Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Божьи люди. Мои духовные встречи - Митрополит (Федченков) Вениамин - Страница 32


32
Изменить размер шрифта:

Однажды я спросила его, должен ли он брать на себя страдания и грехи приходящих к нему, чтобы облегчить их и утешить.

Он сказал:

— Да. Ты сама поняла; поэтому я скажу тебе: иначе облегчать нельзя. И вот чувствуешь иногда, что на тебе словно гора камней, — так много греха и боли принесли к тебе; и прямо не можешь снести ее. Тогда приходит благодать и разметывает эту гору камней, как гору сухих листьев; и можешь принимать сначала.

О суеверном же отношении к нему он сам говорил:

— У меня иногда бывают предчувствия, и мне открывается о человеке. А иногда — нет. И вот удивительный случай был. Приходит ко мне женщина и жалуется на сына — ребенка девятилетнего, — что нет с ним сладу. А я ей говорю: “Потерпите, пока ему не исполнится 12 лет”. Я сказал это, не имея никаких предчувствий; просто потому, что по научности знаю, что в 12 лет у человека бывает изменение. Женщина ушла. Я и забыл об этом. Через 3 года приходит эта мать и плачет: умер сын ее, едва ему исполнилось 12 лет. Люди, верно, говорят, что вот батюшка предсказал. А ведь это было простым рассуждением моим — по научности. Я потом всячески проверял себя: чувствовал или нет? Нет, ничего не предчувствовал.

* * *

— Чадо мое! Мы любим тою любовью, которая никогда не изменяется. Ваша любовь — однодневка; наша — и сегодня, и через 1000 лет все та же… Но не говори никому, что я люблю тебя. Иначе — не взыщи.

Потом он меня отпаивает чем-то, чаем, кажется; благословляет и отпускает. И я, конечно, уже не хочу уехать из Оптиной.

Иногда я прихожу к нему злая и капризная. Тогда он особенно нежен со мной; и уже зовет меня не Н., а “чадо мое”… Раз назвал “моя овечка”. Иногда он дразнит меня, как ребенка; и с ним я действительно чувствую себя ребенком. Нет ни Москвы, ни моего писательства, есть только эта, увешанная образами, сияющая, душная келья — и этот дивный мой отец: уже не “батюшка”, а “дорогой мой отец”.

* * *

Холмищи. Вечер. Красная полоска заката.

Батюшка сидит в своем кресле… Он бесконечно ласков со мною, но мне скучно. Все, что он говорит, скучно и неинтересно. Самый воздух его комнаты душен от скуки. И со скукой и ленью я повторяю:

— Что же, вы меня возьмете с собой (в рай)?

Батюшка:

— Но ведь там, где буду я, тебе будет “скучно”.

* * *

Оптина. Осень. Последняя горсточка муки приходит к концу, последние деньги тратятся. Мне нужно ехать на заработки в Москву, но мне не хочется уезжать от старца… Вдруг с почты мне подают денежную повестку.

Когда я прихожу в себя, батюшка дает мне читать о том, как апостол Иоанн пошел в горы за заблудшим учеником своим; и еще о том, что если бы Господь счел нужным, Он мог бы каждую морскую гальку превратить в драгоценный камень и дать любящим Его, но не делает этого, ибо это им не полезно.

* * *

Но бывают дни, когда старец страшен и суров. В хибарке неутешно плачет женщина. У нее один за другим умирают дети. Вчера она схоронила последнего. Старец выходит на общее благословение, проходит по рядам. Женщина с плачем падает ему в ноги. Он, не останавливаясь, с каменным лицом бросает ей:

— Это наказание за грехи.

* * *

В Оптиной была девица, самовольно юродствовавшая. Она, сидя в хибарке, пела мирские песни, бессмысленно смеялась, иногда ругалась. Старец благословлял пришедших к нему. Девица стояла, ожидая благословения. Вдруг он поднял руку с грозным отстраняющим жестом и, пятясь, бесконечно медленно стал отступать от нее — все время с поднятой рукой. Когда он скрылся за своей дверью, девица упала в судорогах.

