Небесное Сердце (СИ) - Плотникова Александра - Страница 30

Так и стоит с тех пор этот несчастный одинокий кирпич на вершине центральной башни, как неприкаянный, а служители лишь сдувают с него пыль, да боятся пошевелить. А вдруг что случится! Суеверные...

Народ любил золотокаменную громаду Дворца. Это был символ эпохи, знамя мира, да просто красота неописуемая. Особенно в лучах солнца на восходе, когда камень переливался, словно настоящее золото. И лишь один человек, не стесняясь, мог заявить, что натерпелся этого строения со всеми его неотъемлемыми обитателями на всю оставшуюся жизнь и больше радости никакой оно у него не вызывает. Лаккомо, вице-король торийский, генерал федеративной эскадры и просто брат, которого мрачно ожидал сейчас Эйнаор Сан-Вэйв в своем кабинете.

Наверное, только привычка отбивать размеренную дробь пальцами по столу в моменты ожидания оставалась у братьев общей. В остальном - манеры, речь, даже внешность у обоих совершенно разнились. Особенно сильно это стало заметно после кончины отца.

Он покинул мир, или как сказали жрецы «взлетел со своим ветром к Нефритовой Горе» почти двадцать лет назад. И с тех пор всё изменилось.

Лаккомо окончательно стал замкнутым, нелюдимым и абсолютно холодным человеком. Придворные разлюбили его и позволяли себе отпускать колкие замечания. Немногочисленные двоюродные, троюродные и прочие родственники ехидно интересовались каждый раз, зачем же пожаловал на родину его недосягаемое святейшество...

Лаккомо сам признавался брату, что поводов для визита у него нет, а ядовитое придворное общество он терпеть не может, оскомину, дескать, набило. Как ни упрашивал Эйнаор оставаться подольше, какие бы причины не находил - в ответ звучало жесткое, как камень дворцового шиарданита и категоричное «Нет». В этом был весь Лаккомо - упрётся, что тот кирпич, и ни влево, ни вправо. Хорошо хоть ради брата с Учителем всё ещё спускался на Торию.

Иногда Эйнаору начинало казаться, что не будь его и Даэррека, то брат так бы и засел безвылазно на вверенных ему дочерних планетах. А не будь тех планет - пророс бы корнями в свой корабль.

Но вот что-то внеплановое, внережимное, некалендарное подстегнуло Лаккомо вызвать Эйнаора на связь по закрытому каналу и бросить короткое сообщение в армейской манере: «Буду через трое твоих суток. Поговорим в кабинете». Всё это время торийский король мучился предположениями и подозрениями, размышляя над тем, какой ветер и что насвистел брату в уши.

Лаккомо был пунктуален до въедливости, а потому ровно через трое суток с момента получения сообщения, ни часом раньше, ни часом позже, его величество терпеливо сидел в своем кабинете в центральной части дворца на пятидесятом этаже - и ждал. И отбивал пальцами по столу монотонную дробь.

Через пятнадцать минут и ещё тридцать два удара пальца по полированной деревянной столешнице, дверь в кабинет распахнулась, являя Эйнаору вторую по популярности персону всей Тории после него. С совершенно бешеным взглядом и взъерошенными волосами, будто он только что лично преодолел полгалактики «вплавь» в одном скафандре. Или пробежал как в прежние времена - Лазурный Берег поперёк. Или отбивался врукопашную от стаи родственников во главе с тётушкой. Должно быть, эти родственники ещё клевали по мозгам и вились кругами, отлетая от ударов и возвращаясь вновь, как в дешевых проигрывателях снов. В общем, фантазия Эйнаора ни на шутку разыгралась в этот миг от столь редкого зрелища, Но первая же фраза Лаккомо, ножом брошенная с порога, разбила все красочные картинки вдребезги.

- Эти штуки разговаривают!

Оглушительно хлопнула деревянная дверь, и кабинет снова заволокла лёгкая «ватность». Охранные контуры, заложенные в стены ещё далёкими предками, замкнулись, защищая братьев от любого прослушивания.

Эйнаор медленно выдохнул.

Они были не просто близнецами - медиумами вне категорий. Оба были достаточно осведомлены о делах друг друга. Потому каждый обязан был знать, о чём думает второй.

