Права мутанта (СИ) - Кузнецов Бронислав - Страница 59

- Как тебя зовут? - спросил его Панайотов.

- Тхе! - ответил мелкий мутант и подбоченился.

- Странное имя...

- Это первое слово, которое я прочитал по-английски.

10. Кшиштоф Щепаньски, начальник экспедиции

Не мы для мутантов, а мутанты для нас. Но самих мутантов не стоит посвящать в эти обидные для них тонкости. К счастью, идеи легко переворачиваются с боку на бок. Совсем с ног на голову - не надо; лучше с одного боку на другой. По сути ничего не поменяется, но лучший бок останется сверху.

"Мы вам поможем победить русских!" - красиво звучит. Лучше, чем "Помогите нам, пожалуйста, победить русских!". Звучит лучше, а главная суть прежняя. Ибо не в том суть, кто кому поможет. Взаимопомощь - вот что превыше всего, когда у всех одна задача: наказать Россию.

К счастью, мутанты вполне созрели для величия такой задачи. Спасибо учителям, спасибо учителям учителей, большое спасибо аналитикам и стратегам, огромное спасибо папе, президенту, премьер-министру, канцлеру и генсеку. Сколько людей работало, вкладывало деньги, преподавало, не спало, вычисляло ночи напролёт ради одной короткой фразы на ушко пани Дыре. "Решено: мы вам поможем победить русских!" Музыку этой фразы не дано оценить и записному этнолингвисту вроде Милорадовича.

Решено, конечно, давно. Но мутантов поставить в известность о решении полагалось к определённой дате. Дата такова, чтобы мутанты раньше времени не проболтались. Или не принялись торопить события - кому нужны фальстарты, когда евроатлантический кулак не занесен?

Дата задумана с таким расчётом, чтобы разгон уже был взят. Чтобы не остановить. Чтобы мутантам Дебрянского ареала осталось присоединиться к готовому, раскачанному и запущенному процессу.

Если же мутанты ко всему решат, что сами сей процесс и запустили - тем лучше, убеждали аналитики из замка Брюссель. Мутанты останутся по гроб жизни обязаны и благодарны европейским союзникам. Выгодно!

Пан Щепаньски, правда, знал мутантов поближе, чем брюссельские аналитики. Он бы не стал так уж полагаться на мутантскую благодарность. Мутанты - они ведь как дети: сегодня благодарны, завтра забыли. Но и в этом "сегодня", однако, при надлежащей сноровке можно здорово попастись.

Но вот дата подходит. И как раз на эту дату пани Дыра - вот чутьё у прекрасной мутантки - назначает пир. Или не чутьё? Или кто-то ей сообщил заранее всё, что уполномочен предложить суперагент Кшиштоф Щепаньски?

Кто сообщил, того уж вряд ли сыщешь. Многие из профессиональных разведчиков уже несколько лет преподавали европейские науки мутантским детям в одноэтажном бараке-школе. Там, кстати, они и жили - как ученики, так и учителя. Вели уединённый образ жизни, носы за школьные ворота не высовывали, но пан Кшиштоф не сомневался: с каждым из этих учителей пани Дыра успела не только познакомиться, но и близко пообщаться. Иначе у Дыры просто не бывало, да и разведчики имели свой интерес: за каждый близкий контакт с высокопоставленной мутанткой на их европейские счета капали денежки. Мелочь, а приятно.

Знал пан Щепаньски также и то, что в работе разведчика - мастера интимного контакта для успеха требуется обоюдная откровенность. Уже само проникновение в доверие требует известной искренности, а следом - идут и другие сведения, выданные "по большому секрету". Искусством вовремя придержать язык сам пан профессор так и не овладел, чего же ему требовать от панов учителей средней мутантской школы?

Между прочим, уколы ревности по поводу драгоценного внимания Дыры, уделённого жалким учителишкам, стоило бы изжить. Кто в поте лица трудится на ниве мутантского просвещения, тот точно не может принадлежать к элите разведки. Значит, никакой он не соперник.

И... Подумаешь, кто-то госпожу предупредил! Зато официальное предложение Дыра получит от вельможного пана Кшиштофа. Предложение важней и значимей, чем - руки и сердца. Главное - масштабней.

11. Ратко Милорадович, профессор этнолингвистики

В этот день записывать мутантские предания не пошли.

