи.

Признаюсь, что я тогда даже не поверил правдивости этих слов. Я заподозрил, что святой отец сказал так для того, чтобы из педагогических целей направить нас на путь смирения и на подвиг покаяния; а что на самом деле чудеса и видение ангелов несравнимо выше зрения наших грехов.

Но впоследствии я понял, что в словах св. Антония — истинная правда. Действительно, для нашего спасения и совершенствования ни чудеса, ни видения не имеют такого значения, как зрение нашей греховности, ибо чудеса для нас — внешнее дело, а самозрение — внутреннее; чудеса не делают нас обязательно лучше, а зрение грехов непременно побуждает нас к внутренней, органической работе над собою; чудеса — дело не наше, а Божие, а борьба с грехом — наш прямой подвиг и путь к спасению.

Такой взгляд на чудеса и спасение есть воззрение вообще нашей Православной Церкви и, в частности, святых отцов. Они видят в чудесах духовную опасность славы и гордости даже для святых людей.

“Если некоторые из святых, — пишет еп. Игнатий в своих творениях, — приняли дарования, то приняли по требованию нужды или по причине (духовной) простоты своей; другие приняли по указанию Божественного Духа, действовавшего в них, а отнюдь не случайно, без причины”. Но и при всем этом “истинные праведники постоянно помышляют, что они недостойны Бога. Тем, что они признают себя окаянными, свидетельствуется их истина”.

Эти слова взяты еп. Игнатием из творений великого подвижника, св. Исаака Сирина[199]. И дальше еп. Игнатий говорит: “После этого делается ясным, почему великие отцы — Сисой[200], Пимен[201] и другие, — имея обильный дар исцелений, старались скрывать его”. А другим, при этом даре, посылались искушения и скорби, чтобы предохранить их от превозношения. “Говорит св. Исаак Сирский: “Дарование без искушений — погибель для приемлющих его. Если твое делание благоугодно Богу, и Он даст тебе дарование, то умоли Его дать тебе и разум: каким образом смириться тебе при даровании; потому что не все могут сохранить богатство безвредно для себя”.

“Священное Писание, — пишет еп. Игнатий, — на всем пространстве своем свидетельствует, что Бог посылает различные скорби, а между ними и телесные недуги, тем человекам, которых Он возлюбил. Священное Писание утверждает, что все без исключения святые Божии совершили земное странствие по пути узкому и тернистому, исполненному разнообразных скорбей и лишений”. “Без них невозможно стяжать душевной крепости”, — сказал св. Исаак. От искушений приходит человек в смирение; а “видение своего ничтожества и своей немощи”, а вместе с этим и “видение Бога”, Его величества, всемогущества и бесконечной благости возбуждает душу устремляться с молитвою к Богу. Вся надежда такой души сосредоточена в Боге”.

“Святые, все без исключения, несмотря на то, что раскрыли в себе вечную жизнь еще во время этой временной жизни, подвергались многим и тяжким скорбям и искушениям”, — говорит еп. Игнатий. Для чего же это? “Разрешается этот вопрос, по наставлению Священного Писания и св. отцов, следующим образом. Хотя греховность и побеждена в праведных человеках… присутствием в них Святого Духа; но им не предоставлена неизменяемость в добре на всем протяжении земного странствования: не отнята и у них свобода в избрании добра и зла”, — как учит св. Макарий Великий[202]. “Неизменяемость в добре — принадлежность будущего века. Земная жизнь до последнего часа ее — поприще подвигов произвольных и невольных…”

“Доколе христианин, хотя бы он был сосудом Святого Духа, странствует на земле… греховность может снова объять душу и тело”. “Самое чистое естество человеческое имеет в себе нечто гордое”, — замечает преп. Макарий Великий. “Путь земной жизни для всех святых был путем многотрудным, тернистым”.

Были примеры, когда чудотворцы сами просили Бога отнять у них этот дар. “Некоторый из святых отцов, по причине чистоты своей, получил от благодати Божией дар провидеть приходивших к нему; но он просил у Бога, умолив и друзей своих молиться о том же, чтобы этот дар был взят от него”.

Но есть иные “невидимые благодатные дары, несравненно высшие видимых, как например, дар — руководить души ко спасению и врачевать их от страстей”. Эти дары часто “не понимаются и не примечаются миром”, а между тем они полезнее чудес.

Все это я предпосылаю в начале главы о преподобническом подвиге, или — иначе сказать — о святости о. Иоанна, для того, чтобы правильно понять дальнейшее описание великого целожизненного подвига о. Иоанна.

Иные думают, что святые — это безгрешные люди, и потому когда приходится слышать об искушениях их от диавола или от собственных грехов, то это простым неопытным судьям представляется и непонятным, и недопустимым во святых. А на самом деле, как мы видели, им приходится испытывать особенно сильную борьбу от диавола и от собственных страстей и искушений. И это имеет весьма важное значение для них, да и вообще для всякого христианина: через это человек и смиряется; и начинает сильнее подвизаться; при этом опытно усматривает и нападение врагов, и явную нужду в помощи Божией; через это укрепляется вера и надежда на Бога; и постепенно, при великих трудах и духовной борьбе, подвижник достигает мало–помалу спасения, очищения, бесстрастия, освящения, святости — насколько это вместимо человеку.