Эйнаору хватило одной фразы, чтобы не просто понять, о чём идёт речь, но и поймать образ напуганной груды металла в шлюзовом отсеке. Прочувствовать то, что чувствовал Лаккомо, стоя перед этим странным и страшным существом, не вполне машиной, но и не человеком, увидеть глазами брата жуткую маску, порожденную чьей-то извращенной фантазией.

«Так вот, каково нынче «лицо» Федерации...»

Король медленно вдохнул, опустив веки, и так же медленно выдохнул. Разговор предстоял тяжёлый...

Лаккомо вихрем пронёсся через кабинет и рухнул в «своё» кресло сбоку у стены. Закончив свой путь длиной в сотни световых лет в сей скромной точке пространства, он, казалось, разом сдулся и затих. Эйнаору даже почудилось, что от брата до сих пор ещё веет тем едва уловимым озоново-хвойным запахом, характерным для всплывающего из гиперпространства «Стремительного». После того как Лаккомо окончательно обосновался на своем корабле, этот пропитавший брата оттенок запаха стал ассоциироваться у короля с космосом. Очень далёким и очень загадочным для него космосом. В котором, однако, брат умудрялся чувствовать себя как дома.

И даже лучше, чем дома...

- Он молил о пощаде... - потерянным голосом сказал Лаккомо, глядя в пол остекленевшим взглядом, как будто по тысячному разу пересчитывал ворсинки золотистого ковра. - Нет, ты представляешь...

«Как же ты постарел, брат», - не к месту подумал Эйнаор, изучая своего собеседника. Впалые щеки с заострившимися скулами. Короткие, но неизгладимо глубокие морщины, залегшие возле кончиков губ и между бровей. Даже тени под глазами. Свет из высокого окна неудачно упал на породистое тонкое лицо, и оно показалось Эйнаору каким-то устрашающе высушенным. Король и так уже выглядел на десяток лет моложе своего близнеца. Что же будет потом?..

- Ты представляешь? - с лёгким напором повторил Лаккомо.

- Представляю, - спокойным, как океан в штиль, тоном ответил Эйнаор. - Что тебя удивляет?

Золотой Журавль не пошевелился в кресле, лишь поднял на брата взгляд.

Образы вспыхнули, как ворох фотографий, брошенных в лицо. Мостик. Бой. Встревоженный радист. Груда движущегося металла. Груда напуганного металла. И глаза, глаза... Отпечатки многих пар разных фонарей от алого до жёлтого.

- Что меня удивляет? - вкрадчиво и явно сдерживаясь, чтобы не вспыхнуть новым приступом гнева, переспросил Лаккомо. - Наверное, то, что они живые!

- А ты этого не знал? - спокойно, на грани равнодушия поинтересовался Эйнаор. Он тоже сидел неподвижно, застыв в складках тяжёлого королевского облачения, как храмовая статуя. Холеные руки неподвижно лежали на узорчатом мореном дереве стола, тускло поблескивали старым серебром фамильные перстни.

Только спокойствие.

Чем оборачиваются приступы гнева у медиумов - братьев учили. И как бороться со своими эмоциями - тоже. Откликнись кто иной вице-королю столь хладнокровно, наверное, прилип бы к месту под раздраженным взглядом. Буквально. Но Эйнаору, как последнему родному человеку, прощалось всё.

Так и сейчас закрутившийся было смерч гнева развеялся без подпитки.

Лаккомо снова уставился в узоры ковра.

- Мне утверждали, что это всего лишь машины. Очередные роботы. Мне всучили их как машины. Мне сказали следить за ними, как за машинами. Мне, в конце концов, доказали, что это машины!

Он мог бы и дальше выплескивать накипевшее, но брат сухо прервал его:

- Каким образом доказали?

- Их интеллект был не выше, чем у стандартного бота! Они безоговорочно подчинялись всем приказам, - вице-король не без труда собрался с мыслями. На лице проявилось нечто напоминающее растерянность. - Их разбирали, показывали изнутри, давали ознакомиться с характеристиками и конструкцией. Они прошли все тесты на покорность и исполнительность. По последнему, тому, что на заведомо самоубийственную миссию, разве что прогонять не стали. Дорогая техника. Но кому в голову пришло бы сомневаться! В бою всё сразу и проверили... Отзывы были. Мнения положительные. И ни слова от остальных в адмиралтействе, даже о тени подозрения. Ни полслова. Да будь хоть треть слова - мне бы это донесли мои люди!