Чужая сила (СИ) - Васильев Андрей - Страница 45

Минут через десять вода в котелке забулькала, и Родька сказал:

– Пора сыпать. Только не забудь – размешивать противосолонь, как в бумаге написано. И слова не забудь произнести.

– Помню, – одной рукой я взял плошку, другой деревянную лопаточку и начал сыпать смесь в кипящую воду, помешивая ее против часовой стрелки и приговаривая: – Травы в воду, змея под пень, птица в небо, червь в землю, всякому свое место.

Скорее всего, со стороны это смотрелось смешно, если не сказать – дико. Но я почему-то об этом совершенно не думал. Меня окончательно захватил процесс.

– Ждем, – сообщил мне Родька, когда вся смесь оказалась в котелке.

– Может, еще помешать? – спросил я у него, заметив, что часть травы всплыла наверх.

– Там написано, что надо помешивать? – строго спросил у меня он.

– Нет.

– Вот и не лезь, – погрозил мне лапой мой помощник. – Тут все надо делать по писаному, как заповедано.

Зелье кипело, мы ждали.

Не знаю, о чем думал Родька, я же разрывался между двумя огнями. Привычный прагматизм говорил мне, что все это антинаучно и ничего не выйдет, а надежда шептала, что всякое в жизни бывает.

Минут через сорок на поверхности котелка появился огромный зеленоватый пузырь, и я даже подпрыгнул от неожиданности. Ну да, я верил, что все удастся, но получить подтверждение этому все равно было удивительно. Все шло так, как писал Митрий. Пузырь этот должен набухнуть, впитав в себя чуть ли не всю воду из котелка, а после лопнуть, образовав воронку. В тот момент, пока воронка кружится, надо прочесть наговор, громко и четко. Причем надо успеть это сделать до того, как она рассосется. Если не успеешь – то все, пиши пропало. А если успеешь, то тогда…

Пузырь набухал на глазах, внутри его металась зеленая кипящая вода, смотрелось это завораживающе.

Хлоп – и пузырь взорвался, вода на секунду осела, а после в центре котелка закружился небольшой водоворот, который становился все больше и больше.

– Небо да земля, день да ночь, луна да солнце, к вам обращаюсь, – громко произнес я, глядя в листок, который был у меня в руке. – Пусть дева эта только меня видит, только меня слышит…

Текст был не короткий, но я все-таки успел произнести его до того, как водоворот коснулся стенок котелка и пропал, будто его и не было.

– Александр, ты чего творишь! – из-за холодильника выскочил Вавила Силыч. – А? Тут – да наговоры произносить! Это дом жилой, улучшенной планировки, а не ведьмовская изба!

– Орал громко, да? – извиняющимся тоном произнес я.

– При чем тут это? – Вавила Силыч влез на табурет и уставился на стол. – Ори или шепчи – мне все едино. Я же подъездный, такие вещи не слышу, а чую.

– То есть – я на самом деле сумел наложить наговор на зелье? – осознал я сказанное и уставился на него.

– Выходит, да, – подтвердил подъезный. – Ох ты! А я-то сразу и не смекнул, что к чему. Почуял – да и к тебе. А тут оно вот что!

– Вроде все, – подал голос Родька. – Хозяин, там же написано было, что поверхность станет ровно серебро цветом?

– Ага, – подтвердил я и глянул в бумажку. – Потом она закипит, тут же успокоится, вода посветлеет, и на дно опустятся несколько белых… Там непонятное слово, но чего-то опустится, и оно будет белое. Это и есть наша цель.

Как только я это произнес, гладкая блестящая поверхность получившегося варева на секунду покрылась белой пеной, такой, будто в нее карбид бросили, потом она опала, и я увидел сквозь воду, ставшую прозрачной как слеза, как на дно котелка медленно и плавно опустилось пять белоснежных миниатюрных кристалликов.

Глава тринадцатая

Врать не стану – в этот момент я ощутил себя то ли Менделеевым, то ли Верховным Алхимиком Всея Руси. Просто у меня даже в школе на уроках химии, когда на «лабораторных» опыты ставили, сроду ничего не получалось, а тут – на тебе. Это вам не какой-нибудь гидролиз, прости господи, а любовное зелье. По сути – практическая магия.

