Круги в пустоте - Каплан Виталий Маркович - Страница 20

Для начала он коротко, не размахиваясь, врезал каблуком под коленную чашечку владельцу ножа и одновременно, перехватив руку с лезвием, бросил парня вниз, в черный провал лестницы. Затем, продолжая движение, ухватил второго за кадык, сдавил пальцы, перекрывая дыхание, и тут же коленом приласкал его промежность. Урод взвыл, нестерпимая боль разлилась в самой ценной части его организма. Правда, больше она, возможно, ценности не представляет. На том же выдохе Хайяар подсек его ноги и швырнул куда и первого — в глухую равнодушную тьму. Слышно было, как оба гремят по ступенькам, оглашая лестницу криками боли. На самом деле ничего смертельного с ними не случилось, несколько переломанных ребер, сотрясение мозгов, раздавленный мениск… Жить будут. Следовало все-таки соблюдать осторожность, не светиться. Он представил, сколько магической энергии пришлось бы потратить зря, избавляясь от следов убийства и связанных с этим осложнений. Здешней стражи он не слишком боялся, но шума избежать бы не удалось. А шум не нужен.

— Ты как? — спросил он все еще жавшуюся к стене девчонку. — Жива?

Та судорожно вздохнула. Хайяар вдруг сообразил, что она ведь, скорее всего, ничего и не разглядела. Это у него есть верхнее зрение, а для здешней девочки лестница затянута чернильной тьмой.

— Да… вроде бы… Только двигаться трудно, голова кружится… Ой, а сумочка-то где? — она заполошно дернулось, пытаясь разыскать пропажу в потемках.

— Да вот она, — наклонившись, Хайяар поднял валявшуюся рядом сумку и с поклоном подал девушке. — Пойдем-ка отсюда на свет, — и взяв ее под локоть, решительно потащил к двери, ведущей на ближайшую лестничную площадку.

— А что делать, Константин Сергеевич? — Аня зябко поежилась, хотя в комнате вовсе не было холодно. Топили до сих пор, несмотря на майское тепло. — Я этот зачет уже третий раз сдаю, но у нас такой препод сложный, мы за ним всей группой бегаем, а он все принимать не хочет. И время каждый раз назначает неудобное, и сам иногда не приходит. Ну и вот… пришлось до одиннадцати сидеть. Как он меня мучил! Все цитаты ему надо на память… но это же невозможно.

Хайяар ополоснул заварочный чайник и надорвал упаковку «липтона». Хорошо хоть, квартиру ему Магистр снял со всей обстановкой, не пришлось тратить время на беготню по магазинам.

— Бывает еще и не такое, Анечка. Но ведь как-то же ему сдают?

— Ну… — поморщилась Аня, — за деньги-то конечно. За деньги он все сразу проставит, многие платят, чтобы не бегать по десять раз. Но я так не могу… и совестно…

— И денег нет… — понимающе подсказал Хайяар.

— И это тоже… Я, правда, подрабатываю, мне переводить дают, я могу и с английского, и с немецкого, я же спецшколу кончала. А за переводы иногда неплохо платят, если про что-то экономическое. Но Фроловцу я все равно платить никогда не буду. У него глаза наглые… как у тех придурков…

— Так, Аня, — решительно сказал Хайяар, — по-моему, тебя еще трясет. Поэтому выпей, — налил он коньяк в высокую коническую рюмку. — Причем не залпом, а медленно, не торопясь. Я тебя не спаиваю, это как лекарство. Поверь мне, я врач и хорошо знаю, что тебе сейчас действительно нужно.

— Ну зачем, Константин Сергеевич, — слабо запротестовала Аня, — я же вообще не пью, я даже шампанского… только лимонад.

— Еще раз повторяю, это лекарство. С пятидесяти граммов хорошего коньяка ты не опьянеешь, но это снимет нервное напряжение. А снять его надо, причем быстро, иначе потом возможны осложнения.

— Ну ладно, — Аня, решившись, взяла тонкими пальцами рюмку и, чуть помедлив, глотнула золотистую жидкость.

— А теперь лимоном заешь, — пододвинул к ней Хайяар блюдце. — Не надо было сразу глотать, коньяк следует употреблять медленно, чтобы он равномернее впитался.

— Фу, гадость какая! — скривилась Аня. — И как это люди пьют?

— Люди вообще много чего скверного пьют, — согласился Хайяар, — причем всюду и всегда.

