Приманка - Чиркова Вера Андреевна - Страница 13

Тетушка плюхнулась в кресло и заразительно рассмеялась. Глядя на нее, я тоже заулыбалась, чувствуя, как бесследно тают в сердце последние капли обиды, оставшейся от нападения маркиза.

А отсмеявшись, Луизьена принялась за приготовленное для меня платье, и так придирчиво ощупала каждый шов, что я не выдержала и осведомилась, чем это она занимается.

— Понимаешь, — чуть виновато глядели на меня знакомые глаза, — не хочу ошибиться. До сих пор маркиз ни разу не дал мне повода усомниться в своем благородстве и честности. Да, иногда он бывает несдержан и излишне категоричен в суждениях, но это свойственно многим молодым знатным лордам, не привыкшим сгибать спину перед обстоятельствами. И если сегодня Сангирт решился проучить тебя или расколоть внезапно даже для себя самого, то беседы учителя вполне достаточно, чтобы он искренне раскаялся. А вот если он готовился заранее…

Мне стала понятна мысль Луизьены, но согласиться с ней я не могла. Так как догадывалась, что это я сама своим невинным предложением подтолкнула и без того встревоженного Кэрдона к действиям. Но тем не менее вмешиваться в действия наставницы не стала, а дополнительно и сама оглядела платье через висевшее здесь большое зеркало.

Однако ничего подозрительного не нашла и поспешила с помощью тетушки преобразиться в невесту. За окном догорал этот насыщенный событиями день, которому, как вдруг выяснилось, суждено стать тем самым важным днем в моей жизни, о котором еще недавно я не осмеливалась и мечтать.

И поэтому вдруг разволновалась не на шутку, хотя точно знала, что Луизьена не лукавит, восхищаясь результатом наших совместных усилий. Девушка, которую я видела в зеркале, и в самом деле была хороша, и тетушка, полюбовавшись, решительно опустила мне на лицо покрывало из полупрозрачного шифона.

— Нечего ему заранее смотреть, — с притворной строгостью заявила она, махнула пуховкой по собственному носу и решительно повела меня к жениху.

Танрод был в комнате один и не скучал — торопливо писал и отправлял куда-то письма.

— Я сейчас, — не поднимая головы, буркнул он, заслышав наши шаги, и его магическое стило замелькало еще быстрее.

Луизьена язвительно фыркнула, но я ждала молча, и уже через минуту магистр резко захлопнул шкатулку, поднялся с кресла и в два шага оказался рядом. Недовольно поджал губы, обнаружив мою накидку, но ожегся о насмешливую улыбку тетушки и открыл путь — так, как умел только он, стремительно и незаметно.

Теплый аромат цветов, блеск позолоты в сиянии сотен свечей и пока негромкое, но торжественное пение хора обрушились на нас с Луизой с неожиданностью сюрприза, и почти минуту я с изумлением озиралась по сторонам, отказываясь верить собственным глазам.

В главном храме империи, стоящем на центральной площади Тагервелла, венчали только самых знатных и именитых особ.

— Танрод, — испугавшись вдруг за секретность нашей свадьбы, едва слышно шепнула я, — но как…

— Все будет хорошо, — уверенно успокоил он, положил мою руку себе на локоть и повел к щедро украшенному белыми цветами алтарю, возле которого уже невозмутимо стоял на возвышении главный жрец в парадном облачении.

Матушка Мелисанта с Луизьеной, еще в доме Кэрдона преобразившейся в герцогиню Эльзбет Дирзо, приотстав, шли следом. За ними двигалась еще пара мужских фигур в темных костюмах, но мне не удалось рассмотреть, кто это. Впрочем, меня сейчас волновало вовсе не это, а все приближающийся алтарь. Лишь теперь я начала понимать, сколько далеко не простых людей заставил суетиться мой жених с той самой минуты, как получил мое согласие на свадьбу.

Увивавшие алтарь и стоящие в вазах вокруг возвышения роскошные орхидеи и лилии принесли явно не от простых цветочниц, а из императорской оранжереи; свет сотен дорогих витых свечей освещал даже дальние закоулки огромного храма, и их медовый запах смешивался с ароматом цветов, кружа голову, словно вино из роз.

