Божьи люди. Мои духовные встречи - Митрополит (Федченков) Вениамин - Страница 34

И действительно, при обыске над ним издевались.

Каталептик и крестное знамение. В Оптиной постригся академик–художник Болотов[144] и стал обучать живописи некоторых монахов и мирян. Батюшка стал заниматься у него… К периоду занятий живописью относится замечательный случай из батюшкиной жизни. Об этом он сам рассказал.

У Болотова занимался один мирской юноша. Раньше он был болен — чем-то вроде одержимости и впадал в каталепсическое состояние. Старец Амвросий исцелил его, но не окончательно, то есть у юноши осталась способность сознательно вызывать у себя такое состояние.

Однажды, когда они с о. Нектарием остались вдвоем, юноша сказал батюшке:

— Хотите, я вам нечто покажу?

— Хорошо!

Тогда юноша сел, сосредоточился. Затем тело его стало неестественно изгибаться, голова запрокинулась, и все члены как бы одервенели.

Тогда батюшка поднял руку и начертал в воздухе крестное знамение.

(“Заметьте — без молитвы”, — прибавил батюшка, обернувшись к нам с N во время рассказа.)

Юноша остался в том же положении. Тогда батюшка начертал крестное знамение вторично — также без молитвы. И в третий раз. После третьего раза юноша пришел в себя.

— Что ты видел? — спросил его батюшка.

— Я видел как бы слоистый воздух и плоские очертания людей и других существ, — ответил он. — А затем я видел как бы молнию. Она имела вид креста. Она вспыхивала два раза, а на третий раз вспыхнуло пламя, но формы его я не успел разглядеть. И я очнулся.

— Видите, какую силу имеет крестное знамение, — закончил батюшка свой рассказ.

* * *

Однажды, видя, что он необыкновенно добр, снисходителен и позволяет спрашивать себя обо всем, я осмелилась и спросила его:

— Батюшка, может быть, вы можете сказать: какие у вас были видения?

— Вот этого я уж тебе не скажу, — улыбнулся он.

И я больше не дерзнула спрашивать.

* * *

Рассказывали, что еще во время ареста, когда власть требовала, чтобы батюшка отказался от приема посетителей, ему явились все оптинские старцы и сказали:

— Если ты хочешь быть с нами, не отказывайся от духовных чад твоих! — И он не отказался.

А второе явление оптинских старцев было ему тогда, когда хотели увезти его из Холмищ: тогда они запретили ему уехать.

Я (Н.), чувствуя свою ответственность за неудачный выбор местожительства для батюшки (в Холмищах), умоляла его позволить мне поискать ему другую квартиру, но он сказал:

— Меня сюда привел Бог.

* * *

Мы привыкли читать только в книгах о чудесах и прозорливости святых. Здесь 7 лет мы жили пред этим прозорливым взором и принимали это как нормальное, —иногда даже смеясь.

Сам батюшка свою прозорливость облекал иногда в юмористическую форму.

Вернувшись (из Москвы) в Оптину, я начинаю выкладывать батюшке все мои новые богословские измышления (о гностицизме). Батюшка слушает, усмехается и с непередаваемым выражением говорит:

— Что? Владимира наслушались?

Ученого (гностика) звали Владимиром. А о том, что я с ним знакома, батюшка не знал.

Собираемся в гости к доктору. Батюшка задерживает нас на два часа. Потом смеется и говорит:

— А не собираетесь ли вы в гости? А я-то не догадался.

* * *

В тихий, тихий вечер в Холмищах. Батюшка в своем кресле.

— Ты знаешь, как сладок отдых после труда. Вот я теперь отдыхаю.

Он говорит мне о трудностях предстоящей мне жизни. Я огорчаюсь…

— Можешь ли ты понять? Это — о самом высоком. Бог — любы есть[145]. И Христос по любви сошел в мир. И Мария Египетская в пустыне была по любви.

* * *

В Холмищах в 1925 г. батюшка принимает меня. День. Какие-то хозяйственные батюшкины распоряжения. Никаких особенных разговоров. Батюшка уходит к себе, потом возвращается в приемную, садится в кресло и неожиданно говорит мне:

— Н., скажи мне: хочешь ли ты, чтобы мы положили тебя на страницы истории?

Я теряюсь, думая, что он шутит, и, смеясь, говорю:

— Как будто — нет.

Через несколько минут он повторяет настойчиво вопрос. Я недоуменно гляжу на него, думаю, к чему бы это? Может быть, он обличает меня в честолюбии? И говорю:

— Не знаю, батюшка.

В это время приходят звать меня обедать. Батюшка отпускает меня, провожает и на пороге говорит страшно строго и торжественно:

— Согласна ли ты, чтобы мы положили тебя на страницы истории?

Я робко говорю ему, падая к его ногам:

— Я в вашей воле, батюшка.

Об отце архимандрите Агапите. В 1913 году о. Нектария выбрали старцем. Особенно советовал избрать его о. архимандрит Агапит, его духовный отец и учитель[146].

Архимандрит Агапит — одна из таинственнейших фигур истории Оптиной. Он был исключительно образован (в мирском смысле) и вместе — духовно одарен. Ему предлагалось и архиерейство, и старчество, но он не захотел принять на себя подвиг общественного служения, имея всего несколько учеников. В старости он стал юродствовать, затем заболел.

Батюшка говорил, что болезнь старца Агапита была Божиим наказанием именно за отказ от общественного служения по послушанию.

* * *

Когда батюшку избрали старцем, он три дня отказывался, плача. Уже на хуторе В. П. батюшка сказал мне:

— Я уже тогда, когда избирали меня, предвидел и разгром Оптиной, и тюрьму, и высылку, и все мои теперешние страдания — и не хотел брать этого всего.

Старчество он принял только тогда, когда этого потребовали у него “за послушание”.

Он часто говорил: “Как могу я быть наследником прежних старцев? Я слаб и немощен. У них благодать была целыми караваями, а у меня — ломтик”.

Про старца Амвросия говорил: “Это был небесный человек или земной ангел, а я едва лишь поддерживаю славу старчества”.

* * *

Из современных богословов он знал — и даже иногда давал из него посетителям выписки — Флоренского[147], но относился к нему очень сдержанно.

* * *

Духовный путь батюшки был окрашен юродством: он юродствовал и в костюме (яркие кофты, красные шапки и т. д.), и в пище (сливая в одну кастрюлю и щи, и кисель, и холодец, и кашу), и в обращении с людьми.

Кроме того, он имел игрушки, чем смущал некоторых монахов. Я поинтересовалась, какие же игрушки у него были. Оказалось: трамвай, автомобиль и т. д. Меня он как-то просил привезти ему игрушечную модель аэроплана. Так, играя, он как бы следил за движением современной жизни, сам не выходя целыми десятилетиями за ограду скита.

* * *

Я помню, на хуторе В. П., — он стоит на крылечке и глядит на Плохинскую дорогу, по которой тянутся возы на базар. Он глядит своим прекрасным, умным человеческим взором и круто оборачивается ко мне:

— Н.! Пойми, ведь я пятьдесят лет этого не видел.

Еще был у него музыкальный ящик. Как-то он завел себе граммофон с духовными пластинками, но скитское начальство его отняло.

* * *

Наступает революция. В 1923 году Оптина, как монастырь, ликвидируется. Батюшку арестовывают. Затем освобождают, но предлагают, чтобы он выехал за пределы губернии (Калужской). Сначала он уезжает на хутор Василия Петровича в 45 верстах от Козельска. Но это еще Калужская губерния, до ее границы с Брянской остается 2 1/2 версты; и оставаться здесь нельзя. Батюшка просит меня поехать и посмотреть, где ему лучше устроиться — в самом Плохине или в Холмищах у Андрея Ефимовича Денежкина, родственника Василия Петровича, который всячески уговаривает батюшку переехать к нему.