Страшное впечатление оставила во мне еще одна история. После Рождества я поехала из Оптиной в Москву. Одна монахиня, м. А., при мне просила батюшку, чтобы он позволил мне привезти с собою в Опитну ее больную слепую сестру, которая находилась в то время в одной московской богадельне. Батюшка не благословил, он только велел мне навестить ее, передать посылку от м. А. и попросить отца С., чтобы тот причастил больную. Я поехала в богадельню. Среди грязной палаты я увидела худенькую измученную женщину, по которой ползали вши. Когда я назвала ей имя о. Нектария, на лице ее отразился дикий ужас, как у затравленного животного. И она испуганно спросила меня. Я, как могла, ее утешила и успокоила и сказала, что на днях к ней приедет о. Сергий и причастит ее. Когда я вернулась в Оптину, батюшка сказал:

— Видишь ли, она два раза спрашивала меня, как ей жить. Я благословил ей идти в монастырь, но она не послушалась меня и, вот видишь, ослепла. — А затем, обернувшись к м. Анне (сестре болящей), прибавил: — Она скоро умрет, но перед смертью прозреет, и последние дни будет очень хорошо жить, а похоронят её самым лучшим образом.

И действительно, так и случилось… Умерла она в том же году.

* * *

Старец говорил мне:

— Никогда не дерзай приобщаться без предварительной исповеди.

(Припоминаю я (то есть м. В.) один совет его. О. Нектарий — не помню по какому поводу — сказал:

— Просите в молитве у Бога — благодати.

Я хотя был уже тогда ректором семинарии, но не знал, о чем, собственно, я буду молиться. И спросил его:

— Как, батюшка, молиться?

— Молитесь просто: “Господи, дай мне благодать Твою”.

А затем добавил:

— На вас идет (допустим) туча скорбей, а вы молитесь: Господи, дай мне благодать! — И Господь пронесет мимо вас грозу.

При этом он медленно протянул рукою слева направо, подобно тому, как грозовая туча неожиданно сворачивает в сторону и проносится мимо.

Много лет спустя (около 20) я должен был усердно молиться этой молитвой, и беда миновала.)

* * *

Молитвой и Словом Божиим всякая скверна очищается.

Душа не может примириться с жизнью и утешается лишь молитвою.

Без молитвы душа мертва для благодати.

Многословие вредно в молитве, как апостол сказал (1 Кор. 14, 19; ср.: Мф. 6, 7). Главное — любовь и усердие к Богу. Лучше прочесть в день одну молитву, другой день — другую, чем обе зараз. Одной-то и довольно. Спаситель взял Себе учеников из простых безграмотных людей; позвал их — они все бросили и пошли за Ним. Он им не дал никакого молитвенного правила, дал им полную свободу — льготу, как детям. Днем — работа духовная, а вечером — спать. А Сам Спаситель, когда кончал проповедь, уединялся в пустынное место и молился… И вот когда ученики Иоанновы пришли к Спасителю, они рассказали апостолам, как они молятся. А те и спохватились: вот ученики Иоанновы молятся, а наш добрый Учитель нам ни полслова не сказал о молитве… А если бы им ученики Иоанновы не сказали, то они бы и не подумали об этом… Вот тогда Спаситель сказал им еще: “Отче наш”… И так их и научил, а другой молитвы не давал им.

Как-то я говорю батюшке, что временами испытываю страх, часто беспричинный.

— А ты сложи руки крестом и три раза прочитай “Богородицу”, и все пройдет.

И проходит.

…Я помню комнату в Холмищах. Лампада и свеча пред образами. Я вхожу—он в епитрахили сидит в кресле… Вдруг он со стоном подымается и показывает мне, чтобы я шла за ним к образам… Вынести этот страдальческий стон его (вставшего с постели из-за меня) невозможно: и с ужасом… поддерживаю, когда он идет. А там, пред образами, границы миров совсем стираются. Я чувствую, как оттуда надвигается волна Божьего присутствия, — а батюшка рядом со мною — приемник этой волны. Я становлюсь на колени немножечко позади него, не смотрю на него и только — или держусь за его руку или за ряску.

* * *

Приезжает N.N… Помню изумительный вечер. Он сам заговорил о Фаворском свете: