Церебральный сортинг - Савельев Сергей Вячеславович - Страница 46

В-третьих, скоротечная и автономная церебральная эволюция предполагает изощрённый искусственный отбор по наиболее востребованным формам поведения. Это означает, что благоприятные для популяции формы отношений и индивидуальные особенности должны поощряться обильными репродуктивными плодами, а негативные — наказываться лишением столь приятного занятия. В такой ситуации продолжительный искусственный отбор обязательно даст ощутимые морфологические изменения строения мозга. Перечисленные условия необходимы для церебрального сортинга, который осуществляется при помощи самых замысловатых, но естественных эволюционных процессов.

Наиболее популярной целью гоминидного отбора было создание иерархических систем по образцу классической стаи бабуинов. Во главе социальной системы такого типа стоит безусловный самец-доминант (он же — император, диктатор, царь, президент или генеральный секретарь), который возглавляет групповую борьбу за пространство, приносящее пищу. Он становится безнаказанным обладателем самой вкусной еды, первосортных самок и лучших условий жизни. Его окружают самцы-субдоминанты со своими самочками. Пока их бьют — они служат и ждут случая занять место вожака. Они привилегированны, но получают еду похуже, а самочек пострашнее. Если субдоминанту удалось тайно стащить вкусного или интересного, то ценность надо прятать поглубже, а наслаждаться тайно. Это уже слой парламентариев, олигархов, военных начальников и чиновников. Ниже по социальной лестнице находятся те, кого называют стаей, народом, обывателями или населением. На самом деле это просто самцы и самки гоминид, которые меняют иллюзию личной свободы на преимущества рабства социальной системы. Такая замечательная обезьянья конструкция лежит в основе контроля за самыми разными методами церебрального сортинга, которые тысячи лет безупречно служат человечеству. В становлении методов гоминидной эволюции можно выделить несколько этапов и направлений искусственного отбора.

Первый этап — пограничный биосоциальный отбор — был обусловлен формированием нейроморфологической основы для устойчивых социальных взаимодействий. Он происходил как в райский период эволюции, так и при формировании архантропов. В это время возникли тормозные центры мозга человека, необходимые для обмена пищей и минимального социального конформизма. Он продолжался не менее 10 млн лет и завершился формированием общего архетипа мозга современного человека (Савельев, 2015а, б).

Второй этап был намного короче, около 4 млн лет, но его влияние на формирование нашего мозга было решающим. Он продолжался с момента исчезновения архантропов до появления современного человека. Следы этого периода и архаичные механизмы церебрального сортинга сохранились почти без изменений до наших дней. Речь идёт о больших полуродственных популяциях палеоантропов, живших на общей территории, которые затем стали называть общинами или племенами. Следы этих отношений можно встретить у разных народов под непохожими названиями, но с одинаковой сущностью взаимодействий.

Такие социальные образования обычно называли кагалом у евреев, тейпом у кавказцев, махаллёй у узбеков или миром у русских крестьян. В аналогах этих древнейших социальных структур был достигнут оптимальный баланс между общественной выгодой и оценкой личного участия в борьбе за существование. В небольшом племени невозможно бесконтрольно паразитировать на ближайших родственниках или уклоняться от социальных взаимодействий (Савельев, 2016). Эффективность избирательного церебрального сортинга в условиях родоплеменной организации гоминид сделала нас современными людьми и заложила основы дальнейшего прогресса.

Третий этап начался с появлением племенных объединений, которые совместно мигрировали или боролись за пищевые территории. Возникшая большая популяция структурировалась по старым принципам стаи обезьян. Выделялись племенной вожак, который набирался наглости принимать самостоятельные решения, и менее сообразительные, но активные помощники. Остальные предпочитали подчиняться и выживать в большой шайке, чем погибнуть вне её. С этого момента стайная иерархия приматов стала универсальным принципом организации человеческих сообществ. Её использовали для всех видов объединений, копировали для военных, религиозных и научных целей, даже если она работала только во вред очередной затее.

