Ложь (ЛП) - Хейл Карина - Страница 26

— На этот раз я буду сидр, — говорю ему. — «Магнерс», пожалуйста.

Макс кивает, кажется, с облегчением. Уверена, если б я заказала ещё один «Укус змеи»», он бы отмахнулся от меня.

— Как твоя книга? — в конце концов, спрашиваю я Бригса. Это кажется безопасной темой.

Его брови приподнимаются, и он криво усмехается мне.

— О, я все ещё пишу ее.

Мне хочется прокомментировать, насколько он медленный, пошутить, но, уверена, в последние годы он писал не слишком много.

И я права. Он говорит:

— Если честно, я перестал писать, как только ты ушла. Даже не заглядывал туда. — Наклоняет голову ко мне. — Хочешь снова быть моим ассистентом?

Я поднимаю брови.

— Я?

— Да, ты, — говорит он. — Ты была практически музой.

Я морщусь, извиняясь.

— Не могу. Мне столько всего нужно сделать. Наверстать упущенное. Ты же знаешь, я не могу провалить этот год. Это мой второй шанс.

Он кивает.

— Не надо объяснять. Я все понимаю.

И все же идея каждый день видеть его притягивает меня, словно это моя зависимость.

— Но, может быть, ты мог бы обсуждать со мной идеи, — медленно говорю я. — Это может помочь. Я чувствую, что знаю почти столько же о предмете, как и ты.

— Вероятно, так и есть, — говорит он мне. — Расскажи, что ты помнишь.

— Я помню ночи, подобные этой. Длинные дни в твоём кабинете, тебя, сидящего за своим компьютером, яростно печатающего. Меня, читающую очень скучный текст, описывающий забавные темы.

Я помню ночь, когда поцеловала тебя.

Помню ночь, когда ты поцеловал меня.

Нежность появляется в его голубых глазах.

— Что ты помнишь о самом исследовании?

Он проверяет меня и мои знания, как профессор.

И я решаю впечатлить его. Я помню все.

Самоуверенно начинаю с главного. Китон, Чаплин, Ллойд. Описываю их биографии, ранние работы, критику. Взлёт и падение. Неизбежные трагедии, напоминающие вам о том, что ни одна жизнь не защищена от боли, даже жизни комиков.

Все это время его восхищённые глаза прикованы ко мне, гордость в них становится чем-то другим, чем-то более темным. Глубоким. Он наклоняется ближе, и мои глаза долго смотрят на его губы. Мой разум ненадолго замедляется, размышляя о том, каково это будет, поцеловать его снова. Как замечательно будет почувствовать это снова? Как сильно это разрушит меня?

— Вот так, — говорю я, заканчивая, мое дыхание прерывистое от того, что я сказала так много. Я делаю несколько больших глотков сидра, пока он смотрит на меня, восхищённый. И кошусь на него.

— Что? Не говори мне, что я в чём-то не права. Я знаю, что нет.

Он облизывает губы, затем сглатывает. Я смотрю, как двигается его адамово яблоко.

— Нет, — говорит он, быстро качая головой. Его глаза загораются. — Это было потрясающе.

Я ухмыляюсь, наслаждаясь выражением на его лице.

— А то. Кажется, ты забыл, с кем имеешь дело.

— Нет, нет. Я не забыл.

После этого наша беседа превращается в лёгкую болтовню. Мы заказываем больше напитков, разговариваем и смеемся. Я дразню его, люблю это делать, и он отвечает тем же. Мир вокруг нас, кажется, исчезает, шум в пабе уменьшается, пока его голос, этот гладкий шотландский акцент - это все, что я слышу, отражаясь в ушах, груди и костях. Нас окружают наши маленькие коконы, и невозможно сосчитать минуты или часы.

В конце концов, Макс стучит по стойке.

— Мы закрываемся, приятель, — говорит он.

Я поворачиваю голову и медленно моргаю. Свет очень яркий. Мой мозг затуманен, лицо покраснело, пока я смотрю на остальную часть паба. Никого не осталось. Здесь лишь мы.

Я посылаю Бригсу застенчивую улыбку.

— Кажется, здесь уже закрыто.

Бригс выглядит таким же удивлённым. Он достаёт кошелёк и кладёт несколько банкнот на стол.

— Кажется так.

— Позволь заплатить половину за себя, — говорю я и тянусь к сумочке на спинке стула.

