Звезда в тумане (СИ) - "Le Baiser Du Dragon и ankh976" - Страница 6

Всю ночь Сашенька пролежал без сна. Зудели царапины на ноге, а про другое и думать было страшно. Он несколько раз потрогал исцарапанную попу — больно.

***

А перед завтраком случилось престранное событие. Оттолкнув лакея, в дом ворвалась растрепанная девица и принялась требовать свидания с маменькой. Саша беспардонно на нее уставился и вдруг побледнел весь, так сделалось страшно: девица была точь-в-точь похожа на голую мертвячку, только сейчас на ней было платье из миленького ситчика в белый горох. Саша зажал в руке столовый нож, готовясь защитить маменьку в случае чего — днем мертвецов он не боялся. Даже с умершим дедушкой бесстрашно согласился сфотографироваться когда-то, а тут всего лишь девица.

— Наташенька, что случилось, душа моя, — заворковала вбежавшая маменька.

На ней был один лишь тонкий халатик, сквозь него аж темные волосы просвечивали. Саша невольно увлекся зрелищем, у маменьки еще будто бы роза была там прицеплена.

— За все ответишь, погубительница! — зарыдала девица и стала приближаться к маменьке.

— Изыди, тварь, — крикнул Саша и кинулся на защиту маменьки, выставив перед собой серебряный нож.

— Убивают, — заверещала девица, и тут подоспел Митька наконец-то с лакеями, и они вместе вытолкали незваную гостью за порог.

Скоро сели завтракать.

— Что за шум был, Галочка, — вопрошала бабушка, кушая булочку с джемом.

— Мертвячка приходила, — объяснил Саша с набитым ртом. — Хотела на маменьку напасть, да я не дал.

— Живая она, с чего ты взял… — маменька была задумчива, даже халатик свой не переодела.

Саша смутился.

— Почудилось тебе, Сашенька, — наперебой заговорили маменька с бабушкой, являя редкое единодушие. А еще собрались его в усадьбу отправить на целую неделю, вон какой бледненький да нервный стал.

— А гимназия как же, экзамены скоро, — пытался отвертеться Саша, надо было срочно увидеться с Володей, рассказать все. — И мне не почудилось, мы видели, правда!

— Переутомился ты, ангел мой, завтра же в деревню, — припечатала маменька.

Сашенька убежал и заперся у себя в комнате, и все трогал краешек письма в нагрудном кармане курточки.

Под дверь приходила маменька, и Саша пустил ее, хоть и не сразу. Припал на грудь родительнице и вдруг расплакался как маленький. Маменька перебирала пальцами его волосы:

— Рассказывай уже, горе мое.

— А ты не рассердишься, — Саша лукаво посмотрел из-под челки. — Обещаешь?

— Не рассержусь.

Сашенька успокоился слегка и принялся рассказывать все по порядку, и про мертвячку, и про Родьку. Маменьке очень интересно было, не то что Володе.

— А дядюшка скоро вернется, — спросил Саша под конец, от слез томление его многократно усилилось.

— Не знаю, дорогой, да и зачем тебе…

Глава 5

Снегирьцов был приятно удовлетворен заседанием Ростовского Научного Общества по животному протезированию. Там обсуждались такие животрепещущие темы, как сращивание магнитно-паровых механизмов с нервической системой многоглазых крыс-мутантов, а еще особенности размножения ростов-кунов. Так что его короткий доклад про перспективы исследований мутировавших организмов попал в самую струю, и после он имел крайне увлекательный диспут, особенно в кулуарах.

Одно же знакомство оказалось особенно полезным: магистр Московцев-Фулльман сообщил ему в приватной беседе, что городское жандармское управление регулярно снаряжает механизированные отряды в районы привулканья. Ищут контрабандистов и анархистов.

— И трупы, — добавил г-н Московцев-Фулльман, крайне многозначительно огладив себя по бородке. Она у него была клинышком, подобно мефистофельской.

— Недурственно, — отозвался Снегирьцов, уже изрядно взгоряченный возлияниями, заседание плавно перетекло в симпозиум. — А вам, коллега, не доводилось ли присоединяться к этим отрядам, должно быть много любопытного откроется пытливому уму…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Увы, нет, коллега, — опечалился г-н Московцев-Фулльман, — мне не было дано на то позволения от Его Высокоблагородия, шефа нашей славной жандармерии.