Он замолчал, откинувшись на спинку кресла, и осторожно, чтобы не обидеть нескромным взглядом, смотрел на Аню. Сейчас, наскоро сполоснувшись в ванной, поправив прическу, она уже не напоминала ту зареванную растрепу на темной лестнице. Да, он определенно погорячился, осуждая местную человечью породу. Стройная фигура, благородное, тонкое лицо, словно статуя в храме Айрдо-хе-Млау, Высокой Госпожи ночи. Большие карие глаза, с едва заметным раскосом. Темные, слегка вьющиеся волосы, как вода горного ручья под лунным светом. Длинные пальцы с нормальными ногтями, вопреки здешней моде, ненакрашенными. Несомненно, в этой девочке пробудилась древняя кровь. По олларским меркам, так могла бы выглядеть кассара с длинной чередой предков. Пожалуй, даже не простая кассара, а с «ла-мау» в имени. По-здешнему, княжна. Если вообще не «ла-мош».

И если бы не то, что висело у нее на шее… Именно оттуда струился поток непонятной силы, сковавшей всю его магию… именно от этого простенького крестика, из какого-то дешевого сплава, на столь же примитивной цепочке. Как это он не догадался сразу? Ведь знал же, помнил, недаром дома он считался специалистом по Железному Кругу, потому-то его сюда и послали, хотя Собрание Старцев обсуждало и другие кандидатуры… Да, были в Тхаране маги и посильнее его, были и находчивее, да и просто опытнее. Но Собрание рассудило, что успех обеспечит не сила, не хитроумие — знание. Он знал. Ему еще с молодости, с трудных лет ученичества предназначено было исследовать Железный Круг, странный, неправильный сопредельный мир. Он читал древние книги, записи странников, он изучил все сколько-нибудь значимые здешние языки. Потом, когда он прошел Малое Посвящение, его начали ненадолго посылать сюда — сперва с Наставником, затем и одного.

Он, разумеется, презирал здешнюю веру. Люди Железного Круга, в общем-то неглупые и не обделенные талантами, тысячи лет назад презрели истину о мире и о его подлинных владыках, Высоких Господах. Они в своей гордыне то выдумывали некоего единственного Бога, будто бы создавшего мир из пустоты, то сочиняли ему Сына-человека, то вообще отвергали всякую реальность и проповедовали уход от иллюзий, скатываясь при этом в еще более глупые иллюзии. Забавно было наблюдать течение их мыслей, когда хитроумные рассуждения маскировали вздорность исходной посылки. Нет, кое-кому и тут частично открывалась истина, в конце концов, были же и тут маги, кое-как наладившие союз со стихийными духами природы, были и мудрые учителя, увы, непризнанные, непонятые. Но в целом Железный Круг производил жалкое впечатление. Он ведь еще и потому назывался железным, что те, кому неведома истина, всегда пытаются компенсировать свою слабость нагромождением мертвых вещей и мертвых слов. Слава Высоким Господам, они в свое время пресекли такие же вот ложные учения в Олларе… пресекли вместе со лжеучителями. Но все же сколь укоренена в человеческой природе тяга к заблуждению! Оллар Иллурийский удалось очистить, но вот на севере, в Сарграме… язва мало сказать возникла — она размножилась, окрепла, грозя перекинуться и на юг. Собственно, поэтому-то все и затевалось. Похоже, северный государь Айлва-ла-мош-Кеурами уже преклонил ухо свое к смутьянам… особенно этому мерзостному Аламу, предателю вскормившего его Тхарана… и теперь жди беды.

Но все это он знал умственно, исследовать ржавую здешнюю веру ему ужасно не хотелось, да и некогда было — в короткие посещения этого мира лишней минутки не выкроишь, да к тому же какая в том жизненная польза? Пожалуй, лишь сейчас он самолично убедился, что за верованиями Железного Круга действительно кроется некая враждебная сила. Неужели она той же природы, что и в Сарграме? Очень не хотелось так думать, и дисциплинированный ум Хайяара вовремя отсекал опасные помыслы… пускай те периодически и возвращались.

— А родители, значит, на даче? — прервал он затянувшееся молчание.

— Да, — откликнулась Аня, — они там до вторника просидят. Теплицу сооружают, для огурцов, папа купил дуги и рейки, так что будут огурцы сажать, и кабачки в грунт, и яблони надо опрыскать, пока не зацвели.