— Дорогая, я бы на твоём месте и не мечтал об этом, — пренебрежительно говорит он. Затем отдаёт деньги Максу и смотрит на часы над кассой. — Полдвенадцатого. Ты должен был давно выгнать нас, Макс.

— Неа, — говорит Макс, беря деньги. — На вас двоих было очень интересно смотреть.

Взгляд Бригса скользит ко мне, в его глазах жар от действия алкоголя. Я чувствую внезапное желание продолжить вечер, чтобы увидеть, куда он может привести. Я нетрезвая и довольная, и я не готова прощаться со всем этим. Именно такая комбинация заставляет вас пить после того, как вы должны были остановиться, независимо от того, правильно или неправильно, хорошо или плохо, раннее это утро или нет. В данный момент, последствия не имеют значения. Они неопределенные, и беспокоиться о них придется позже.

Я встаю с табурета, пытаясь сохранить равновесие, но рука Бригса оказывается рядом и крепко держит меня, поддерживая.

— Спасибо, — говорю ему, неуклюже хватая свою сумочку.

Он отпускает меня, но делает шаг вперед, пока я не чувствую тепло его тела. Он изучает мой рот, а затем наклоняется вперед, осторожно проводя большим пальцем по моим губам.

Мое сердце практически останавливается, и я не могу дышать.

— Твоя помада стерлась, — хрипло говорит он.

И совсем не по той причине, которой надо бы, — не могу не подумать я.

Ох, это очень опасно.

Он опускает руку.

— Буду я хорошим хозяином или плохим, если приглашу тебя к себе? — спрашивает он.

О Господи.

Мои щеки горят. Я должна вести себя разумно, но чем дольше он стоит там, глядя на меня, тем глупее я становлюсь.

— Не уверена, что я в том состоянии, когда нужно принимать такое решение, — шепчу я.

Он мягко улыбается.

— Позволь мне проводить тебя до метро.

Я с облегчением выдыхаю, даже если мое тело требует передумать.

Мы выходим в ночь, воздух прохладный и свежий, возможно сигнализирует о ранней осени, но внутри я горю. Станция находится прямо через дорогу, и пока мы идем, Бригс указывает на свое здание, величественное сооружение, из кирпича и с белой отделкой.

— Я живу вон там, — говорит он, указывая на третий этаж. — Если мне становится скучно, я просто выглядываю из окна и задаюсь вопросом, а что же делает мистер Холмс.

Я вижу тень на ближайшей стене.

— Вот там? Там кто-то есть?

Он смеётся.

— Это всего лишь Винтер. Моя собака.

Я недоверчиво улыбаюсь ему.

— У тебя есть собака?

— Я же говорил тебе, что мой брат спасает собак, верно? Ну, я вроде как заразился от него.

И вот теперь мне действительно хочется подняться в его квартиру. И у меня даже есть отличное оправдание, чтобы погладить собаку и, ммм, может быть, что-то другое.

Но я все же как-то удерживаю свою силу воли под контролем.

Мне удаётся произнести:

— Может, я поздороваюсь с ним в следующий раз.

Это было смело. Предположить, что следующий раз вообще будет.

— Было бы мило.

Мы останавливаемся у входа на станцию. Он тяжело вздыхает, выгибая брови, и прячет прядь волос мне за ухо, позволяя пальцам задержаться слишком долго.

— Я все еще должен привыкнуть к светлому цвету. Я все еще должен привыкнуть ко всему этому.

Не уверена, дышу я или нет. Я так сосредоточена на нем, его пальцах в моих волосах, на том, как его беспокойный взгляд задерживается на моих губах.

Поцелуй меня, — думаю я. — Давай посмотрим, к чему ещё мы можем привыкнуть.

— Спокойной ночи, Наташа, — говорит он, и в голосе мелькает нерешительность, словно он вот-вот был готов наклониться и опустить свои губы на мои. Я остро осознаю, как сильно хочу его, как сильно жажду.

Затем он поворачивается и уходит домой.

Я наблюдаю за его высоким, поджарым телом, любуясь его задницей под мотоциклетной курткой, прежде чем направиться в подземку.

Когда я, наконец, добираюсь до квартиры, то совершенно измучена и все еще немного пьяна. Я открываю дверь, и Мелисса в халате сразу же начинает закидывать меня вопросами.