Эмиль и сыщики - Кестнер Эрих - Страница 8

Тут Эмиль увидел железную лестницу. Она шла вдоль всего дома до самой крыши. И он полез по ней. К счастью, он был хорошим гимнастом. Он лез и считал этажи. На пятидесятом этаже он отважился обернуться. Огромный дуб казался совсем крошечным, а стеклянная мельница была едва различима. Но - о ужас! -поезд и здесь ехал за ним: он полз вверх по дому. Эмиль лез все выше и выше. А поезд громыхал где-то рядом по железным перекладинам лестницы, словно это рельсы.

Сотый этаж, сто двадцатый, сто сороковой, сто шестидесятый, сто восьмидесятый, сто девяностый, двухсотый этаж:! Эмиль стоял на крыше и не знал, что делать. До него уже доносилось ржание лошадей. Он отбежал на другой конец крыши, вынул из кармана носовой платок и развернул его. Когда взмыленные лошади показались у края крыши, а за ними загромыхал поезд, Эмиль поднял платок над головой, словно парашют, и прыгнул в пустоту. Он услышал, как поезд крушил на своем пути домовые трубы... Потом Эмиль, видно, потерял на несколько секунд сознание.

И вот - плюх! - он приземлился на лужайке.

Он лежал с закрытыми глазами: ему хотелось поскорее уснуть и увидеть какой-нибудь хороший сон. Но так как он еще не чувствовал себя в безопасности, он кинул взгляд на небоскреб и увидел, что на крыше все двенадцать лошадей раскрыли зонтики. У сержанта Йешке вместо кнута тоже был уже зонтик в руке, и он погонял им лошадей. Они присели на задние ноги, рванулись вперед и прыгнули в пустоту. Поезд плавно спускался на лужайку и становился все больше и больше.

Эмиль снова вскочил на ноги и побежал по лужайке к стеклянной мельнице. Она была совсем прозрачна, и Эмиль увидел там свою маму, которая как раз мыла волосы фрау Аугустине. "Слава богу", - подумал он и вбежал через заднюю дверь в мельницу.

"Мамочка! - крикнул он. - Что мне делать?" "Что случилось, малыш?" спросила мама, продолжая намыливать голову.

"Погляди сквозь стену!"

Фрау Тышбайн поглядела и увидела, как лошади, а за ними поезд, приземлившись на лужайке, помчались во всю прыть прямо на мельницу.

"Так это же сержант Йешке!" - воскликнула мама и удивленно покачала головой.

"Он давно уже гонится за мной, словно бешеный".

"Почему?"

"Я на днях намалевал великому герцогу Карлу Кривощекому красный нос и черные усы на верхней губе".

"А кому же еще ты мог бы нарисовать усы?" - спросила фрау Аугустина и прыснула со смеху.

"Никому, фрау Аугустина. Но это еще полбеды. Главное, он требовал, чтобы я назвал имена тех, кто был со мной. А этого я ему ни за что не сказку. Это дело чести".

"Эмиль прав, - сказала мама, - но что же нам делать?"

"Включите-ка мотор, милая фрау Тышбайн", - посоветовала фрау Аугустина.

Мама Эмиля нажала на какой-то рычажок у стола, и крылья мельницы пришли в движение, а так как они были из стекла, они так засияли и засверкали на солнце, что слепило глаза. И когда лошади с поездом примчались к мельнице, они испугались, встали на дыбы и застыли на месте как вкопанные. Сержант Йешке ругался настолько громко, что это было слышно даже сквозь стеклянные стены. Но, несмотря на все его усилия, лошади не двигались с места.

"Ну вот, видите, теперь вы можете спокойно домыть мне голову, - сказала фрау Аугустина. - С вашим мальчиком ничего не случится".

Парикмахерша Тышбайн снова принялась за работу. А Эмиль сел на стул, который тоже был из стекла, и стал насвистывать какую-то песенку. Потом он громко рассмеялся и сказал:

"Как здорово все получилось! Если бы я знал, что ты здесь, я не лез бы вверх по этой проклятой лестнице".

"Надеюсь, ты не порвал свой костюм, - сказала мама, а потом спросила: Ты деньги-то не потерял?"

Эмиль вздрогнул и с грохотом упал со стеклянного стула.

Он проснулся.

Глава пятая

ЭМИЛЬ СХОДИТ НЕ НА ТОЙ ОСТАНОВКЕ

Когда Эмиль проснулся, поезд как раз отъезжал от станции. Во время сна он упал со скамейки и лежал сейчас на полу. Он страшно перепугался. Почему, он сам еще толком не понимал. Но сердце его ухало, как паровой молот. Он сел на корточки, но все еще никак не мог сообразить, где он, собственно говоря, находится. Потом, по частям, все вспомнил. Ну да, конечно, он же едет в Берлин. И уснул дорогой. Как тот господин в котелке... Эмиль рывком вскочил на ноги и прошептал:

- Его нет!

У него подогнулись колени. Чисто машинально он стал отряхать свой костюм. Естественно возникал вопрос: "Целы ли деньги?" Но этот вопрос внушал ему смертельный страх.

Он долго простоял, прислонившись к дверце купе. Он не решался пошевелиться. Вот там, напротив него, еще совсем недавно сидел и спал господин по имени Грундайс. И даже храпел. А теперь его нет. Конечно, все могло быть в полном порядке. Ведь даже некрасиво сразу подозревать худшее. Не должны же все люди ехать до вокзала Фридрихштрассе только потому, что он сам туда едет. И деньги наверняка лежат на месте. Куда им деться? Они ведь лежат в конверте. Конверт спрятан в кармане и далее приколот булавкой к подкладке. И Эмиль опустил руку в правый внутренний карман пиджака.

Карман был пуст. Денег не было!

Эмиль порылся в кармане левой рукой. Потом стал ощупывать пиджак снаружи правой. Но результат был все тот же: карман был пуст, деньги исчезли.

- Ай!

Эмиль выдернул руку из кармана, а в руке торчала булавка, та самая, которой он проткнул для страховки конверт с деньгами. В кармане ничего не было, кроме этой булавки, и теперь она вонзилась ему в указательный палец так глубоко, что потекла кровь.

Он обмотал палец носовым платком и заплакал. Конечно, не из-за того, что пошла кровь. На такие пустяки он вообще не обращал никакого внимания. Две недели назад он с разбегу врезался в столб и стукнулся так сильно, что искры из глаз полетели, вот и до сих пор у него еще шишка на лбу. Но тогда он и не думал плакать.

Плакал он из-за денег. Плакал он из-за мамы. И если какой-нибудь мальчишка этого не понимает, будь он хоть самый смелый, он ничего не стоит. Эмиль знал, сколько работала его мама изо дня в день, много месяцев, чтобы скопить для бабушки эти деньги и послать его в Берлин. Хорош сынок, ничего не скажешь! Едва он очутился в поезде, как уткнулся в угол, уснул, видел какой-то дурацкий сон и позволил первому встречному типу украсть деньги. Как же ему не плакать? Что ему теперь делать? Сойти на вокзале Фридрихштрассе и сказать бабушке: "Вот я и приехал. Но денег я тебе не привез, так и знай. Наоборот. Ты мне дай поскорее деньги на обратный билет в Нойштадт. Не по шпалам же мне идти?"