Мы наконец остановились, магистр уверенно поднял и откинул не понравившуюся ему накидку и замер на долгое мгновение, оторопело глядя мне в лицо. Постепенно его взор становился все более восхищенным и чуточку обиженным. Я следила за ним с лукавой усмешкой, заранее уверенная в такой реакции, ведь не каждая камеристка знает столько секретов применения пудры и теней, как Луизьена. И исподволь краснела, против собственного желания начиная осознавать, как подлинно и серьезно все происходящее, еще пару часов назад казавшееся безобидной уловкой, маленькой военной хитростью против коварного врага.

— Приветствую вас, дети мои, — зычно произнес жрец, и пение стало тише, словно между нами и хорами повисло плотное полотно.

Чинно взявшись за руки, мы повернулись лицом к произносящему ритуальную речь служителю и стояли с самыми внимательными лицами, хотя большой палец лорда дознавателя не переставая гладил мою ладошку, мешая проникнуться важностью момента. Но когда жрец начал задавать вопросы, я крепко стиснула шаловливый палец, не позволяя испортить ритуал. И лорд притих, как-то успокоился, словно пойманный в силок зверек.

— Лорд Танрод Ледхар, герцог Дельгарский, по своей ли воле ты берешь в жены эту девушку и готов ли делить с ней кров и имущество, любить и беречь в радости и в горе?

— По своей, — твердо произнес маг. — И клянусь быть ей верным мужем и надежным спутником жизни.

— Леди Вельена Глоэн, графиня ле Морнье… — слушала я, пытаясь припомнить, где находится это герцогство, Дельгаро. И почему до сих пор при мне никто не называл этого титула? — …и готова ли ты быть ему верной и любящей женой?

— Готова, — кротко произнесла я, и жрец степенно двинулся к нам, держа в руках шкатулку со свадебными браслетами.

Поставил ее на подставку и первый обруч, белого золота с крупными сапфирами, подал мне.

— Подтверди свою клятву, дочь моя, надень на жениха браслет, — прогудел над головой бас жреца, и передо мной ожидающе повисла загорелая рука учителя.

Некстати вспомнилось, что в этот ответственный момент некоторые невесты падают в обморок либо ударяются в истерику, а иногда даже бросаются бежать, и я постаралась проделать ритуальное действо как можно увереннее. Правда, пальцы все же почему-то дрожали, и с застежкой пришлось повозиться почти минуту, но я справилась.

Зато Танрод защелкнул мой браслет так ловко и стремительно, словно тренировался в этом каждый день.

— Поздравляю, дети мои, теперь вы муж и жена, — уверенно опутывая нас нескончаемой цветочной гирляндой, басил жрец. — Живите долго и счастливо.

— Постараемся, — прижимая меня к себе, деловито пообещал магистр и знакомо прищурился.

Храм тотчас исчез, и стало темно, прохладно и почему-то шумно.

Причем не так шумно, как бывает на свадьбах, когда истомившиеся в ожидании молодоженов гости, не имея еще права сесть за стол, потихоньку веселятся, пробуя на крепость расставленные напитки и собственное острословие.

А в нашем доме раздавались сдавленные крики, звон оружия, скрежет мебели, и внезапно донесся гневный звериный рык.

— Кыш! — ринулась я к двери, и в тот же миг на моей талии железной хваткой сомкнулись мужские ладони.

— Ты останешься здесь или я отправлю тебя в другое место, — твердо, почти жестко объявил свежеиспеченный муж, сразу показывая, кто в нашем доме будет хозяином, втиснул меня в кресло и ринулся к выходу.

— Но Танрод… — Моя попытка воззвать к его совести засохла на корню, отрезанная решительно захлопнутой дверью.

Несколько минут я упрямо пыталась ее открыть, все сильнее убеждаясь в бесплодности попыток.

— И будешь ты отныне всю жизнь заваривать чаи, вышивать подушечки и командовать горничными, — оставив наконец дверь в покое, съязвила я, подражая басу жреца, минуту назад связавшего нас нерушимыми узами.

Кстати, а куда делись наши свидетели? И где та цветочная гирлянда, которую я должна засушить и хранить всю жизнь, чтобы с гордостью демонстрировать внукам?

Стараясь не пропустить ни одного приглушенного звука непонятной мне битвы, переместившейся куда-то за дом, я осмотрелась и обнаружила на полу обрывки первой семейной реликвии. Некоторое время смотрела на них, пытаясь понять, действительно ли мне ее жаль, потом вздохнула и принялась собирать и складывать на поднос.