Хорошим примером может служить одна из древнейших систем искусственного отбора, каждый раз возникающая на основе очередного религиозного культа. Следует напомнить, что увлечение человеческого мозга различными культами имеет не духовные, а совершенно прагматические причины. Мозг ленив, похотлив и эгоистичен. Он, по биологическим законам, сопротивляется любому напряжению, поскольку это приводит к огромным потерям дефицитной энергии, называемой пищей или деньгами. Этого ресурса всегда маловато или его трудно добывать, что нарушает любимый сон сознания и отвлекает от изготовления своих генокопий. По этой причине упорно стремящийся к покою мозг изыскивает утончённые способы обоснования своей инстинктивной праздности.

Среди излюбленных методов отлынивая от рассудочной деятельности несколько тысячелетий лидируют религиозные культы. Действительно, зачем же тратить на активность проглотистых нейронов мозга драгоценную энергию, уменьшая пищевую ценность человека для могильных червей и кладбищенских деревьев? Всякому пацифисту понятно, что лучше стать образцовым звеном в очередной пищевой цепочке биоценоза планеты, чем страдать от излишней задумчивости. Этот экологический подход очень популярен среди обывателей, а различные культы с готовностью предоставляют как идеологическую, так и гуманистическую основу для подобного поведения.

Суть привлекательности культов состоит в регуляции поведения, которое позволяет мозгу не думать, а исполнять наборы простейших правил. Жизнь идёт, энергия не расходуется, мозг спит, правила соблюдаются, социальная активность снижается, общество стабилизируется, а кладбищенские черви отъедаются. Единственным достижением такой гармонии бытия становится стабильное увеличение плодородного слоя.

Любая религия в конечном счёте паразитирует на выработке собственных социальных инстинктов, которые выдаются за единственно правильную основу поведения. Заставив усвоить внегеномно наследуемые религиозные инстинкты, можно добиться невероятных и удивительных результатов. Глубоко верующий человек свято убеждён, что он свободен. Это по-своему справедливо, поскольку он свободен от избыточных затрат энергии на содержание собственного мозга. Экономия достигается отказом как от осознанного обдумывания повседневных поступков, так и от копирования готовых образцов отношений с внешним миром. Верующий человек удачно избавляется от ответственности за принятие решений, экономит на энергетических затратах мозга и бездумно плывёт в комфортном море теологических иллюзий.

Избрав в качестве основного принципа отношений с внешним миром веру, человек начинает неосознанно экономить на работе своего мозга. Это притягательное занятие поддерживается фундаментальными биологическими инстинктами, которые стоят на страже расходования свежедобытой глюкозы, гликогена печени и подкожного жира. Готовые алгоритмы поведения и простейшие лингвистические объяснения любого события прекрасно инактивируют мозг и увеличивают драгоценные запасы метаболитов. Инстинктивная экономия энергии на работе мозга так благотворно сказывается на физических размерах тела, что во всех культах существует принудительное ограничение потребления пищи. По-видимому, это мало помогает, поскольку избытки липидов быстро накапливаются как у пастырей, так и у овец.

Вера как архаичный способ гоминидной социализации и метод экономии дефицитной энергии мозга имеет положительные и отрицательные стороны. Ценность использования веры в качестве принципа организации частной жизни очень высока. В Европе период религиозного сортинга снизил индивидуальную изменчивость мозга, компенсировал неравномерность и различия в скорости процесса искусственного отбора. По этой причине эмигранты, не прошедшие у себя на родине аналогичного этапа эволюции, обладают архаичной конструкцией нервной системы. Их в меньшей степени коснулся жестокий церебральный сортинг последних европейских столетий, что можно рассматривать как достоинство или как недостаток. Эти молодые переселенцы представляют наибольшую опасность для стабильности любого общества. Их мозг еще физически не обладает необходимой структурной поддержкой европейского конформизма, что делает их асоциальными создателями новых проблем. Именно они больше всего нуждаются в принудительном избавлении от опасных исканий обременительного мозга. Это можно желать, но невозможно осуществить, поскольку их мозг не прошёл того социального сортинга, который сформировал Европу.