— Отчего же? Он мне показался милейшим человеком.

— Возможно, — скорбно ответил г-н Московцев-Фулльман, — но и в милейших людях встречаются черты ретроградства и косности.

— Это какие же? — чрезвычайно заинтересовался Снегирьцов.

— Его Высокоблагородие выкрестов не любит, — понизил голос коллега.

— Как неприлично, — повозмущался Снегирьцов для проформы, — а пойдемте, любезный коллега, да и поговорим с ним прямо сейчас!

— А пойдемте! Только куда?

— В Благородное собрание, он обязательно там будет!

В Благородном собрании сегодня было тихо и спокойно, а главное — ни малейших следов шефа жандармерии. Они перекинулись в карты с парой скучающих офицеров, причем Московцев-Фулльман продулся, а Снегирьцов выиграл полтора рубля. Офицеры предложили им поискать Его Высокоблагородие в домах терпимости, якобы тот любит “лично бдить за моралью общества”.

— Да, — сказал Снегирьцов, веселясь немало, — надо проверить, вы с нами, господа?

Господа с энтузиазмом согласились, но увы, неуловимого шефа они не нашли ни в первом, самом роскошном, заведении, ни даже во втором, славящимся своими цыганами.

— Богом клянусь, это никакие не цыгане, а переодетые армяне, — с пьяной страстью уверял Снегирьцова один из товарищей, кажется, Мишей его звали, их компания разрослась незаметно.

— Но если вы правы, мой любезный друг, то это же натуральный подлог, — поддерживал его Снегирьцов, даже отпустил груди прелестницы от возмущения и взмахнул рукой. Девка свалилась с его колен. — А впрочем… какая разница.

Он заглянул под стол:

— Ты не ушиблась, милая? Хватит там ползать, иди к папочке.

В третьем заведении Снегирьцов разрыдался, вспомнив вдруг о Сашеньке, такие его внезапно умиление и тоска пробрали, прямо мочи никакой терпеть не было. Он покинул чад и угар отвратного притона и вышел на улицу. Это был левый берег Дона, и легкие туманы здесь не пропадали никогда. Снегирьцов смотрел на луну в сиреневом гало и пытался сочинить стих Сашеньке, все повторял онемевшими от возлияний губами “прелестный идеал”, дальше вдохновение подводило.

Тут-то, на пороге третьего борделя, он и встретил Его Высокоблагородие.

— О чем вы плачете, Володенька, — участливо осведомился тот и приобнял его за плечи.

— Ах, Петр Николаевич, — всхлипнул Снегирьцов, доверчиво укладывая голову на богатырские стати собеседника, — радею я о судьбах отечественной науки…

Результатом всего этого явилось то, что на утро Снегирьцов обнаружил себя все на том же, левом берегу Дона, но уже изрядно в глубине привулканья. Яростно светило весеннее солнце, болела голова, и мир покачивался в такт шагу жандармского робота-поисковика. Он лежал на спине этого робота, слава богу, не под трубой. Под трубой свернулся магистр Московцев-Фулльман и болезненно ежился во сне, когда его накрывало паром.

— Изя, подвиньтесь, вас же обварит, — потормошил Снегирьцов г-на Московцева-Фулльмана.

— Не утруждайтесь, господин профессор, он снова приползет туда, уже оттаскивали.

Снегирьцов с достоинством обернулся, на краю крыла сидел рыжеватый молоденький жандарм.

— Я не профессор, а доцент. Владимир Александрович Снегирьцов, с кем имею честь?

— Поручик Мухоморенко! — бодро отрапортовал тот и подмигнул.

Робот слегка подпрыгнул, и Снегирьцова замутило.

***

Путешествовать было очень утомительно, в кабине было место только для пилота, а весь отряд (два рядовых, офицер и они с г-ном Московцевым-Фулльманом) сидел на золотистой, напоминавшей жучиную, спине робота и покачивался. Снегирьцову было как-то тошно, и он постоянно соскакивал, дабы извергнуть из себя вчерашний яд, и каждый раз неловко извинялся.