Хотя тут надо оговориться – только с определённой долей вероятности у меня получилось любовное зелье. Со стопроцентной гарантией я этого утверждать не могу. Может, это не оно, может, это вообще какой-нибудь хлорид натрия.

Кристаллики лежали на дне котелка, мы трое смотрели на них.

 – Хозяин, доставай, – сказал мне Родька. – Это ты должен сделать. Кто зелье варит, тот его и разливает, так с давних пор заведено. Ну или из котла вынимает. Оно должно запомнить тепло рук создателя, чтобы войти в полную силу.

– Нелогично, – возразил ему я. – Ну тут ладно, тут кристаллы. А если разливать – так тепло рук половник помнить будет, а не зелье. Прямо так и скажи – не хочу лапы в котелок совать. Опасаюсь.

– Кто, я? – вытаращил глаза-пуговки Родька. – Да я ничего не опасаюсь, после этой…

И он поглядел на духовку, которую теперь числил в личных врагах.

– Я тоже про такое слышал, – поддержал его Вавила Силыч. – Зелья вообще штука такая, особая. Там много разных условностей. Это тебе не порчу навести, там как раз все просто. А тут – нет.

Да знаю я про это. Прочел уже. Так, кобенюсь из принципа, потому что немного не по себе.

Я снова посмотрел на кристаллы, лежащие на дне. Ну что, надо так надо, хотя совать туда руку было и страшновато. По сути, самым простым способом было бы слить воду, да и все. Но про это в рецепте слова не было сказано. Напротив, там значилось, что следовало запустить конечность в воду, которая, по утверждению Митрия, будет «холодной, ровно лед по зиме», и достать оттуда результат трудов. Мало того – именно в этот момент, когда кристаллики уже будут в моей руке, но еще не покинут котел, мне надо назвать слово. Митрий присвоил ему название «заветное». Я бы сказал проще – «активатор». Это же слово надо будет произнести, когда потенциальная жертва зелья употребит его внутрь, и именно тогда оно и начнет действовать. Как по мне – очень разумно придумано. В духе нашего времени, хочу заметить. Еще раз подчеркну – этот Митрий был не промах, соображал, что к чему.

Вот говорят иногда по телевизору, что наши предки были… Не то, чтобы дикие, но, мол, незамысловатые. Ничего подобного. Все у них было разумно и гармонично, не хуже чем у нас. Вот хоть бы даже здесь – все по уму. Скормил кристаллик девице-красавице, повертел головой, убедился, что отца и братьев рядом нет, сказал слово – и делай свое дело.

А в некоторых моментах они нас вообще уделывали по полной. Например, в вопросах экологии.

Ладно, лирика это все.

Я посмотрел на котел. Поверхность воды была ровной, словно застывшей.

Написано – как лед. А все равно стремно руку туда совать – я сам видел, как только что эта вода кипела и пеной исходила.

Но – надо.

Я не стал пихать в котел всю руку сразу, ткнул в воду пальцем и удивленно признал – ну да, это никакой не кипяток. И вправду холоднющая вода-то, как в реке зимой. И еще – она стала какой-то… Упругой, что ли. И даже немного вязкой. Не подберешь других слов и сравнений.

Опустив руку в котел и преодолевая небольшое ее сопротивление, я нащупал на дне пять кристаллов и сгреб их в горсть. Были они совсем маленькими, размером с пшенное зерно, и почти невесомыми.

– Слово сказать не забудь, – напомнил мне Родька, глядя на происходящее во все глаза.

– Ага, – ответил я ему, сжал кристаллы посильнее и, вынимая руку из котла, громко произнес: – Сингулярность.

– Эва как, – крякнул Вавила Силыч. – Да ты, Александр, эстет.

Родька глянул сначала на меня, потом на него, как видно, гадая о том, какими именно словами являются «сингулярность» и «эстет» – научными или же матерными?

Странное дело – я вообще-то хотел слово «карнавал» произнести. Откуда вылезла эта «сингулярность»?

Впрочем – и ладно. Такое я точно случайно не произнесу, только умышленно.

– А как же, – посмотрел я на подъездного и потряс сжатым кулаком, стряхивая капли. – Не без того.

Разжав ладонь, я уставился на пять белоснежных крупинок на ней. Они лежали, касаясь друг друга краями и поблескивая под закатными лучами солнца, бьющими в окно кухни.