- Что-то меня стала беспокоить щека, - сказал Славомир Костич.

Прежде жизнерадостное лицо коллеги искажала страдальческая гримаса.

- Странно, что не беспокоила раньше, - заметил Ратко Милорадович.

Действительно, странно. Ратко хорошо помнил, с чего всё началось. С хвойной берёзовой ветки, которая хлестнула Костича по лицу ещё на пути к Березани. Тогда-то Славомир не придал травме серьёзного значения: подумаешь, ветка! Однако, в мутантском лесу мелочей не бывает. Когда - уже в Столичной Елани - Костич залил свой нарыв антисептиком, было уже, по-видимому, поздно. Весьма скоро щеку раздуло настолько, что глаз закрылся. Да и второй как-то болезненно сузился.

- Ну, как не беспокоила, - досадливо морщась, пробормотал Славомир, - я бы сказал, она не мешала работать. А так - очень даже раздражала. Болела. Да и в зеркало на себя - не налюбуешься! - Костич зашёлся в хриплом, каркающем смехе, который так не вязался с его образом - пусть и пожилого, но здоровяка.

Прежде Славомир Костич смеялся иначе - а похохотать он любил. Густой, раскатистый баритон слышался в его звучном смехе. И видно, и слышно, что дурацкая травма стала угнетать коллегу действительно сильно.

- А теперь что?

- Как-то лицо мертвеет, - пожаловался Костич, - и мышцы сами собой напрягаются - расслабить трудно. И судороги временами - челюсти так сведёт, что рта не откроешь. Какую-то заразу, наверное, подхватил, а она вырабатывает токсины - нервно-паралитические.

- Похоже на столбняк, - встревожился Милорадович.

- А какой у столбняка инкубационный период?

Вопрос Костича поставил в тупик. А и действительно, какой?

- Кажется, он бывает разный.

- Столбняк? - словно примеряя на себя это слово, сардонически усмехнулся Костич. - Скверное дело, но могло быть и хуже, - он снова разразился страдальческим каркающим смехом, от которого кожа ещё крепче обтянула обострившиеся черты лица.

- Что же могло быть хуже?

- Так я уже думал, что понемногу превращаюсь в мутанта! - кажется, Костич просто шутил, но вполне возможно, что подобные страхи его действительно посещали. Когда не управляешь собственными мускулами - ненароком всякое померещится.

Да уж, генетические мутации неизлечимы в принципе, а столбняк опасен, однако излечим. Только кто же будет его лечить здесь, в Столичной Елани, где нет ни медиков, ни больницы, а в больничном бараке расположилась мутантская школа?

- Кажется, надо поискать врача, - вздохнул Костич, - может, у Щепаньски спросить? А он, к примеру, у Дыры узнает, нет ли...

- За врачом придётся послать в Березань. Или лучше самим отправиться, - Ратко не поддержал тщетных надежд больного товарища. - Вся медицина там.

- Это точно?

- Само собой. До недавнего времени здесь, в Елани, гостил некий доктор Гроссмюллер, но он уже отправился обратно в Березань - вскоре после нашего сюда прибытия. Не знаю, добрался ли он, но больница-то там имеется. И если не Гроссмюллер, то хотя бы Погодин ещё сидит там с нашими ранеными.

- Да, - кивнул Славомир, - придётся всё оставить и тащиться к березанской больнице. Жаль.

- А чего жалеть? - Милорадович высказался прямо. - Можно подумать, мы здесь, в Елани, занимаемся чем-нибудь серьёзным.

- Согласен, нас кормят подделками. Но всё-таки... зачем-то мы сюда добирались. Что-то надеялись открыть, - Костич махнул рукой. Сардоническая гримаса с его лица так и не сошла.

- Надо найти Соплю, - сказал Ратко, - либо другого проводника. Это, наверное, через Щепаньски.

- И солдаты, - вспомнил Славомир, - с Панайотовым и Грдличкой сюда пришло двое - Хрусталёв и ещё один. Им ведь тоже надо возвращаться в Березань. Вот и меня проводят.

К пану Щепаньски Милорадович пошёл один. Костич остался в своей комнате, "чтобы никого не пугать этой жуткой гримасой". Наверное, зря не стал пугать: надменный начальник экспедиции умыл руки.